— И был ты. Король Эан, покрывший себя позором.

— Был, — с суховатой печалью сказал призрак. — Был. Я был там. А затем провел долгие годы в темной комнате, наедине с самодельными картами и собственным безумием.

— Но почему Грей только тогда решился…

— Не притворяйся глупцом. Ему нужен был Меч Луча — чтобы вынуть мой камень. Но Грей струсил. Струсил в последний момент. Он боится боли. И он выбрал жертву из тех, кто был рядом.

Драко кивнул. Теперь стало похоже на правду. Из кусочков разных правд, конечно… Впрочем, какая разница? В Золотом Дворце и такому будешь благодарен.

Он сунул руку в карман и вытащил ключ. С каким-то детским ликованием показал его Эану:

— Скоро все закончится. Скоро! Мы откроем Высокую Дверь и уйдем…

Но другая дверь, словно бы в ответ, отворилась, и появилась на пороге спальни испуганная Маргарита. Она метнула нервный взгляд на Драко, затем — в темный угол, где тени смешались и покачивались, куда не доставал свет фонариков, и где, в безвестности, в пустоте, сгинул мертвый Король.

Драко быстро спрятал руку. Его пальцы, сжатые вокруг зазубрин, стали липкими от пота. Ткань кармана показалась горячей, тесной и мокрой.

— Опять шпионишь?

Маргарита вспыхнула. Она прошмыгнула мимо Драко, не поднимая головы. Мягкие туфли глушили шаги.

Драко вошел в спальню, где служанки зажгли десятки свечей. Пахло жасмином — ночной и нечистый запах, душный, теплый, постылый. На столике у кровати стоял кувшин с прозрачной водой.

Драко налил полный бокал, выпил несколькими большими глотками — такими большими, что горло распирало. Вкуса сонного зелья он не ощущал, вода была прохладная и чистая. Но он знал, что зелье ему подсыпали — или налили — знал, как птица или зверь знает о приближающемся неумелом охотнике.

Ему сделалось смешно от собственной беспомощности, он вспомнил, как Эан и Гарри называли его — оба — без всякого сочувствия, с простой, глубокой убежденностью.

Драко лег, не раздеваясь, веки его отяжелели, мысли путались и рвались.

Отец-тень.

Я отец-тень.

Тень отца.

И мой сын — подделка.

Грубая, неумелая.

С этой горькой и последней мыслью он уснул, он не слышал легких шагов, не видел, как слуги гасят свечи, как сбегает прочь застенчивый бледный месяц, как тускнеют звезды и небо расцветает королевским, жарким кармином.

— Ку-да ты идешь?

Глуховатый, кокетливый — несообразно низкому тембру, — голос его разбудил. Драко сел, в следующий миг вспомнил ночь — полную встреч и разговоров, недомолвок, правды и неправды — и поспешно опустил руку в карман.

Ключ был на месте.

Диша отдала Поттеру золотой ключ, отдала, сама не зная, какие двери он отпирает, и есть ли такие двери вообще… Отдала за ночь с Гарри — справедливая цена, Драко вынужден был признать, ничуть не завышена. А может быть, все это выдумал Эан, в ненависти своей, и Диша никогда не предавала — ни Дворец, ни себя.

Моргая и ощупывая щетину на своих щеках, Драко посмотрел на поющего. И тут же вздрогнул, вскочил, не зная — бежать или оставаться, или вовсе замереть на месте, сделать вид, что все в полном порядке, притвориться, как притворялся тысячи раз до этого.

Годрик Грей сидел, широко раздвинув ноги, откинувшись на спинку стула, полы его пальто мели каменный пол. Он листал книгу и мурлыкал себе под нос, и, почуяв страх Драко, поднял голову и посмотрел с ласковым, нестрогим укором.

— Пора вставать, Драко Малфой. Пора, давно пора! Уже и завтрак проспал. Невежливо. Король тебя ждал.

— Зачем пришел?

— А что, нельзя? Дверь не запирается.

— Да, — сказал Драко хрипло. — Ты прав, Грей.

— Смотрю, интересуешься новейшей историей?

Грей швырнул книгу на стол, открыл другую, прочел что-то, морщась и медленно, захлопнул ее. Вынул из чернильницы перо, задумчиво повертел между пальцами.

