Вообще, складывается впечатление, что «достойным противником» для немцев «средний советский летчик» в конце войны стал не столько благодаря улучшению подготовки вновь направляемых на фронт пилотов, сколько благодаря тому, что в 1944—1945 гг. стало гораздо больше, чем раньше, шансов уцелеть у тех пилотов, которые начали воевать до 44-го и которые, соответственно, уже успели к этому времени набраться опыта. С одной стороны, эти шансы увеличивало достигнутое к 44-му громадное количественное превосходство советской истребительной авиации – в сочетании с обыкновением немцев набрасываться в первую очередь на неопытных пилотов. С другой – то, что в 44-м резко понизился (и стал не лучше, а может быть, даже хуже, чем у советского) уровень выучки молодого немецкого пополнения: для того чтобы дать ему столько же часов налета, сколько давали раньше, у немцев уже не хватало бензина. Летом 1944 г. в 9-й, например, отряд III группы 52-й истребительной эскадры люфтваффе приходило, по свидетельству его тогдашнего командира Э.Хартманна, «множество молодых пилотов, имевших налет менее 60 часов, причем на Ме-109 они летали менее 20 часов. Им приходилось совершать боевые вылеты, имея только основную подготовку»...¹⁹⁷ В результате у уцелевших к 44-му советских летчиков-истребителей – даже и у начавших воевать только в 43-м, – стало гораздо больше, чем раньше, шансов продолжать набираться опыта и совершенствовать свое боевое мастерство. За счет этого увеличения прослойки опытных воздушных бойцов и повысился, как представляется, в 1944—1945 гг. средний уровень подготовки советских летчиков-истребителей...

Заслуживает внимания и мнение немецких экспертов, согласно которому подготовке в СССР полноценных летчиков-истребителей мешала сама атмосфера советской жизни 30-х – 40-х гг. с ее культом коллективизма и пренебрежением к человеческой индивидуальности. «У человека, привыкшего думать и действовать как все, – отмечал, например, В.Швабедиссен, – отсутствует гибкость ума, крайне необходимая для настоящего воздушного бойца»¹⁹⁸. В самом деле, воздушный бой с его мгновенными изменениями обстановки то и дело требует от летчика-истребителя принимать – причем в считаные секунды, а то и доли секунды! – самостоятельные решения, многие из которых не предусматриваются никакими уставами и наставлениями. А указания на «отсутствие творческого мышления», «инертность», «недостаток инициативы» и «склонность к коллективным действиям» как на черты, присущие пилотам советской истребительной авиации вплоть до 45-го, у немецких авиационных командиров-фронтовиков являются общим местом...¹⁹⁹ Еще в 43-м «способность русских пилотов грамотно действовать в групповом бою чрезмерно зависела от командира, подготовка и храбрость которого определяли весь рисунок, характер и результат воздушного сражения»; то же отмечали немцы и в 1944—1945 гг.²⁰⁰.

Наконец, меньшую эффективность советской истребительной авиации определяло то обстоятельство, что ее материальная часть была, как правило, менее совершенна, чем немецкая.

Прежде, чем перейти к анализу этого аспекта проблемы, напомним, что советские ВВС применяли на фронте практически исключительно одномоторные истребители. На двухмоторных Пе-3 и Пе-3 бис воевал лишь один из сотен истребительных авиаполков – 95-й, с сентября 1941 г. по март 1942-го входивший в состав 6-го истребительного корпуса ПВО, а затем – в состав ВВС Северного флота. Абсолютное большинство самолетов истребительной авиации люфтваффе, сражавшихся на советско-германском фронте, также были одномоторными. Двухмоторные «Мессершмитт Bf110» и «Юнкерс Ju88» (в модификации ночного истребителя) использовались в ограниченных количествах; кроме того, Bf110 выполняли функции не столько истребителей, сколько бомбардировщиков и штурмовиков. Поэтому ниже мы будем говорить исключительно об одномоторных машинах.

