Несколько деревянных ступеней вели на первую площадку, где на одной из запертых дверей висела табличка, информирующая посетителей, что здесь была Старая библиотека — самая первая в университете — где некоторые книги, собранные первыми учеными, имели такую ценность, что были прикованы цепями к стенам. Маргарет редко проявляла интерес к церквам или другой старине; но сейчас поняла, что разглядывает листок, который ей дала женщина на входе:
Когда Мария стала королевой и Англия вернулась к римскому католичеству, архиепископ Кранмер и двое из его сподвижников, Латимер и Ридли, были осуждены в «Сент-Мэри» за ересь. Латимер и Ридли были сожжены на костре. Сам Кранмер, после того как официально покаялся, был возвращен в «Сент-Мэри» и осужден на смерть. Он сгорел на костре во рву у Баллиол-колледжа, держа высоко над пламенем в правой руке написанное им отречение…
Маргарет посмотрела на свою правую руку с пятном от чернил у основания пальца и подумала о мучительном искуплении, которое Кранмер искал и с радостью принял за свои прошлые слабости. Одна слезинка быстро скатилась по ее щеке, она вынула белую бумажную салфетку из сумки и промокнула глаза.
Лестницы — уже железные и без перил на двух последних площадках — вели на крышу к боковому пределу. Она почувствовала себя освеженной чистым воздухом, когда поднялась еще выше, к колокольне; мужчина с биноклем и развевающимися на ветру волосами как раз спускался по витой каменной лестнице, ведущей с верха.
— Не поднимайтесь слишком высоко! — любезно проинформировал ее он. — Сильно дует. И скользко. Будьте внимательны!
Поднявшись на вершину башни, на несколько секунд Маргарет испытала сильное головокружение от вида, открывшегося точно под ее ногами — черное железное кольцо, огораживающее выписанные золотом римские цифры на больших часах, украшающих северную сторону церкви. Но вскоре паника прошла, и она посмотрела прямо на Редклиф-Камера, потом левее на колледжи на Броуд-Стрит; потом на постройки на Бальол, там, где Кранмер сумел спасти свою душу в языках пламени; потом на голые деревья вдоль Сент-Джил, ведущей к северной части Оксфорда; и, наконец, на гигантский желтый кран, который стоял над крышей отеля «Хауорд» на Бэнбери-Роуд. Она сделала еще несколько шагов по крутой дорожке, ведущей к северо-западному углу башни, и тогда внезапно испытала какой-то порыв воодушевления и слезы снова блеснули в ее глазах, а ветер отбросил ее волосы назад. Она держала голову прямо с той радостной беззаботностью, как когда-то, когда была маленькой девочкой, и дождь лился на ее поднятое к небу лицо…
В одном месте ее совсем неподходящие и неудобные туфли соскользнули с дорожки и один человек, который стоял внизу, увидел, как черная сумка полетела на землю и упала почти вертикально в снежный сугроб под северо-западным углом башни.
Тридцать первая глава
Понедельник, бго января, после полудня
К тому, кто терпеливо ждет, все придет само, в том числе и смерть.
Ф.Г.Брэдли
Морс был недоволен и обеспокоен — это стало достаточно очевидно, пока они вдвоем сидели перед домом Бауманов в Чарлбери-Драйв. Они ждали десять минут, Морс сидел на водительском месте со все еще застегнутым ремнем безопасности и поглядывал через окно. Потом прошло еще десять минут, в течение которых Морс время от времени цокал языком и глубоко вздыхал с нетерпением и бессилием.
— Вы думаете, что она вернется? — спросил Льюис.
— Не знаю.
— Сколько будем ждать?
— Откуда я могу знать!
— Я только спросил.
— Слушайте, что я вам скажу, Льюис. Все в данном случае перемешалось в одну проклятую ужасную кашу!
— Ну, я этого не знаю, сэр.
— А надо бы знать! Не надо было глаз с нее спускать.
Льюис кивнул, но ничего не сказал; еще десять минут оба просидели безмолвно.
Но ни каких следов Маргарет Бауман не было.
— Что предлагаете делать, Льюис? — спросил, наконец, Морс.
