— Что меня обманули и что все… почти все… было напрасно. И я не собирался выпускать рогатого бога, если всем тут интересно.

Кто-то хихикнул.

— Младший из Семерых на твоей стороне.

— А остальные?

— Нинту говорит, что ты ей нравишься, — без улыбки сказала миссис Лавгуд.

— Вот как?

— Ночь и Закат встанут за тебя, Драко, — Сириус выпрямился.

— Так кто же…

— Есть еще Рассветный Край. Он остался без короля, без луча, без камня и без надежды.

Драко поднял лицо и крикнул поверх голов, обращаясь к великанам:

— Так придумайте что-нибудь!

Испуганное молчание людей и оборотней было ему ответом — и кроткая, детская улыбка младшего из богов.

— Ты желал бы вернуться? — спросила Сайния.

— Как вы все.

— Нет, не все здесь жаждут вернуться. Дорога бежит вперед, зачем оглядываться? — громко заявил Малоун.

Кто-то закивал, а другие так же энергично замотали головами.

— Ты, Драко? Скажи, чего ты хочешь, и боги решат, как тебе помочь.

— Только что они решали, как меня заставить…

— В обмен на камень. Если вернешь его.

— Но я не могу. Он превратился в песок, просто рассыпался.

Миссис Лавгуд важно огляделась:

— Я всегда утверждала, что природа магии меняется при переходе порога, и вот моя теория нашла подтвержде…

— Дорогая, мы сейчас не о теории, вообще-то, — мягко оборвал ее Сириус. — Скорее, о практике.

— Боги, — простонал Драко, — как вы умудряетесь все здесь ладить?

— Нас созвали к тебе, Драко. Ради тебя собрали здесь всех, кто был к тебе близок и осенен касанием твоей души — твоего страдания, твоей боли, твоего счастья или твоей радости.

Дрко нахмурился, поднес руки к лицу, чтобы вытереть выступивший на лбу пот — и застыл. Руки его были вполне живыми — бледная кожа и линии на ладонях, вены на запястьях. Рукава нарядного камзола. Он с глупым видом похлопал себя по груди и посмотрел вниз, на носки собственных сапог.

Сириус хмыкнул. Сайния опустилась на траву и погладила пса.

— Только дошло? — сочувственно поинтересовался Дадли Дурсль.

— Лучше поздно, чем никогда, — заметила миссис Лавгуд.

— Я могу вернуться… таким, как сейчас, — осторожно, будто ступал по скользким камням в ручье, проговорил Драко. — Могу? Я же не мертв, я просто…

— Ты на дороге между мирами. Жаль, что ни одного не замечаешь. Слишком жаждешь вернуться.

— Боги решили, что отдадут тебя миру, где родился твой сын, — Сайния все гладила пса, трепала его густую шерсть. — Такова их воля.

— За что?

— Сначала ты вернешь им четвертый камень.

— Но как я смогу?

— Камень соберут из звездной пыли и осколков звезды.

— Что-о?

— Это должна быть самая необычная звезда, какую ты только увидишь.

— Я не понимаю, — Драко затряс головой, но все, доселе спорившие и шутившие, вдруг разом замолчали.

Сайния говорила — говорила бесстрастно, точно роняла жемчужины на мраморную поверхность.

— Ты дождешься звездопада, — сказала она. — Самого прекрасного, какой будет в твоих краях. Тогда боги соберут осколки звезд. А ты сможешь вернуться.

— Но я не в ответе за звездопады, — Драко почувствовал, как в нем растет беспомощное, жалкое отчаяние. — Я не могу…

— Значит, ты будешь ждать, когда упадет звезда. Будешь смотреть на небо и ждать.

— Сколько?

— Сколько им будет угодно.

— И когда она упадет, я буду свободен? Я стану… я останусь… живой?

— Ты вернешься, когда будет звездопад, — сказала Сайния негромко.

Драко оглядел лица — все они смотрели на него, кто со страхом, кто с надеждой, кто с сочувствием, кто с жалостью. Сириус подался вперед и сцепил ладони на коленях.

Драко не мог выговорить ни слова. Несправедливость наказания — искупления — его не пугала, а, скорее, приводила в состояние тупого, глупого раздражения.

— Скажи, что согласен, — тихо предложила миссис Лавгуд, — иначе сделки не будет.

Сириус едва заметно кивнул. В синих глазах его стояла какая-то странная, неуместная мольба.