Прежде всего укажем, что вплоть до конца 1942 г. абсолютное большинство машин советской истребительной авиации было в принципе не приспособлено к воздушным боям Второй мировой войны, ибо не располагало радиосвязью. Управлять своими подчиненными в воздухе абсолютное большинство командиров групп могло лишь эволюциями своего самолета (покачивая крыльями и т.п.), жестикуляцией или по принципу «делай, как я». И в том, и в другом, и в третьем случае подчиненные должны были хорошо видеть машину командира, т.е. держаться в непосредственной близости от него. А это фактически исключало возможность применения единственно эффективной для того времени тактики группового боя – основанной на взаимодействии самолетов в паре, пар, четверок и т.д. Ведь эти самолеты, пары, четверки и т.д. должны были находиться на значительном расстоянии друг от друга, чтобы иметь возможность сражаться на больших скоростях, позволявших, в свою очередь, сохранять инициативу в бою. Не зря директива командующего ВВС Красной Армии от 7 июля 1943 г. требовала «в истребительных частях радио считать таким же оружием, как пушка и крупнокалиберный пулемет!²⁰¹

Несомненно, отсутствие радиосвязи было одной из причин, по которым советские истребители долго сохраняли приверженность плотным боевым порядкам, где летчику приходилось следить не столько за воздушной обстановкой, сколько за тем, чтобы не врезаться в соседнюю машину (и, значит, подвергаться опасности прозевать атаку противника), а маневрировать медленно и неуклюже... Отсутствие радиосвязи не позволяло также обмениваться информацией об обстановке – и, в частности, предупреждать друг друга об опасности. Показателен эпизод, когда 13 июля 1941 г. над аэродромом Шонгуй близ Мурманска капитан Г.Шашке из штабного звена 76-й истребительно-бомбардировочной эскадры (Zerstцrergeschwader) сбил сразу три И-16 из 145-го истребительного авиаполка 1-й смешанной авиадивизии ВВС 14-й армии Северного фронта²⁰². Находившиеся на аэродроме советские авиаторы прекрасно видели, как двухмоторный «мессер» заходит в хвост взлетающему звену, но предупредить лейтенанта В.Г.Ишакова и младших лейтенантов В.Г.Макарова и И.И.Шумеева не могли ввиду отсутствия на их самолетах радиостанций... В конечном счете отсутствие радиосвязи было одной из главных причин колоссальных потерь советской истребительной авиации в годы войны!

Отсутствие радиосвязи не позволяло также наводить истребители, находившиеся в воздухе, на цель, создавая им те же тактические преимущества, что и немцам. Последним с земли сообщали не только координаты советских самолетов, но и метеообстановку в этом районе. В результате, вспоминал Э.Хартманн, «мы могли [...] выбирать для своих атак наилучшую высоту и позицию [т.е. опять-таки захватывать инициативу в бою! – А.С.]»²⁰³. А в случае необходимости немцы быстро наращивали свои силы, вызывая в район боя по радио подкрепление за подкреплением...

Еще раз подчеркнем, что в 1941—1942 гг. в столь невыгодном тактическом положении оказывалось абсолютное большинство советских летчиков-истребителей! На «ястребки» довоенного выпуска – И-16, И-153 и И-15 бис – радиостанции начали ставить лишь в 1940—1941 гг., да и то не на все. Теоретически из примерно 8000 машин этих типов²⁰⁴, имевшихся в строевых истребительных авиачастях к началу войны, радиосвязью могли обладать до 20% (от 1238 до 1302 И-153 и порядка 150 И-16 типов 24, 28 и 29²⁰⁵). Однако в действительности радиофицированных «ишаков» и «чаек» было меньше: довоенная советская радиоаппаратура была настолько несовершенна, что в частях ее нередко демонтировали как бесполезный груз и отправляли на склад... А на И-15 бис радиостанции не ставили никогда. Из истребителей, строившихся в 1941-м, радиосвязь имело большинство ЛаГГ-3 и МиГ-3²⁰⁶, но Як-1 радиостанциями тогда вообще не оснащались; они стали получать их только зимой 1942-го, начиная с 52-й серии. Весной – летом 1942 г. радиостанции устанавливались сначала на 10% вновь выпускаемых Як-1, затем на 20% и, наконец, на 33% (на каждом третьем самолете)²⁰⁷; по-видимому, так же обстояло дело и со строившимися тогда Як-7. Но во фронтовых частях удельный вес радиофицированных «ястребков» в это время был значительно меньше. Так, 1-я воздушная армия Западного фронта в июле 1942 г. располагала четырьмя истребительными авиадивизиями (т.е. не менее чем 12 полками) – однако радиостанциями в ней были оборудованы лишь машины 18-го гвардейского истребительного авиаполка, да и то лишь примерно на 80%²⁰⁸. Полностью радиофицированы были в то время лишь истребители английского и американского производства – «Харрикейны», «Томагауки» и «Киттихауки». И только 20 августа 1942 г. вышло постановление Государственного Комитета Обороны об оснащении радиостанциями всех вновь выпускаемых истребителей.