Форейкер кивнула. В следующее мгновение у нее вырвался резкий выдох. Турвиль обернулся к ней.

– «Альфанд» только что поднял бортовые гравистены. «Дюшенуа» и «Лавалетт» тоже. Похоже, что вся эскадра гражданина адмирала Хеемскерка только что изготовилась к бою.

– Понятно, – Турвиль выдавил улыбку, – видимо, сообщение гражданина адмирала более срочное, чем я предполагал.

Он оглянулся на флагманский мостик, и в глазах Эверарда Хонекера прочел понимание. Народный комиссар промолчал. Да и что тут было говорить.

Форейкер продолжала барабанить по клавиатуре, видимо уточняя какие-то данные, хотя теперь все это уже не имело никакого значения. Даже возникни у Турвиля искушение не выполнить приказ, который, как он прекрасно знал, собирается отдать Хеемскерк, это бы ничего не дало. Эскадра Хеемскерка находилась в полной боеготовности. В такой ситуации попытка поднять гравистены или активировать системы вооружения была равносильна самоубийству.

– Я буду говорить с ним из командирского кресла, – сказал он офицеру связи.

В конце концов, скрывать плохие новости от экипажа тоже не имело смысла.

– Есть, гражданин адмирал, – ответила Фрейзер.

Турвиль, заняв свое место, коснулся кнопки на подлокотнике. На дисплее появилось одутловатое, с двойным подбородком лицо гражданина контр-адмирала Космического флота Госбезопасности Аласдайра Хеемскерка.

Турвиль заставил себя улыбнуться.

– Добрый день, гражданин адмирал. Чем могу служить?

– Гражданин адмирал Турвиль, – ответил Хеемскерк невозмутимо официальным тоном, – согласно приказу гражданина Председателя Сен-Жюста тебе надлежит незамедлительно подняться на борт моего флагмана.

– Мы куда-нибудь направляемся? – спросил Турвиль, чувствуя, как ладони его покрываются потом. Странно: ужас боя никогда не оказывал на него такого воздействия.

– Мы возвращаемся в Новый Париж, – невозмутимо сообщил ему Хеемскерк, – чтобы расследовать степень твоей причастности к заговору гражданки Секретаря Мак…

Звук и изображение отключились. Турвиль заморгал: что такое?

– Господи Иисусе! – вскричал кто-то за спиной. Турвиль развернул кресло и, не веря своим глазам, уставился на главный обзорный монитор.

На фоне бархатной черноты глубокого космоса вспухли двенадцать ослепительно сверкающих шаров, огромных и таких ярких, что на них больно было смотреть даже сквозь фильтры дисплея. Но он смотрел, а потому заметил еще одну группу пульсирующих огоньков, на значительно большем удалении. Деталей было не различить, но, похоже, взрыв соответствовал местонахождению эскадры Госбезопасности, надзиравшей за флагманом Хавьера Жискара.

Лестер Турвиль заставил себе вернуть взгляд к тающим шарам плазмы, в которые превратилась эскадра гражданина Хеемскерка. На мостике воцарилась мертвая тишина. Турвиль тяжело сглотнул.

И тут тишина была нарушена. Шэннон Форейкер подняла голову от пульта, с которого она только что отправила по тактической сети совершенно невинную с виду команду одной из бесчисленных оперативных программ, которые загружала на корабли Двенадцатого флота на протяжении тридцати двух стандартных месяцев.

– Ой! – сказала она.

Сен-Жюст расправился с очередным отчетом и приложил большой палец к сканеру. Утро выдалось продуктивным, подумал он, сверившись со временем, и не только для него.

Керсейнт творил чудеса на дипломатическом фронте. Он уговорил мантикорцев провести первый раунд предварительных переговоров здесь, в Новом Париже, и три дурака, присланных бароном Высокого Хребта, увязли в бесконечных дискуссиях относительно формы стола для будущих совещаний. Гражданин Председатель позволил себе издать смешок и покачал головой.

При таких темпах приблизиться к серьезному вопросу можно было разве что за полгода, и его это вполне устраивало. Все шло замечательно. Правда, поначалу многие в Республике впали в уныние, заговорили даже о «капитуляции» (именно так преподносили случившиеся манти и межзвездные службы новостей), но скоро до всех дошло, что враг больше не захватывает системы Республики, как ему заблагорассудится.