— Это история о… моем сыне, — Драко осторожно двинулся в обход низкой широкой кровати. — Я должен был прочесть. Что тебе нужно?

— Ты бы присел. Завтрак стынет. Я приказал отнести его в твою спальню. Вон, на столике. Маковые лепешки сегодня хороши.

— С чего такая заботливость? Кто ты, в конце концов, такой — палач или горничная?

Глаза Годрика блеснули. Изрытая оспинами щека едва заметно дернулась.

— А я думал, мы станем друзьями.

— Не станем, — заверил его Драко. — Уходи.

Палач наклонился, поставив локти на широкие свои колени, ссутулился и заглянул Драко в лицо — снизу вверх, с простодушным и беззлобным удивлением.

— Не хочешь поговорить? По душам?

— Нет.

— Ну а я хочу, видишь ли.

— Поищи другого собеседника.

— А что? Что ты мне сделаешь? — с любопытством спросил Грей.

Драко переступил с ноги на ногу. Если бы он был Поттером, он бросился бы на убийцу и передавил бы ему глотку голыми руками.

Если бы он был собственным отцом, Люциусом Малфоем, той его версией, что блистала в лучшие годы — он нашел бы слова, такие жалящие, опасные и точные, как удар кнута или укус гадюки.

Если бы он был воином, то выхватил бы меч.

Если бы он владел сомнийской — да вообще любой — магией, то превратил бы Годрика в кучку пепла.

Если бы. Если бы.

Но он был собой — и из оружия при нем оказались только золотой ключ от тайной двери да собственная трусливая хитрость.

— Я плохо спал, — начал он бесстрастно.

— Врешь. Я сам слежу, чтобы ты спал, как младенец. Я, не кто-нибудь еще. Слежу за тем, чтобы ты пил вино, воду, чай — что душа пожелает, и все сонные дозы я точно рассчитываю. Наша с тобой маленькая тайна.

— Уже не тайна.

— Чем недоволен? Если бы не я, ты бы загнулся давно.

— Разве ты не этого хочешь?

Годрик потряс головой.

— Я? Да я только о тебе и пекусь, можно сказать. Ты у меня вторая после Короля забота.

Драко почувствовал, как плохое, куда хуже всех прежних, предчувствие заполняет сердце. Что-то в словах Грея было — что-то еще, помимо горделивого желания утвердить победу.

— Я, можно сказать, своими руками посадил мальчишку на трон. Я, это я целыми днями выслушиваю его болтовню и детские выдумки. А до того я сорок дней промучился, выхаживая его, как слабого кутенка, вытирал пот с его лба, выносил горшки с его блевотиной…

— Хватит.

— Нет уж, послушай меня. Пока тебя не было, кто был тут, с ним рядом? Кто его спас, кто его сделал тем, кто есть? Кто ему принес всю власть на блюдечке, кто его вознес над всеми, кто радовался его победам, утешал его, нянькался, как родной отец? Кто переписал историю, уничтожил свидетелей, вырезал под чистую всех, кто мог проболтаться? Кто сделал так, что все верят теперь в то, что мальчика выбрали и принесли сюда сами боги?

А где шатался наш замечательный родной отец? Где его носило все эти месяцы?

И, с нарастающим ужасом, Драко понял вдруг, что Грей верит собственным словам. В его сгнившем, изъеденном безумием, нечистом сознании так все и было.

У Драко закружилась голова, он словно бы заглядывал в бездну, в то, что обещало быть страшным, непознанным и немыслимым — а вместо того взгляд натолкнулся на какую-то гниль, на тесную комнатушку в мансарде, на пыльное кокетливое тряпье, тщательно наведенное подобие человечности.

— Ты не смеешь… не знаешь… своим грязным ртом…

Он начал, путаясь и шипя, и не смог докончить фразы.

— Забавно, что ты упомянул о грязных ртах. И сказал бы спасибо, что я ничего не доложил Скорпиусу — ничего о твоих приключениях в дороге. Ни к чему юному мальчику такое знать. Только тебе я скажу простыми словами, Драко Малфой, ну… скажу, как все было. Чтобы ты представлял ситуацию в деталях… как говорят авроры. В деталях и во всей красе. Твой сын в одиночку скитался по самым опасным местам Сомнии, а ты в это время трахался, давал в рот и в жопу, давал, как последняя шлюха.