Он проснулся среди ночи, и первое, что увидели его глаза — это дождь из белого, желтого и золотого: звезды чиркали по черно-синему небу, проживая короткий путь, такой короткий и бессмысленный, как у яблок, падающих с дерева.

Звездопад. Чертов звездопад, а Джейми проспал. И Лили Луна. Они все проспали.

Окно было раскрыто, ночь безветренная, шторы не двигались, слабый отсвет фонарика во дворе вырезал из подоконника идеально ровный прямоугольник, призрачно-белый, четкий на фоне небесного звона. Несколько секунд Ал лежал, прислушиваясь, словно и правда мог услышать шорох звезд, нечто вроде вспыхивающей от пламени свечи бумаги, или как если провести ногтем по новой обивке стула… Но звезды падали в тишине, и только внизу — он наконец услышал по-настоящему то, что его разбудило: внизу хлопали двери, топали подошвы чьих-то тяжелых башмаков, слышались скрип половиц, звуки отодвигаемой мебели, приглушенные взрослые голоса.

Тогда он сел и посмотрел на дверь. Что-то случилось? Что-то не очень хорошее. И это не отцова работа — его ночные вызовы никогда не сопровождались тарарамом и возней. А дверь, входная дверь. Кто-то подвязал колокольчик, но она все равно то и дело с шумом распахивалась, со скрипом ходила туда-сюда, хлопала — и ее снова открывали, и снова запирали, он слышал слабый звон ключей в замке и удары заклятий — и, как всегда, как учил его Джейми, когда ты не видишь чего-то, а доверяешь только своим ушам: ты воображаешь это «что-то» и страшнее, и больше, и дольше, и страннее, чем на самом деле.

Ал спустил ноги с постели, оглянулся зачем-то на окно, на застывшие в теплой тьме силуэты деревьев и фонарный свет. Вдруг он исчез, комната погрузилась во мглу, почему-то сероватую, не черную — а потом свет появился вновь. Кто-то закрыл фонарик или поднял его со скамейки, где его всегда оставляют — с того времени, когда Ал был маленьким и боялся засыпать в темноте. Это странно. Странно, что кому-то нужен этот глупый фонарь из девчачьего набора «Викторианская улочка».

Затем голоса в гостиной затихли — заклятие, но слабенькое, как будто его небрежно бросили, и оно сползло со звуков, делая их мягче и слабее, но не заглушая совсем. Зато совсем рядом, под дверью, и Ал не смог не выдохнуть от облегчения:

— Пст! Алё-о. Щенок, ты там?

Ал рысцой подбежал к двери и не успел ее распахнуть — а Джеймс уже на пороге. Вдвинулся в комнату по-хозяйски, дергая себя за резинку трусов и глядя на него сверху вниз.

— Не спишь?

— Звезды, — невпопад забормотал Ал.

— Да-да, знаю, проспали все. Ничего, завтра тоже будет. Всю неделю будет. Если хочешь, мы даже сходим поищем метеориты? Из них получаются отличные…

Джейми кружил по комнате и не останавливался, бубнил какую-то чушь. Потом все-таки взял себя в руки и замер прямо напротив окна — силуэт с широкими плечами, лохматой головой. Полуголый и немного пугающий.

— Щенок, ты все слышишь, правда?

— Да, — с жаром подхватил Ал. — Что это такое? Что случилось?

Джейми поднял обе руки.

— Это не из-за тебя? — на Ала накатило подозрение, такое же сильное и такое же стыдное, как если прихватит живот в неподходящем месте.

— А, нет. Это… я спустился и спросил. Слушай. Ты уже взрослый, так? — беспомощно проговорил Джеймс. — Я имею в виду… я могу тебе это сказать?

Ал почувствовал уколы обиды и ревности.

— Если не хочешь, не говори. И вали тогда отсюда.

— Нет. Нет. Я скажу. Но ты должен молчать, ладно?

— Ладно.

— Точно?

— Джейми!

— Окей, так вот… Щенок, но Лили — ни слова. Я предупреждаю.

И Джейми угрожающе наклонился вперед.

— Да говори же, — взмолился Ал.

— Они привезли его к нам. Он сам сюда шел, я не знаю, как он умудрился, вообще-то…

— Да кто?

Джейми вдруг оглянулся, потом прокрался к постели и сел.

— Черт. Черт. Черт. Слышал очищающие заклятия?

— Нет. И как я мог их слышать? Я спал.

