Письменность потребует больших усилий, им придется осознать не только концепцию «слова», но и, грубо говоря, соответствие топографической карты и изображенной местности, научиться видеть ассоциации между неодушевленными символами и реально существующими объектами, зато если они справятся…

– Если они справятся, то диапазон общения с ними фантастически расширится, – закончила за нее Хонор.

– Вот именно, ваша светлость! – воскликнула Ариф, глядя на Нимица горящим взором человека, которому не терпится приступить к делу. – Немногим лингвистам выпадала удача найти способ общения с другим биологическим видом. Мне повезло, я работала с медузианами. Теперь ваша светлость предоставляет мне возможность решить не менее грандиозную задачу, и я заверяю вас: если эта задача вообще имеет решение, оно будет найдено.

Хонор удовлетворенно откинулась в кресле, глядя на огромный, покрытый снежно-белой скатертью стол, накрытый для званого обеда.

Большую часть утра она провела у «Сильвермана», обсуждая свое новое детище с техническим персоналом и своим новым бортинженером Уэйном Александером (с лордами Александерами из Белой Гавани в родстве отнюдь не состоявшем). Не без горечи – похоже, у нее появилась привычка называть корабли именами погибших – она решила дать новому кораблику имя «Джейми Кэндлесс». Зато к ее радости по поводу самого корабля никакая горечь не примешивалась.

Она понимала, как ей повезло с Александером, но знала, что и сам инженер в восторге от предложенной работы.

Александер бежал вместе с ней с Аида, причем, судя по спискам заключенных, из всех беглецов отбыл там самый долгий срок. Разумеется, он охотно уступил бы эту честь кому-либо другому, но прошлое не изменить, и ему оставалось лишь носить звание «старейшего беглеца».

Вдобавок он был не военнопленным, а «врагом народа», гражданским специалистом, арестованным и осужденным за критику «Акта о сохранении технической информации» от 1778 года эры Расселения, объявившего результаты творческой деятельности инженеров и конструкторов «народным достоянием». К тому времени акт действовал уже семьдесят лет, и, наверное, ни для кого не составляло секрета, что отсутствие личной заинтересованности научного персонала в результатах своего труда, разросшийся «околонаучный» бюрократический аппарат и прямое вмешательство политических назначенцев в процесс выбора исследовательских приоритетов отнюдь не способствовали научно-техническому прогрессу. Ошибка Александера – с которым никто не спорил ввиду самоочевидности аргументов – заключалась в том, что он выступил с заявлением по этому поводу открыто, на Общереспубликанской профессиональной конференции.

Проведя семьдесят лет на тюремной планете, он, не озлобившись как личность, проникся глубокой ненавистью к политическому строю Народной Республики. Естественным выбором в такой ситуации был переход на сторону Альянса, однако Уэйн был сугубо гражданским инженером. Да, и – существенная деталь – хотя к моменту ареста он был одним из лучших специалистов в Республике, семь десятилетий тюрьмы вылились в ощутимое отставание. Предложение Хонор открыло для него возможность оптимального приложения сил: он дни и ночи пропадал у «Сильвермана», вникал во все мельчайшие детали и явно смотрел на «Джейми» как на собственное детище… впрочем, если Хонор будет вести себя как хорошая девочка, ей тоже дадут поиграть.

Рассмеявшись, она вытерла губы салфеткой. МакГиннес и мистрис Торн, как всегда, превосходно справились со своей работой. В конце концов, если ты невероятно богата и имеешь столовую размером с ангар для бота, почему бы и не развлечься, устроив званый обед?

И, если быть до конца точной, на уме у нее были вовсе не развлечения.

Полагая, что совместные трапезы способствуют сплочению коллектива, Хонор еще в бытность действующим командиром приглашала к столу подчиненных и не видела причин изменять этой традиции, работая в Академии и ВТК. Правда, ей постоянно приходилось отрываться и от работы, и от всего остального, отдаваясь на волю медиков. Не так давно они с Нимицем оба подверглись хирургической операции, которая прошла вполне удачно. За последние пятнадцать лет Хонор притерпелась к медицинским процедурам и почти смирилась со своей неспособностью к регенерации. Конечно, было бы здорово просто вырастить заново лицевые нервы и руку, но что толку мечтать о невозможном? Достаточно и того, что современные методики позволяли ей практически сразу после операции возвращаться к работе. До эры Расселения о такой скорости восстановления работоспособности медикам не приходилось и мечтать.

