Во второй части, безусловно, есть эффектные сцены: драка Нео с сотней агентов или гонки на шоссе, когда Морфеус разрубает джип самурайским мечом. В эти моменты зрители несколько приободряются, но когда начинаются долгие пафосные, малопонятные рассуждения на тему «Быть или не быть», «Зачем я здесь?» и т. д., зрители вянут. Подросткам совершенно неинтересен мучительный нравственный выбор Нео между подружкой Тринити и оборванцами Зеона. Они уходят с «Перезагрузки» разочарованными. У старших товарищей-программистов в зависимости от уровня общегуманитарной образованности — ощущения двоякие. Эмоциональный ребенок, живущий в них, разочарован однозначно. Пытливый взрослый, которому охота разобраться в навороченной киберпанковской метафизике «Матрицы», — удовольствия тоже не получает, но заинтригован и ждет разгадок в последней части.
Последняя часть — «Матрица. Революция» — разочаровала уже решительно всех. Нео лежит в коме, а его виртуальная ипостась, застрявшая где-то между мирами на стерильной железнодорожной платформе, беседует с семейством индусов, которые на самом деле — компьютерные программы. Затем друзья, вооружившись до зубов и устроив во французском ресторане впечатляющую мексиканскую дуэль, находят способ вызволить Нео. Он вновь отправляется к Пифии, которую играет уже другая пожилая негритянка (Нона Гейи), и в ответ на свой резонный вопрос, как же это вы, сударыня, мне не сообщили насчет перезагрузки, получает многозначительный ответ, что, мол, за всякий выбор нужно платить. Потом на Пифию накидывается агент Смит, размножившийся в Матрице уже до совершенного неприличия, и фирменным приемом, воткнув ладонь в грудь, превращает старушку в очередного агента Смита.
А под землей события разворачиваются сверхдраматически. Машины нападают на город и, несмотря на мужественное сопротивление зеонян — а воюют они посредством неуклюжих шагающих роботов, напоминающих по дизайну трансформеры китайского производства, — легко преодолевают линию обороны. Два последних оставшихся на ходу корабля, в которых жители Зеона шныряют вокруг Матрицы по канализационным коллекторам, разделяются. Один с капитаном Ниобе (Джада Пинкетт Смит) — подружкой Морфеуса — и с самим Морфеусом отправляется на помощь защитникам города и, ворвавшись на поле битвы, в последний момент уничтожает залпом из пушки не только полчища врагов, но и оборонительные сооружения Зеона. Второй корабль с Нео, Тринити и притаившимся среди железных конструкций Иудой-Бейном (в него, напомним, еще во второй серии вселился зловредный Смит) летит без оружия в самое логово врага — в город машин. По дороге следует смертельная схватка Нео с предателем, в ходе которой наш герой лишается сначала глаз, а затем и подружки Тринити. После душераздирающей сцены прощания с любимой Нео вступает в переговоры с Deus ex mahina — ревущей мордой, составленной из мириад железных кальмаров и напоминающей чертами лицо Архитектора. Нео просит о мире, обещая взамен уничтожить агента Смита, который совершенно вышел из-под контроля и заполонил собою всю Матрицу. Машинный бог соглашается.
В финальной битве Добра и Зла, разворачивающейся под струями апокалиптического проливного дождя, Нео отнюдь не выглядит всемогущим. Смит делает с ним что хочет: то швыряет его в небеса, то бросает на дно огромной, наполовину залитой водою воронки. Нео поднимается на ноги снова и снова, но явно уже из последних сил. Правда, и Смит ведет себя как-то странно: поглощенная им Пифия время от времени вещает у него изнутри, сбивая с толку. Тем не менее Смит умудряется внедриться в Нео и превратить его в очередного агента. Но в тот момент, когда кажется, что Избранный окончательно проиграл, его тело, распластанное в городе машин на сотнях стальных щупалец, вдруг превращается в светящийся крест, и все бесчисленные Смиты, наблюдавшие за ходом сражения, вдруг рассыпаются на куски. Война остановлена, Зеон спасен, больше того, людям дано право беспрепятственно выбираться из Матрицы. И в финальных кадрах мы видим какой-то феерический рассвет над зеленой лужайкой, где на скамейке мирно беседуют Демиург-Архитектор, Пифия — Душа мира — и индийская крошка Сати — то ли Ангел, то ли Дух Святой, то ли еще кто. «Нео вернется?» — спрашивает она. «Возможно», — говорит Пифия.