— Думаю, что надо сходить на почту и посмотреть, может, найдем что-нибудь написанное Бауманом — что-то должно быть. Проверим, может кто-то из его коллег знает, где он или куда уехал, или что-то подобное.
— И хотите, чтобы кто-нибудь приехал посмотреть на труп, не так ли? Вы думаете, что это Бауман!
— Я просто хотел бы проверить, и это все! Проверить может это не Бауман, если так вам больше нравится. Но мы все еще ничего не сделали, сэр, для идентификации трупа.
— И вы хотите мне сказать, что это уже поздно делать!
— Да, сэр.
— Хорошо! Давайте сделаем так, как вы хотите. Потеря времени, но… — Почти зарычал он.
— У вас все в порядке, сэр?
— Разумеется, что не все в порядке! Не видите, что я умираю без сигареты, человече?
Посещение почты не дало информации, которой они еще не знали бы. Том Бауман работал в четверг, пятницу и субботу после Рождества, потом еще взял одну неделю отпуска. Он должен был явиться на работу сегодня, бго января, но все еще никто его не видел, и не имел известий от него. Он был тихим, точным и методичным человеком, который работал здесь на протяжении шести лет. Никто не знал хорошо его жену Маргарет, но при этом все знали, что она работает в Оксфорде и уделяет достаточно внимания своей одежде и внешности. В личном досье Баумана нашлись два письма, написанные им: первым было заявление о приеме на работу на Почту, а второе касалось его пенсионной страховки. Очевидно, что с течением времени каллиграфические способности Баумана немного усовершенствовались, но имелись достаточные доказательства — если их вообще кто-либо искал — что письмо, которое этим утром Маргарет вынула из своей сумки, было и правда написано ее супругом. Это смог рассказать им мистер Джийкок, услужливый и очень осведомленный начальник почты. И он не имел ничего против, чтобы один из коллег мистера Баумана съездил с полицейскими служащими в Оксфорд, и попробовал идентифицировать труп.
— Будем надеяться, что это не Том! — сказал он, когда Морс и Льюис выходили из его маленького кабинета.
— Я, правда, думаю, что вам не о чем тревожиться, сэр, — сказал Морс.
Как всегда, автомобили, двигавшиеся непосредственно за ними, сбрасывали скорость до допустимой величины; и когда полицейская машина вместе с мистером Фредериком Норисом, сортировщиком почты Ее Королевского Величества в Чиппинг-Нортоне, выехала на двухполосное шоссе после Бленхайм-Палас, сзади образовалась огромная колонна средств передвижения. Морс, который сказал Льюису, чтобы тот воспринимал вещи спокойнее, просидел молча весь обратный путь, поэтому и Льюис был молчалив. В нижнем конце Вудсток-Роуд он повернул направо в узкую улочку перед больницей Редклиф и остановился на стоянке для машин скорой помощи перед моргом, куда был перевезен обнаруженный в пристройке «Хауорда» труп. Норис вышел из машины, которая объехала его сзади.
— Вы пойдете, сэр? — спросил Льюис. Но Морс покачал головой.
Фред Норис несколько секунд стоял как вкопанный, а после — к удивлению Льюиса — медленно кивнул, причем его собственное лицо было даже бледнее, чем кожа мертвеца, покрытая синими отеками. Царило полное молчание, но когда сотрудник морга накинул обратно белое покрывало, Льюис любезно и с пониманием положил руку на плечо Нориса, а потом вывел его из мрачного здания на свежий январский воздух.
Какая-то скорая только что остановилась перед полицейской машиной, и Льюис, который договаривался с Норисом о времени оформления официальных показаний, увидел как водитель скорой медленно вышел и сказал что-то одному из носильщиков у входа для срочных случаев. Из-за отсутствия суеты Льюис предположил, что вероятно привезли какую-то капризную восьмидесятилетнюю старушку на ее регулярную еженедельную физиотерапию. Но внезапно открылись задние дверцы, и оказалось, что это тело женщины, покрытое красным одеялом; видны были только ее ноги без обуви. Льюис подошел к полицейской машине с замирающим сердцем и увидел Морса (тот был все еще в неведение относительно результатов опознания, Льюис только собирался их сообщить), который показывал ему на скорую.