Конечно, это не сокращало срок адаптации, разве что позволяло начать ее пораньше. И, слава богу, отец оказался прав: на этот раз привыкание к новым нервам и глазу идет быстрее.

При этой мысли уголок ее рта дернулся, и впервые за тридцать четыре стандартных месяца она почувствовала, как шевельнулась и левая половина губы, а на левой щеке появилась ямочка. Ощущение это после неимоверно долгого отсутствия каких бы то ни было ощущений, связанных с этой половиной лица, показалось неестественным. Контраст между тем, как действовали настоящие и вживленные нервы, лишь усиливал это впечатление. Но так или иначе, лицо ее стало живым, и на этот раз, в отличие от прошлого, ей не пришлось неделями учиться контролировать самопроизвольные сокращения мимических мышц. Правда, управлять мускулами левой стороны лица ей пока удавалось лишь с помощью сознательных усилий, но и это несказанно радовало. Естественность и непроизвольность восстановятся достаточно скоро, а пока хорошо и то, что не пришлось осваивать с нуля искусство управления собственным лицом.

Если быть честной, то, демонстрируя перед матерью оптимизм, Хонор полагала, что отец ее только утешает, и адаптация будет не намного легче, чем в первый раз. Она слишком хорошо помнила, каково ей тогда было, и боялась разочарования. Однако предсказания Альфреда полностью сбылись, и теперь она отчасти испытывала чувство вины перед отцом – за то, что усомнилась. Новый глаз функционировал почти безупречно, если не считать незначительной визуальной дезориентации, связанной с недоработкой программ самокоррекции и соотнесения яркости, контрастности и цветовосприятия естественного и искусственного глаза. Но и в этом отношении наблюдался прогресс, хотя она еще не приступила к освоению новых возможностей глаза. Сначала требовалось привыкнуть к нему и сжиться со стандартными функциями, а потому дополнительные функции оставались отключенными – до поры. Все сразу все равно не освоить, а ей ведь приходилось уделять внимание и новой руке.

При мысли о ней Хонор непроизвольно скорчила гримасу. Конечно, она радовалась тому факту, что у нее наконец появился протез, но постоянно напоминала себе, что только начинает учиться пользоваться им. Делать это приходилось часто, очень часто… собственно, всякий раз, когда чертово устройство широким взмахом врезалось в дверной косяк или дергалось, реагируя на команды, которых ему никто не отдавал. Такая несуразная неуклюжесть (пусть это была в конечном счете и не ее личная неуклюжесть) могла довести до бешенства кого угодно, особенно женщину, которая десятилетиями совершенствовалась в боевых искусствах. Хорошо еще, что программой были предусмотрены ограничительные и блокирующие команды. Хонор прибегала к ним нечасто, поскольку ей требовалось как можно скорее привыкнуть к ощущению новой руки и научиться контролировать ее, но, когда требовалось, она могла обездвижить конечность и ходить с рукой на перевязи, не подвергая соседей опасности случайного удара. Еще один уровень блокировки ограничивал подвижность руки реакцией лишь на сознательно отданные команды. В целом программный пакет предлагал гибкую, многоуровневую систему блокировки, но, несмотря на несомненные преимущества данного усовершенствования с точки зрения сиюминутного удобства, Хонор вовсе не была уверена в том, что пользы от него больше, чем вреда. Она опасалась поддаться искушению прибегать к помощи слишком часто. Даже хуже, она уже несколько раз ловила себя на попытке прибегнуть к блокировке без крайней необходимости – под благовидным предлогом того, что необходимость постоянного, сознательного контроля над протезом отвлекает ее от кучи неотложных дел. Хорошо еще, что, сознавая опасность данного искушения, Хонор осознанно ему противилась. А еще больше ее смущала возможность того, что она, чего доброго, остановится, достигнув «удовлетворительной» степени контроля, и не станет стремиться к совершенству.