Да и 7—8 классов советской школы 20—30-х гг. – которая только в 1932—1934 гг. отказалась от «революционных» экспериментов вроде бригадного метода обучения, отмены требований заучивать теоретический материал, учебников, экзаменов и прочего «наследия царской школы» – очень часто были лишь фикцией неполного среднего образования. «Даже лица, формально имеющие 7-летку, – отмечал, например, в 1933 г. начальник Главного управления и (sic!) военно-учебных заведений РККА Б.М.Фельдман, – фактически имеют очень низкие знания»; «большое количество формально окончивших 7 и больше классов средней школы, а фактически не обладающих достаточной и удовлетворительной подготовкой» было принято в советские военные школы и в 1935-м6. «У нас имеются инженеры, техники, – констатировал весной 1936 г. И.П.Уборевич, – которые не знают, под каким соусом едят термодинамику, не знают простых дробей, потому что в средней школе черт знает что делалось»...7
Поэтому и военное образование, полученное многими советскими авиационными командирами Великой Отечественной, оказывалось зачастую тоже лишь формальным. «Наши слушатели всех академий, – отмечал 9 декабря 1935 г. на заседании Военного совета при наркоме обороны К.Е.Ворошилов, – воют, что им такими темпами преподают, что они не успевают воспринимать, и поэтому движение вперед идет на холостом ходу». Ведь мы, пояснил нарком, «принимаем людей неподготовленных», вот они и «не успевают переваривать то, что им дают»...8 Отсутствие привычки к умственной работе мешало не только усваивать знания, но и применять их на практике. Закономерный результат такого положения дел зафиксировал в феврале 1941 г. германский военно-воздушный атташе в СССР Г.Ашенбреннер: «Командование советских ВВС косно [...]»9.
В значительной степени эта нехватка в довоенном СССР общей культуры была обусловлена объективными причинами – более поздним по сравнению с Западом началом промышленной революции в России, более поздним началом распространения всеобщей грамотности (если в Пруссии всеобщее начальное образование было введено в XVIII в., то в нашей стране – лишь в 1930 г.). Но была и субъективная причина – социальная политика большевицкого руководства 20-х – середины 30-х гг., являвшаяся фактически политикой деинтеллектуализации вооруженных сил. Конечно, такой задачи сознательно никто не ставил, наоборот, власти на каждом шагу подчеркивали важность образования, необходимость овладения разносторонними знаниями. Однако на практике получалась именно деинтеллектуализация: ведь на протяжении многих лет (отказываться от этого стремления начали лишь в 1933 г., а окончательно отказались в 1936-м) военно-учебные заведения целенаправленно стремились укомплектовать теми, кому и знаниями и умением их применять овладеть было труднее всего – рабочими и крестьянами, т.е. лицами с совершенно недостаточным уровнем общего образования. Охарактеризованный нами выше ужасающий средний общеобразовательный уровень советских курсантов-авиаторов образца 1933 года и был платой за их «ценный по своим социальным и партийным признакам состав»: рабочих и крестьян – 96,5% (рабочих – 79,4%), коммунистов и комсомольцев – 98,2% (коммунистов – 80,5%)10. А сколько способных и подготовленных кандидатов в летные школы было еще на рубеже 30-х и 40-х гг. отбраковано по социально-политическим мотивам пресловутыми мандатными комиссиями?
Неизбежным следствием этого курса на «орабочивание командных кадров» стало снижение уровня требовательности при подготовке командиров и военных инженеров. Ведь иначе малограмотным курсантам и слушателям – которые, однако, «по социальному и партийному положению могли бы стать хорошими командирами [sic! – А.С.]»11 – просто не удалось бы окончить военную школу или академию! «В военных академиях и училищах отмечается низкая требовательность, имеет место завышение оценок»12, – констатировала еще в мае 1940 г. комиссия секретаря ЦК ВКП(б) А.А.Жданова.
В итоге Красная Армия – которую только в октябре 1939 г. перестали официально именовать Рабоче-Крестьянской Красной Армией – и воевала «по рабоче-крестьянски».
Здесь нам укажут, что большевицкое руководство просто не могло комплектовать командный состав вооруженных сил и летно-подъемный состав ВВС лицами с хорошим общим образованием, но «социально чуждыми» – иначе ему не удалось бы обеспечить лояльность армии. Действительно, в ситуации, когда политика перекройки всей жизни России по марксистской схеме ущемляла интересы большинства населения страны – крестьянства, городских средних слоев, интеллигенции, – другого выхода у большевицкого руководства не было. Что ж, тем с большей уверенностью мы можем утверждать, что затеянный большевиками в 1917 г. грандиозный социальный эксперимент стал одной из главных причин недостаточной эффективности действий советских ВВС в Великой Отечественной войне.
Примечания
1Цит. по: Тимофеев А.В. Покрышкин. М., 2003. С. 138.
2 Два очага опасности. (Выступление командующего Белорусским военным округом командарма I ранга И.П.Уборевича на совещании в Западном обкоме ВЛКСМ в 1936 г.) // Военно-исторический журнал. 1988. № 10. С. 42.
3 Цит. по: Соколов Б. Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи. Мн., 2000. С. 225.
4 Подсчитано по: Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 62. Оп. 3. Д. 81. Л. 116.
5 Там же. Д. 74. Л. 217.
6 Там же. Д. 17. Л. 142; Д. 189. Л. 2.
7 Два очага опасности. С. 43.
8 РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 94.
9 Цит. по: Гиленсен В.М. Фатальная ошибка. Роль немецкой разведки в принятии А.Гитлером решения о нападении на СССР // Военно-исторический журнал. 1998. № 4. С. 32.
10 Подсчитано по: РГВА. Ф. 62. Оп. 3. Д. 81. Л. 116.
11Там же. Д. 178. Л. 64.
12 Готовил ли СССР превентивный удар // Военно-исторический журнал. 1992. № 1. С. 16.