А тем временем Народный флот – точнее, те объединенные военные силы, которые переваривали старый кадровый состав под командованием БГБ, – уже делали первые успехи в разработке приемов противодействия новому вражескому оружию. Или, во всяком случае, снижения его эффективности. Тейсман как раз собирался выступить по этому поводу на кратком совещании, проводимом еженедельно по средам, и Сен-Жюст мысленно поздравил себя с еще одним достижением. Гражданин адмирал оказался настоящей находкой. Его назначение успокоило часть кадровых офицеров, он был напрочь лишен политических амбиций и отлично понимал, что остается командующим флотом метрополии и живым человеком лишь до тех пор, пока устраивает Сен-Жюста.

А когда сюда доставят Турвиля с Жискаром, он, Сен-Жюст, сможет наконец связать все оборванные ниточки и заняться настоящей чисткой…

Вселенная качнулась, точно обезумев.

Ничего подобного Сен-Жюст никогда не испытывал. Только что он сидел в кресле, а миг спустя, не понимая, как это произошло, оказался под столом. Взрыв громыхнул так, что, несмотря на звукоизоляцию кабинета, у Оскара чуть не лопнули барабанные перепонки. Вселенная всколыхнулась снова. И еще раз. Каждый толчок сопровождался оглушительной какофонией звука.

Цепляясь за письменный стол, он с трудом – помещение беспрерывно сотрясали толчки, хотя теперь меньшей силы, – поднялся на ноги и закашлялся. Пыль поднималась снизу, не иначе как от ковра, падала сверху, с потолка, мысленно фиксировал он, удивляясь, что после такой встряски его мозг еще способен к умозаключениям. Некоторое время он пребывал в ступоре, заворожено пялясь на дрейфующую в воздухе пыль.

Новый удар вырвал его из полузабытья. Этот толчок был слабее предыдущих, но он повторился как минимум дюжину раз, а потом Сен-Жюст услышал гудение пульсеров и смертоносный свист трехствольников и понял, что означали эти удары. Штурмовые шаттлы делали проломы в стене и расширяли их, чтобы могли ворваться десантно-штурмовые группы.

Бросившись к письменному столу, он рывком выдвинул ящик, схватил хранившийся там на всякий случай пульсер и помчался к выходу. Он не понимал, что происходит, но полагал, что надо сначала отсюда выбраться, а уж потом…

Дверь исчезла в облаке щепок за миг до того, как он успел до нее добраться. Силой взрыва его отшвырнуло назад, и он распластался на полу. Оружие с глухим стуком ударилось о стену и покатилось по ковру. Сен-Жюст привстал на четвереньки, потряс головой. Все лицо было в крови из-за впившихся щепок и заноз, но ему было не до того. Весь мир сосредоточился для него на пульсере, до которого следовало доползти во что бы то ни стало. Взять оружие, подняться на ноги и бежать к скрытой за кабинетом его секретаря шахте секретного лифта, который поднимет его к ангару на крыше башни.

Прямо перед ним на пол со стуком опустилась нога, и он замер, узнав черный, как сажа, синтетический сплав боевой брони. Его взгляд поднялся сантиметров на двадцать пять выше уровня головы и остановился, сфокусировавшись на стволе импульсного ружья военного образца.

Не понимая, что происходит, он приподнялся на колени, отстраненно прислушиваясь. Появились еще чьи-то ноги, с треском и грохотом топча обломки мебели его разгромленного кабинета. Из приемной валил дым, доносились вопли и звуки выстрелов из всех видов ручного оружия, но шаги перекрывали все, как будто их звук проникал в его мозг, минуя уши. Теперь вторгшихся стало трое – двое в боевой броне и один во флотских ботинках.

Загудели сервомоторы экзоскелета, рука в боевой броне, ухватив Сен-Жюста за ворот, без труда – и без лишней грубости – поставила Председателя на ноги. Он утер кровь с лица и заморгал, пытаясь прояснить зрение. На это ушло несколько секунд, а когда зрение восстановилось, Сен-Жюст остолбенел, обнаружив перед собой Томаса Тейсмана.

По бокам гражданина адмирала стояли четыре бронированных пехотинца. При виде импульсного пистолета в руке Тейсмана глаза Сен-Жюста сузились. То был собственный пистолет гражданина Председателя, который он только что выронил. Пальцы Сен-Жюста сжались, словно пытаясь обхватить рукоять оружия, которого у него больше не было.