Гарри снял очки.
— Больше, чем нужно. Напоминает. Грустно, что это все так, посреди нашего пути…
Его глаза стали печальными, темными от густых ресниц. Смотрели почти с мольбой.
— Та квартирка в Глазго. Даже странно, почти копия этой. Странно, что, когда я толкнул дверь, открылась именно эта.
Драко протянул руку, потрогал худое плечо. Гарри неожиданно, резко, раздраженно сбросил его ладонь.
— Не надо. Сейчас — не трогай.
Включив кран, Драко принялся споласкивать тарелки, стараясь успеть до полной темноты. До того момента, когда принесет с порывами затхлого ветра далекий и полный злобы вой псов-стражников. Вой или призыв.
— Ты не думал, что я на такое способен, верно? — голос Гарри был тихим, усталым, но твердым.
— Я вообще не понимаю, о чем ты.
— О, ну да. Ну, куда тебе понять. Не обижайся. Я в самом хорошем смысле. Я о тебе. О том, какой ты… оказался.
— И какой?
— Правильный. До тошноты иногда.
— Я?! Я — правильный?
— Что ты там делал все эти годы, сидя у себя в Малфой Мэнор? Чем занимался?
Драко растерянно обвел взглядом серые, тающие в закатном свете стены.
— Гм… Почему ты спрашиваешь? Не знаю. Читал. Писал письма, гм… делового свойства, в основном…
— «Делового свойства», — передразнил Гарри. — Боже, ты еще наивнее, чем я думал. Читал? Охотно верю. Ты книжный червячок.
Драко дернул плечом.
— Что ты делал, если тебе… если все вдруг надоедало?
— Я не помню, чтобы мне что-то в моем доме…
— А если ты был расстроен, огорчен? Выбит из седла? Если все вдруг шло наперекосяк?
О, извини. Я так понимаю, ничего у тебя не шло наперекосяк.
— Я опять не понимаю…
— И не поймешь. Ты не вылавливал из реки труп пятилетней девчушки, которую замучили, истыкали сигаретами, изнасиловали и задушили, верно?
Драко повернулся резко, быстро. Тарелка выскользнула из его рук.
— Я помню это дело. Его ведь раскрыл Аврориат?
— Верно. Только сначала были эти трупы. А потом… потом был еще один.
— Я думал, виновный, он… тот оборотень… он скончался, не дожидаясь суда, скончался от…
— Ты думал. Ду-умал. Похвальное свойство для читателя той брехни, которую мы скармливали «Пророку».
Блеснула в полумраке полоска белых зубов. Улыбка Гарри была почти болезненной, кривой, несмелой и одновременно бесшабашной, как у человека, решившегося на нечто ужасное, на нечто такое, что уже не исправить.
— Лорелей МакКри, племянница Минервы. Приехала из Германии, чтобы помочь нам в расследовании. Блестящий колдомедик, медиум, ученый… просто умница. Она зафиксировала эту, якобы вспыхнувшую в единственной камере, эпидемию драконьей оспы. Такую, от которой наш подопечный умер, не дожидаясь правосудия. Она мне помогла. Она понимала меня.
— Она… покрывала тебя?
— Можно и так сказать. «Эпидемия». Да, это было глупо. Но мы с ней ничего лучше придумать не смогли.
Молчание. Капля воды сорвалась с крана, звонко шлепнулась о фарфор.
— Как бы то ни было, все началось не до и не во время. А после. После этого я приехал к ней и напился до бесчувствия. Нет, Драко, я лгу. Все я чувствовал и все помню. Она снимала квартиру в Глазго. Под самым чердаком. Мансардные окна. Из окна я видел порт и краны, как иероглифы в тумане по утрам. Угольные краны. Запах угля. Повсюду. И было очень сыро. Ее простыни всегда пахли сыростью. Ее волосы… пахли травами и лекарствами. Всегда. После самого дорогого шампуня. Этот запах меня успокаивал… немного. У нее рыжие волосы. Медь. Красная медь. Как банально, правда? Кажется, у меня пунктик насчет рыжих.
— Кажется, — с кривой ответной улыбкой проговорил Драко.
— Я тебя удивил?
— Н…нет. Почти. Если честно? Нет.
— О, ты, должно быть, из тех, кто радуется, узнав о проступках таких вот… как я.
— Глупости.
— Глупости? По-твоему, я все делал правильно?
— Вы с ней расстались, верно?
— И все-то ты у нас знаешь. Да, она ушла. Сбежала. Я пришел к ней, а квартира была пуста, словно никто в ней и не жил два месяца. Ни единой вещи не осталось. Ничего. Ни записки. Ни письма.
