— Как же вы добрались сюда? — спросил Драко, помогая ему заносить еду и воду в импровизированный госпиталь (теперь сделавшийся скорее большой мертвецкой).
— Мы запрягли Джона, — ответил Мэнни, дрожа. — Нашего мула. Он убежал, должно быть… А может, умер. Наверное, вода тут повсюду отравлена.
— Нет, — сказал Гарри, — ты выздоравливаешь. Остальные… как их имена?
Мэнни назвал, показав на каждого ребенка.
— А где же другие?
— Кто? — заморгал мальчик. У него были густые рыжеватые волосы, веснушки на бледном лице яркие и большие, словно родимые пятна. — Здесь все, кто ушел. И те, кто умерли. Сначала мы хоронили, но когда госпожа Леннар…
Он захныкал. Ему было лет пятнадцать — почти взрослый, только ужасно худой, ужасно заморенный.
— Скорпиус, — тихо сказал Драко.
Гарри прижал рукав к носу. От прелой мясной вони даже глаза слезились.
— А! — Мэнни впервые улыбнулся, слабо, но торжествующее. — Этот вор!
— Что-о? — Драко выпрямился во весь рост.
— Тише. Спокойно, — отрывисто скомандовал Гарри. — Мэнни, пойдем. Пойдем туда, на воздух… Расскажи нам все.
Он отдал кружку с водой девочке, быстро пригладил ее спутанные черные волосы.
— Пей, маленькая. Мы скоро вернемся. Все будет хорошо. Мы вас тут не оставим.
Мэнни проковылял за дверь и сел на крыльце. Его пошатывало. Голова на длинной худющей шее опустилась низко и качалась, будто ему было тяжело держать ее прямо.
— Расскажи, почему ты назвал его «вором», — мягко попросил Гарри.
— Скорпиус украл меч Луча. Он и его… эта его Хромоножка! Цыганка, колдунья, мразь, каких мало. Все их ненавидели.
— Мэнни! — прикрикнул Гарри.
— За что? — непослушными губами спросил Драко.
— За то, что она колдунья и задавака. И он с ней спутался! А был как все. Я с ним подружился. Но Хромоножка наслала чуму, это даже я знаю. И когда мы добрались сюда, они стали шушукаться по углам… А потом господин Леннар позвал их, только их. Он сказал им, где меч. Как его взять. Не знаю, зачем! Он боялся, что придут эти твари, и всех нас убьют. Тогда Скорпиус взял меч, поклялся господину Леннару его хранить. И в ту же ночь они убежали. Вдвоем. Вот как дело было, и я в суде расскажу…
Он еще что-то бубнил.
— Куда они ушли? Ты знаешь? Кто-нибудь знает?
— Полдень знает. Просто ушли. Хромоножка поведет его в Сумеречные края, потому что она сама оттудова, чернявая тварь. Там ее друзья и все, кто хочет забрать наш меч. А он идет за ней, потому что втюрился, как дурак!
— Давно они ушли?
— Я потерял счет дням… Но господин Леннар еще жив был. Потом он умер. Я рассказал ему, как они сбежали, но он ничего мне не отвечал, он уже только кашлял, и из него текла эта… вонючая, черная кровь. Она вытекает перед смертью. Если они и ушли далеко, то через горы, и Скорпиус уже мертвый. Никто не похоронит его… никто… к нему не придет, а он ждал, ждал, и всем говорил…
— Что, Мэнни? Что он вам говорил?
— Что со дня на день за ним придут его отец, его мама. Они волшебники, мол. Самые сильные, самые страшные в Замирье. Они тут наведут порядок. Они возьмут все богатства Сомнии, а сам он сделается королем… Всей Сомнии! Всей! Врун несчастный. Тут многие врут, да только он врал наглее всех. Никто за ним не пришел. Он умер, он уже умер, дурачок. Хромоножка скормила его ночным тварям, а сама забрала меч Луча.
Драко зашагал прочь. Дороги он не видел, только смутные силуэты высоких белых цветов, какие-то доски от сгнившего забора… Гарри догнал его, когда Драко в этой полуслепой спешке едва не налетел лицом на вылизанный дождями столб, отмечавший границу двора.
— Подожди! Драко! Стой же, — Поттер схватил его руку. И выпустил.
— Если он и эта девочка убежали, есть еще шанс. Возможно, они даже не успели заразиться… Посмотри: когда ребенок болен, он едва ходит. Скорпиус…
Драко вытер лицо обеими ладонями.
— Мэнни сказал, они не пошли к перевалу. Может, нашли другую дорогу? Может, мы их догоним. И он, по крайней мере, не один.