Как же вся эта непонятная «Революция» далека от стандартных ожиданий любителей боевиков! И войнушка тут какая-то громоздкая и несуразная, и победа — не победа, и дорогущие спецэффекты не радуют. В общем, беда. То, что в первой «Матрице» возникло в силу исключительно удачного совпадения множества факторов: сюжет, стиль, драматургия, актеры, — здесь распалось, рассыпалось, так что фильм пролетает решительно мимо кассы.
Но мне почему-то кажется, что лукавые братья именно такого эффекта и добивались. В первой серии они захватили в плен бесчисленных зрителей и повели их совсем не туда, куда влекли тех собственные зрительские инстинкты. Сняв кино про Избранного, которому каждая новая стадия «пробуждения» дарует сверхъестественные возможности, авторы «Матрицы» умудрились намекнуть, что физическая и прочая мощь — не главное следствие «пробужденности», что, поднимаясь на новую ступень, человек вынужден страдать, рефлексировать и задаваться такими вопросами, которые вообще не приходят в голову мирно дремлющим смертным. В результате Вачовски заводят доверчивых зрителей в лабиринт, точнее, в пустыню ментального, где под серыми тучами, основательно закрывшими небо, высятся грандиозные обломки некогда влиятельных мифов, где все двоится, троится, теряется в философском тумане; все представления, убеждения, верования легко обращаются в собственную противоположность, а на каждый вопрос можно отыскать как минимум пару противоположных ответов.
К примеру, что есть Матрица? Усыпляющая иллюзия или логически стройная картина действительности? Почему свободные люди в поисках мудрости и глубоких пророчеств вынуждены постоянно проникать внутрь этой самой программы? И почему цивилизация Зеона выглядит на экране столь примитивной? Может быть, чем дальше от логики и математики, тем ближе к первобытности, к царству инстинктов?
Матрица придумана как средство контроля над человеком. Но ведь она создана по образу и подобию человека; компьютер всякий раз перезагружается с использованием внутреннего кода конкретного индивидуума — Избранного. Матрица использует природу человеческой чувственности, человеческого интеллекта, человеческих эмоций. Она даже вынуждена считаться с присущим человеку даром свободы. Но кто создал самого человека? Кто придумал это поразительное творение, живущее сразу в двух мирах — в стихии материи и в пространстве смыслов?
Фильм поначалу эксплуатирует расхожую постструктуралистскую идею о том, что все символическое — язык, логика, идеология — есть средство подавления и контроля. Но, отказавшись от символического, человек перестает быть собой. Он создает программы интерпретации окружающего или они создают его? И где он — Источник знания? Живительный он или усыпляюще-смертоносный? И где предел человеческой свободы? Не попадаем ли мы, меняя картину мира, под власть новой, еще более изощренной программы? И дано ли нам узнать, «зачем мы здесь»? Или нам предначертано слепо осуществлять свою миссию во имя торжества абстрактной гармонии и математических уравнений?
Сознательно не давая ответов на ворох подобных вопросов, авторы фильма довольно небрежно сводят концы с концами, используя общие контуры христианского мифа в его, так сказать, гностическом преломлении: Архитектор-Демиург — отец Матрицы, Пифия (Душа мира) — ее мать, сонмы ангелов-программ, некоторые из которых вышли из-под контроля и подлежат списанию… Тут же Нео — Избранный, побеждающий силы зла ценой смерти и воскресения. Бог Сын, не ведающий Бога Отца, ибо старичок Архитектор на эту роль решительно не годится: Нео для него — просто некая аномалия, создающая сбой в системе, но затем приводящая ее к новой стабильности. В этой подчеркнутой эклектике, лоскутности, в откровенной цитатности, когда режиссеры заимствуют картинки, имена, концепции, образы без разбора, из всех возможных источников: от немецкого экспрессионизма до гонконгских фильмов кунг-фу, от греческих мифов до «Алисы в Стране чудес» и сказки про Белоснежку, — есть своя подлинность, своя сермяжная правда. Вступив в игру под названием «Долой сон разума!», человек нынешней заплутавшей, безрелигиозной цивилизации неизбежно попадает в противоречивый лабиринт символов и культурных значений. Вы хотели освободиться от власти банальных, навязанных, общепринятых представлений?