— Щенок, в нашей гостиной словно свинью резали. Прямо сейчас мама оттирает, чтобы по всему дому не разнести.

— Джейми, — его голос задрожал, а руки затряслись. — Давай по делу, а.

— Мистер Малфой. Некто Драко Малфой. Шел сюда. Из него хлещет кровь. Я видел только что, своими глазами.

От облегчения опять в горле сделалось сухо, тесно.

— С папой все в порядке? — проговорил Ал тонким, пережатым голоском.

— С папой? Да он там, внизу. Он тоже проснулся, когда двое маггловских полисменов завалились к нам. Кажется, он их знает. Может, работали вместе?

— Так это они привели мистера Малфоя?

— Точно. Наверное. Во всяком случае, когда я был внизу, они держали его под руки. Они говорят, что ему нужно в больницу. Теперь послушай. Скорпиус… Его сын…

— Я знаю.

— Он был болен… целый год в школе не появлялся?

— Он был без сознания. В коме. Так это называется.

— А этот мистер Малфой говорит теперь, что он здоров. Папа хотел аппарировать к ним домой, чтобы проверить, но мама его не пускает. Все хреново, щенок. Все очень, очень хреново.

Ал отшатнулся.

— Почему? Я не понимаю…

— Наверное, мистер Малфой сошел с ума. Сдвинулся. Он весь в крови. И зачем его понесло сюда, к нам? И как это его сын может выздороветь за одну ночь? Ты в это веришь?

— Я… я не знаю… Джейми. Что с ним такое, с мистером Малфоем? Почему он в крови?

— Боже, Ал. Ты как маленький. Зачем я только сюда пришел.

Джеймс поднялся с постели.

— Все, я иду туда.

— Я с тобой, — Ал сорвался с места, но на то, чтобы взять брата за руку, его наглости и решимости уже не хватило. Они потрусили к двери, оба как призраки в темной комнате, оба полуголые и настороженные.

— Только не говори им, что я тебя разбудил.

— Да ты меня и не разбудил. Я сам проснулся. Дверь хлопала.

— И не говори, что я…

— Не скажу, я же обещал.

— Иди за мной. Как будто мы просто хотим посмотреть, что там такое.

Они вышли в коридор, спустились по лестнице, зачем-то крались — это в собственном доме-то! — и на последней ступеньке Джеймс оперся на перила всем весом и вытянул шею.

Алу плохо видел и еще хуже соображал: но гостиная определенно не блистала чистотой. Следы повсюду: мазки окровавленных ладоней на стенах, размазанные по полу длинные полосы. Наконец, на диванчике, тело: вырезанные на спине узоры наливаются красным и текут, и меняются каждую секунду. Кровь темная, густая: ягодный сок, а не кровь.

Он не пошевелился. Их странный гость. Он лежал, подтянув ноги к груди, и из порезов на его спине, ровных и даже странно красивых, текло на пол. Когда Ал наступил на ковер, то его босая ступня погрузилась в хлюпающее болотце из красной жижи и мокрого ворса.

— Папа? Мам?

— Не трогай его, — одернул Ала Джеймс. — И не ори тут. Давай просто посмотрим.

— Но он истечет кровью.

— А может быть, так и нужно?

— Что?..

— Ведь сейчас звездопад, щенок. Ты не забыл, надеюсь.

— Ничего я не забыл… Джейми, — он зашептал, потому что казалось, что гость уснул, и было бы невежливо тревожить его криками и разговорами. — Джейми, почему они ушли?

— Потому что потому, — весело ответил Джеймс.

— С папой правда все в порядке?

— В полном. Давай, принеси одеяло. Тут прохладно.

— И сыро, — Ал засмеялся, поднимая ногу, всю в потеках темного и алого.

— Да, развели болото.

— Я бегом. Ты… не буди его, ладно?

— Ладно.

Потом Джеймс протянул руку и тронул брата за щеку. Очень осторожно, быстро — и очень нежно.

— Послушай, щенок. Ты думал, я не догадаюсь?

Ал отступил на шаг. Услышав свой смех, он наткнулся спиной на стену.

— Не-ет. Ты умный.

На него накатила волна счастья и даже восторга.

— Я люблю тебя, щенок, — сказал Джеймс. — По-настоящему люблю. А теперь превращайся.

Ал бросил взгляд на свое отражение в овальном зеркале между гостиной и прихожей. Отсюда, с лестницы, он увидел себя по пояс. Он увидел светлые прямые волосы и упрямый рот, высокий лоб и серые глаза. Смотрят в упор и с торжеством.