— Он меня ждал.
— Да, — растерянно сказал Гарри, — да. Это уже хорошо. Не только ты его ищешь. Он тоже ищет. Ждет. Драко!
— Мы должны обойти всю долину, обшарить все тропы.
— Мы так и сделаем, — быстро сказал Гарри. — Только помоги мне. Я хочу отвести детей обратно. В Дом Луча. Тут им делать нечего. И мы должны похоронить остальных. И… Драко? Ты поможешь мне?
Он не ответил.
— Здесь, в долине, их оставлять тоже больше нельзя.
— Ты хочешь принести чуму в Рубиновое Кольцо? — спросил Драко. То, как холодно и равнодушно звучал голос, его самого поразило.
— Не чуму. Переболевших. Все, кто выжил… Чем они-то виноваты? Что ты предлагаешь с ними делать, в конце-то концов? Это всего лишь дети.
Драко дернул плечом. Пусть Поттер занимается чем угодно — в том числе этой глупой, нерациональной благотворительностью — он теперь так близко к собственному сыну, что на всех других сыновей всех людей и волшебников мира и замирья ему в высшей степени плевать.
* * *
Два дня он провел, ползая по камням и ущельям, отмечая свои тропки — тайные и невидные — тряпочками, узелками, сломанными ветками, увядшими соцветьями — и на третий день отыскал только Джона, который мирно щипал травку у озера, выглядел таким безразлично-счастливым, и так покорно за ним побрел, что Драко захотелось ударить скотину.
Если Скорпиус ушел, то забрался уже далеко — возможно, если двигался он к перевалам на востоке, то уже был там, с другой стороны горной гряды, первой в ряду хранительниц сердца Сомнии — был у истока Тейи, а то и далеко вниз по течению.
Драко в этих поисках переходил от радостной, счастливой надежды к самому глубокому и темному отчаянию, и уже перестал различать эти переходы, как безумец перестает различать границы мании и депрессии. Наконец, ему стало казаться, что он просто-напросто заперт в долине, что горы надвигаются со всех сторон, закрывают от него сына, словно толпа на вокзале, оттирающая тебя от близкого человека — безликие, тупые спины. Он вспомнил вдруг, остановившись над каким-то ущельем, о том, что Поттер рассказывал — об ожидании самолета, ненадежной машины. О том, как ты желаешь — и не хочешь — думать ни о хорошем, ни о плохом.
И вернулся в Дом Луча.
Поттер сидел на корточках и вытирал мокрой тряпкой личико самой маленькой девочки. Она хихикала и слабо отбивалась. Её платьице, некогда даже с претензией на шик — синее, шелковое, с отложным воротничком — теперь было в грязи и потеках рвоты, Мерлин знает, чего еще. Поттер одернул задравшийся от смеха и возни подол.
— Ну вот, Юна, — сказал он, — ты почти красавица. Теперь не стыдно тебя в городе показать.
— А когда мы поедем в город? — она потерлась щекой о его рукав его куртки. — Когда?
— Завтра, — сказал Гарри, выпрямившись под взглядом Драко. — Все, кто выжил, выздоровели. Наверное, господин Леннар и правда сделал сильное лекарство. Он вылечил вас всех…
— Но он умер, — деловито сообщила Юна. — Он совсем мертвый. Он раздулся, и в нем живут мухи.
— Теперь не живут, — уверил ее Гарри, натянуто улыбнувшись. — Теперь он лежит в земле. Из него вырастут цветы.
— И из Диззи?
— И из Диззи.
— Из Геда тоже?
— Конечно.
— И из Рике? Он дергал меня за косы.
— И из него… Пойдем. Пора завтракать.
Прямо за домом, посреди огородика, Драко и Гарри завершили начатую господином Леннаром скорбную работу.
Вместо могильных камней в мягкую землю воткнуты были свежие, кое-где даже пустившие побеги, осиновые веточки. Ни имен, ни дат — вначале обитатели долины спешили поскорее прибрать покойников, а теперь ни Драко, ни Гарри не знали, что и написать на доброй половине надгробий. Теперь дети и учителя лежали неглубоко в рыхлых грядках, среди выдранные кое-как брюквин, малиновых кустов и кудрявых шапок сладкого горошка. Было во всем зрелище что-то умиротворяющее, зловеще-уютное.
В доме дети сидели и лежали в столовой. Мэнни и Каспиан раздавали еду и воду. У тех, кто еще вчера метался в жару, лихорадка начала спадать. Замотанные тряпьем шейки выглядели забавно, словно детей покусала разом стая вампиров.
