Я пообещал последовать ее совету.
— Вечером я попробую понаблюдать шестой спутник в телескоп. Может быть ты сможешь подать мне световой сигнал…
Она согласилась с моей потешной идеей и объяснила, по какой причине это невозможно. Затем она добавила: «У тебя будут дела поважнее, чем смотреть на Юпитер. На твоей планете тебя ждут перемены».
Я сделал вид, что не услышал ее намек. «Почему вообще нельзя увидеть транспорт зрительно или засечь его радаром? На орбите Земли есть космические объекты, наверное, за это время запустили даже космическую станцию — они, наверняка, заметят нас, когда мы подлетим».
По ее лицу пробежала вялая улыбка. Она объяснила мне то, что я давно уже знал. Электронные устройства поглощали каждый принятый импульс. Видеть или слышать можно только, если посланный сигнал вернется к отправителю. Лишь дважды эта мера предосторожности намеренно не была задействована — этой случайности я был благодарен за приключение всей моей жизни.
После того, как Ауль объяснила мне это, она продолжила:
— В принципе не важно, засекут вас или нет. Ты мне как-то сказал, что невозможно забыть Землю. Согласно твоим замечания относительно шестого спутника, который ты даже называл чертовым, Земля покажется тебе раем. Твои многочисленные жены будут тебя баловать…
Она была неуклонна. «Женственность» определяла в эти прощальные минуты ее мысли и чувства. Я поцеловал ее.
— Ангел, Звездочка, волосы Береники, сколько мне тебе еще говорить, что у меня нет жен! У меня есть только ты, потому что даже моя жена за это время свыкнется с моим отсутствием. Конечно, есть некоторые проблемы, когда я вот так вдруг встану перед ней. Мне прямо сейчас должна прийти в голову хорошая отговорка, потому что моя жена ревнивая как пингвин…
— Что такое пингвин?
— Снежная птица.
— И она ревнивая?
— Я не знаю, я предполагаю это.
Она глубоко вздохнула, и это было похоже на душераздирающую жалобу.
— Звездочка, маленькая, глупая, смышленая лунная девочка, будь же наконец разумной и порадуйся со мной. Эти семь дней действительно важны для меня. Я в конце концов, как метко заметил Ме, существо общественное. Следовательно, у меня есть социальные обязательства по отношению к другим. Не будет же моя жена оплачивать мои долги? Eще необходимо сделать выплаты, холодильник куплен в кредит, нужно рассчитаться за квартплату, и в фонд страхования нужно перечислить годовой взнос…
— Что за страхование? — прервала она меня.
— Страхование жизни. Я замаскирую мой отлет таким образом, чтобы поверили, что со мной произошел несчастный случай — при самоубийстве же они не заплатят…
Ауль сразу начала смеяться.
— Это смешно, — фыркнула она, — Страхование жизни — кто страхует вам жизнь?
Я постарался объяснить, ей взаимосвязь, но она не могла или же не хотела понять меня.
— В каком измерении ты вообще живешь? — разочарованно заворчал я.
Совершенно серьезно она ответила: «В пятом».
— Так, в пятом. Мне хватает трех, чтобы понять заключение договора на страхование жизни. Можешь ты мне объяснить, что еще может быть кроме длины, ширины и высоты?
— Еще очень много», поучили меня, «существуют, к примеру, периодические и апериодические пульсационные пространства. Структура пространства меняется с возрастающей скоростью. Также играют роль силовые поля и временной фактор…
— И еще есть пятое квиль-пространство и третье гиперборальная террастия…
— Это уже из области математики, — развеселившись сказала она. — На самом деле стремление к более объемлющим измерениям не так уж и трудно понять. Для низшего организма мир состоит только из одного или двух измерений. Червю, например, для своего существования достаточно только длины и ширины, сперматозоиду достаточно одной длины, в него заложена программа движения по прямой линии по направлению к женской яйцеклетке — следовательно, он живет в одном измерении…
— Звездочка, я верю тебе на слово. — Вздыхая, я капитулировал. — Я сгораю от нетерпения погрузиться в сон с Вашим знанием.