— И ты решил, что так лучше?
— Что бы ты понимал. Я решил, что достану эту суку из-под земли. Вытрясу из нее… не знаю, что. Свяжу ее клятвой, обетом — молчать. Заставлю молчать. Заставлю опять повернуться ко мне спиной и встать на четвереньки.
Драко посмотрел на свои руки.
— Было так хорошо? Это все того стоило?
— Тебе не понять, я уже сказал.
— И никто ничего не узнал.
— Нет. Она молчала. Молчит до сих пор. Я вообще начал сомневаться, что все это… хоть что-то для нее значило. Ты не знаешь ее. Она из тех женщин, которым, по большому счету, плевать. Трахаться? Ради бога. Влюбляться? Очень сомнительно.
— А ты бы хотел…
— Ничего я тогда не хотел. Хотел ее трахнуть, вот и все. Не извиняться, в любви не признаваться. Я ее не любил. Я устал, я задергался на работе, мне нужна была такая, которая молча подставит все свои дырки. Прости за грубость. Но мне действительно было нужно только это.
— Жена не подозревала?
Гарри фыркнул.
— Что-то такое, возможно, подумала. Я же был дерганый. Пару раз наорал на детей. Но потом… все как-то прошло у меня. Ладно. Хватит с тебя. Жаль, не могу разглядеть твоего лица… сейчас. Как ты выглядишь, чему радуешься.
— Я вовсе не радуюсь.
— Н-да? А ты, значит, у нас становишься членом секты всепрощенцев?
— Гарри. На что ты злишься? Она ушла, она отпустила тебя. Ты должен быть благодарен.
— О, несомненно. От благодарности я прямо весь чесался в те дни. Она умная женщина, поняла, что ничего не светит. И, как я уже сказал, вполне возможно, что секс со мной интересовал ее куда больше, чем все остальное. Может, только секс интересовал. Она была горячая штучка, выражаясь языком бульварных газет. Чего только мы не вытворяли.
Я только вспоминаю, а у меня стоит колом.
Драко почувствовал, как вспыхнули щеки.
— Но ведь все закончилось, Гарри?
— Да. Да, ты прав. Это прошло, закончилось. Слава Мерлину. Я чувствовал себя сволочью и редкостным гандоном какое-то время… Потом. Потом прошло. За год чего только не пройдет. Потом эта история с твоим сыном. И… я встретил тебя.
Поежившись, Драко шагнул к столу и на ощупь, осторожно, толкнул придвинутый стул. Сел, положив руки на гладкую поверхность.
— Что-то со мной не так? — осведомился он с напускным спокойствием.
— Серьезно? Нет, все нормально. Я только удивлялся, какой ты был.
— Какой же?
— Ну… я не знаю. Спокойный, равнодушный, собранный. Это снаружи. Изнутри в тебе просто-таки колотился ужас. Знаешь, как птица из клетки. Помню, это меня ошарашило, озадачило. Ты был копией Лорелей — внешне, и я не в смысле волос или роста, или лица… Я о том, как ты тогда держался. Но, в отличие от нее, в тебя я мог заглянуть. Туда, где все прячутся, когда им больно, страшно. И… я помню, что меня это тоже поразило. Что ты впустил меня. Ничего не просил взамен. Ничего. Ни дружбы, ни любви, ни секса, ни…
— Гарри, — Драко смущенно кашлянул, хотя смущение было отчасти и фальшивым. Но он просто не мог играть в эту игру. — Гарри, я же мужчина.
Беспечный смешок.
— Знаешь, как говорят? С какого-то момента по хрену.
— Где так говорят?
— Да, ну… ты прав. Это азкабанские выражения. Твой отец об этом не рассказывал?
Шорох одежды, сдавленный выдох. Гарри поднялся с пола.
— Все, извини. Эти воспоминания. Понятия не имею, почему они так меня злят. Я не хотел тебя обидеть. Ты — не она. Ты… никуда не уйдешь, верно?
— Только если не прекратишь… все это.
— О, какая драма. Я огорчил тебя признаниями?
— Скорее, удивил. И мне правда жаль, что…
— Так. И что же я должен прекратить?
«Говорить так, словно я — воплощение той, которая тебя когда-то бросила», горько и быстро подумал Драко. Вслух сказал:
— Говорить так, словно я что-то еще тебе должен.
— Да расслабься. Ничего не должен. Вопрос выбора. Помнишь, как ты меня поцеловал?