— Что я буду делать, пока этого не случится?

— Ждать.

— Где? На тысячах дорог? Я не…

— Ты будешь там, где пожелаешь. Но смотри же — вернись до звездопада.

Драко беспомощно взмахнул руками:

— Безумие.

— Ты прямо как Алиса в Стране Чудес, — сочувственно согласился Дадли Дурсль. — Честно? Это все, что я помню из того, что читал. Ну и я не очень много читаю… читал. Так-то. Дама бубен варила бульон, котлеты жарил валет. И что там дальше.

Сириус поднял красивую бровь. Миссис Лавгуд опять прикрыла лицо ладонью, пряча смех.

— Нет, ну что. Соглашайся, брательник. Выбор-то небольшой, — рассудительно, не обращая внимания на смешки, закончил Дурсль.

— Если я соглашусь, что будет с вами?

— Ты думаешь, мы все без тебя пропадем? — протянул Сириус.

— Сами же сказали, что ради меня собрались…

— Но мы идем своими дорогами.

— Выходит, больше не встретимся?

Дурсль покачал головой.

— Если только захочешь? Как-нибудь бы пересеклись. Я вот, к примеру, не против. И я бы Гарри повидал…

— Нет, — резко сказал Драко. — Гарри остался жив. Не впутывайте живых в это все.

Сириус Блэк откинулся на спинку трона.

— Мы встретимся, Драко. Обязательно. Много раз. На разных перекрестках. В других мирах, в новых мирах, в мирах старых. Мы всегда будем рядом, если это хочешь услышать. Мы будем рядом, но, когда вернешься, не зови и не пытайся увидеть.

Драко коротко кивнул. Решение он принял, пожалуй, раньше, чем осмыслил.

— Я хочу вернуться, — крикнул он шестерым. — Слышите, вы? Я согласен!

Порыв теплого ветра коснулся щеки — словно кто-то погладил его на прощание.

Шестого февраля Драко почувствовал — впервые совершенно отчетливо — что ожидание невыносимо.

Оно высушило его душу, выпотрошило и оставило болтаться в круговороте бессонных ночей.

Он слышал, как Гарри спорит с женой, как говорит ей, снова и снова, повторяет одно и то же: он убил невиновного, и он, Гарри Поттер, собирается подать в отставку.

Ночь за ночью, пока его сыновья прислушивались к приглушенному заклятиями, раздраженному спору в родительской спальне. Драко чувствовал их страх, их боль.

И в одну из ночей маленькая фигурка в белой сорочке выскочила из спальни Лили Луны, пронеслась неслышно по коридору, метнулась по лестнице — и по дому разлился звон. Свет во дворе погас. Фонарик из викторианского набора для девочек валялся в покрытой инеем траве, осколки остро и опасно щерились.

— Вот вам, — закричала Луна. — Замолчите же вы! Замолчите сейчас же!

Гарри выскочил из дома. Он был в халате, наброшенном поверх пижамы. Он схватил дочь на руки и понес в дом, девочка горько плакала, уткнувшись в его плечо.

Драко видел, как Ал дрожит в своей комнате, как он забирается под одеяло и там, в полной темноте, шепчет какие-то сердитые, умоляющие слова. Джеймс сидел на постели, голый, поджарый, весь из мускулов, жил и отчаяния, он сжимал руки, кивал злым мыслям.

Дом Поттеров погрузился во мглу — и больше не было света.

Наутро Лили Луна собрала осколки, она сложила их в бархатный мешочек и отнесла Альбусу.

— Можно все починить.

— Не надо. Я больше не боюсь темноты.

— Прости меня.

— Не ты виновата.

— И не папа.

— Я его не виню.

— Правда? Тогда и не мама.

Ал усмехнулся.

— И не мама, — эхом отозвался он. — Что-то случилось.

— Что?

— Я не знаю. Просто думаю… папа что-то сделал. Что-то, чему он совсем не рад.

Лили села на постель и потрогала темно-желтую, блестящую флейту.

— Ты забросил?

— Что? А, это. Неохота что-то. Может быть, Джейми будет счастлив… наконец. Кто-то же у нас в доме должен быть счастлив?

— А ты? А я?

Ал грустно посмотрел на нее поверх очков.

— Иногда думаю, что никогда.

— Много на себя берешь.

— Много повидал, — серьезно сказал мальчик.