— Ме сказал тебе о последствиях?
— О каких последствиях?
— Перепрограммированный, ты будешь жить только засчет пищевых концентратов. После них не остается недоимок пищеварения…
Я догадывался, к чему она клонит. Некоторые органы принудительно лишаться своих функций. Желудок и кишечник, к примеру, атрофировались бы. Почему она именно сейчас решила обратить на это мое внимание? «И что произойдет потом?»
Хладнокровно, будто она говорила о способе приготовления яблочного мусса, она объяснила: «Итак, долгое время будут дегенерировать толстая кишка, прямая кишка, тонкая кишка, двенадцатиперстная кишка и другие органы. Подавляющая часть твоих внутренностей, включая желудок, как и…»
— Прекрати! — оборвал я ее. — Ты портишь мне всю романтику. Это просто неаппетитно…
— Почему? — невинно спросила она. — Я только хотела подготовить тебя к дальнейшему вмешательству.
— Ты хочешь напугать меня?
Ее предупреждение действительно немного сбило с толку. Но, по всей видимости, успокаивал я себя, у них и для этого тоже есть простой метод. Эмпирики и схоластики не знали, что такое скальпель.
Она обвила меня руками. Ее волосы закрыли мое лицо.
— Нет, любимый, я не хочу напугать тебя. Я только хочу настроиться на то, что больше не увижу тебя. Я сама страшно боюсь…
— Спокойно, — прервал я ее, — только из-за тебя я вернусь.
— Точно?
— Я обещаю.
Мы не сказали больше не слова. Мы оба чувствовали, что не могло быть никакого окончательного прощания и его не могло быть. Ведь влюбленные должны уметь заглядывать в будущее.
Земной лай таксы вырвал нас из нашего забытия. Фритцхен прибыл с вторым транспортом. Вальди танцевал от радости, когда увидел нас. Он пищал и лаял, словно догадывался о цели путешествия.
С прибытия обоих началась нервная деловитость подготовки для взлета. Команда проверяла системы привода и управления и то, что было более всего необходимо. «Плотва», одна из двух, появилась снова, принесла мне обещанный приемник и передатчик. Это был действительно такой же стеклянный предмет с белыми кнопками и множеством стрелок на циферблате, который я тогда нашел на лугу. Ауль обучала меня его использованию. Он был легок в управлении; нужно было только выставлять стрелки в определенном отношении друг к другу и включить питание. Мы проделали это несколько раз.
Мое занятие прервалось волнующим событием. Фритц принес мою одежду. Белье, все такое же грязное, как при моем спешном отлете, прожженные утюгом штаны, ботинки со стертыми подошвами — это было так, словно Земля вернулась ко Мне, правда ветхая и убогая, но у меня было такое ощущение, словно я менял свое трико на лучший выходной костюм. Смена одежды вызвала у меня почти что праздничное настроение. «Квиль», Ме, старик и даже Ауль были временно помещены в какой-то из ящичков моего мозга как воспоминание. У меня было только чувство будущего.
Окончательное, настоящее прощание было таким же неожиданным, как и мой отлет с Земли. Я и Ауль все сказали друг другу. Трое из команды и Фритцхен ждали. Наш отлет проходил точно по расписанию.
Ауль помогла мне. Она не сводила с меня глаз. Фритц позволил себе замечание, которое относилось к старту. Ауль кивнула ему и протянула мне руку. Я хотел что-то сказать, но она приложила палец к губам. Я понимал ее, к чему теперь слова?
У выхода Ауль снова обернулась. Она плакала.
— Я вернусь, — прошептал я.
Ауль, возможно, больше не слышала моих слов, потому что они слились тонким, поющим звуком приводных установок. Через несколько секунд я почувствовал вибрацию. Мы отстыковывались от «Квиля».
По данным Фритцхена мы должны были провести в пути три недели. Я был рад, что меня сопровождало хотя бы одно знакомое существо из трио с шестого спутника. Впрочем, с Фритцхеном нельзя было вести настоящую беседу, но он знал ответ на многие вопросы и во время монотонного путешествия оставался живым напоминанием об остальных.
