Ужасная мысль испугала меня. Это очаровательное созданное, созданное для великолепия любви, должно быть сумасшедшая. Или же я сам спятил? Я прокручивал мысли перед собой; моя память и логическое мышление не были замутнены. С другой стороны — у Ауль был своеобразный, мистический способ выражать свои мысли. Не было ли простого, логичного объяснения ее словам? В моей голове витали книги, которые уносили меня в глубины Вселенной, утопии по мечтательному наивные и технические чудеса. Был ли я Доном Кихотом, безумцем, который хотел измерить земным разумом то, что было неизмеримо?

Печальный опыт научил пеня самообладанию. Как поспешно судят люди порой, доверяясь чувствам. Я хотел поостеречься делать поспешные выводы. Возможно я действительно находился в одном помещении с прекрасной сумасшедшей. Но, возможно, мой мозг был слишком вялым, слишком земным, чтобы все понять. Я постарался сконцентрироваться, выключить все эмоции. Было ли это возможно? Монотонность и бесконечность Вселенной могли вызвать у Ауль и других душевное переутомление. Такое возможно. Но каким образом эта девушка попала на борт космического корабля?

Чем больше я думал об этом, тем больше распутывались ее противоречивые высказывания, причем я пока намеренно забыл об этом живущем и все же мертвом Ме. Роботы, говорил я себе, есть и на Земле, даже несмотря на то, что у них нет такого высокоразвитого электронного мозга. Это хотя бы можно было представить. Помимо этого, я знал, что человеческий мозг был устроен на тех же принципах. Даже простейший исследовательский зонд в принципе тоже был роботом с запрограммированной схемой. По этому пункту у нас не было проблем.

Что с комендантом, который был мертв и все же отдавал распоряжения? Было только одно объяснение: комендант существовал только на пленке или также в электронной системе, в которой был записан его опыт и приказы. В таком случае космический корабль «Квиль» был бы идеальным источником информации, который можно было забросить в любые глубины космоса, и не переставая передавать информацию на родную планету. Так могло быть. Но дело могло обстоять и совершенно по-другому. По всей видимости, Ауль тоже не вникла в эту тайну.

Оставалась только она сама. Что побудило ее сказать, что она «находится ли две с половиной тысячи лет на борту, Квиля'?» Здесь отказывала моя логика, к тому же Ауль действительно едва ли отличалась от девушки из Берлина, Праги или Будапешта. Так думал я, но она утверждала, что родом из Вавилона, живет две с половиной тысячи лет на этом космическом корабле и принимает приказы и задания от живого, но погибшего в результате несчастного случая коменданта. Где ключ к разгадке этой тайны?

Ауль прекратила свою игру с Вальди. Она прислушалась, неподвижно смотрела в одну точку на стене, где вдруг в быстрой последовательности отобразились и снова пропали светящиеся знаки. На ее губах снова появилась симпатичная улыбка, когда она сказала: «Через несколько секунд мы отделимся от звездолета и полетим на транспорте к шестому спутнику».

Что может отделиться от звездолета? — подумал я, или я вовсе не нахожусь на борту? Я хотел узнать еще кое-что важное, прежде чем начнется путешествие к шестому спутнику, и в спешке спросил: «Сколько тебе вообще лет, Ауль?»

Она ответила: «О, я уже очень взрослая. По расчетам мне должно быть почти шестьдесят световых лет. Никто не знает точной даты моего рождения».

— Что это значит? Световые годы — мера расстояния. Я хочу узнать твой возраст в земных годах.

— Извини, — сказала она, — сначала я должна привыкнуть к перестановкам — здесь возраст исчисляется пройденными единицами времени. По-земному мне, возможно, девятнадцать или двадцать. Ты знаешь мою Родину — Вавилон?

— Нет, — сказал я, — только немного из литературы, но поездка туда никогда не была мне по карману…» Еще одно замечание едва не сорвалось с моих губ, но тонкое жужжание заставило меня замолчать. Звук был мне уже знаком.

Все было так, будто я стоял на лугу у Маник Майя. «Сейчас мы отделимся от, Квиля,» сказала Ауль.

То, что отделялось от „Квиля", было неразличимо, потому что временно погасло освещение. Вальди начал пищать, прыгал на меня, скулил, словно приближался конец света. Я взял его на руки, почувствовал себя с ним единым в первобытном страхе.

После всего того, что я до этого увидел и услышал, я был готов ко всему. Что бы еще не случилось, я должен был со всем смириться; индюк решился на прыжок, бассейн оказался океаном, чьи волны уносили меня в безбрежные дали.

Слабый нарастающий свет прорывался сквозь темноту. Купол раскрылся, и открыл вид на центру управления транспортом. На темной стене светились разноцветные индикаторы и светящиеся кривые. Отклоняющиеся стрелки и непонятная аппаратура вызывали смутное сравнение с земными лабораториями. Перед этой стеной я снова встретил трех моих «друзей» с луга. Роботы — теперь я осознавал их качество со постыдной четкостью. Угловато двигаясь, они контролировали показания измерительных приборов, и своими стеклянными головами напоминали манекены. И этим электронным механизмам я подарил свои наручные часы! Для них я был предметом, которое было сложено из импульсов. Теперь они обратили внимание не только на меня, но и на Ауль.

Ауль пригласила меня в маленькое соседнее помещение, в котором было овальное окошко, откуда открывалась панорама внешнего мира Впервые я смог убедиться в том, что мы действительно летели. В стороне от нас тень, в некоторых местах прерванная ярким светом. Это был космический корабль со своеобразным названием «Квиль», от которого мы отделялись. Странная форма была у этого звездолета; он был похож на гигантскую подкову. Угадывались направляющие антенны и зеркала, под подковой множество плоских конструкций, которые были похожи на капли. Они были похожи на космический транспорт, на борт которого я вступал и в котором я, вероятно, все еще и находился.

Наша скорость должно быть была чрезмерной, потому что «Квиль» уменьшился на глазах, и скоро свернулся в одну точку и стал похож на слабо светящуюся звезду. Вместо этого перед нами предстали другие объекты, светло-серые шарики различной величины — спутники Юпитера[9], который сам не находился в поле зрения. Высоко над нами блестящая полоса Млечного пути. Как часто на Земле я мечтал взглянуть на них, возносился в мыслях к далеким мирам. Казалось, все демоны и гномы танцевали вокруг меня в эти минуты и кричали хором: «Ты там, куда всегда хотел попасть, твои нелепые фантазии стали реальностью…»

Все, что мне рассказала Ауль, оказалось делом разума и логики. Все это показалось мне абстрактным и не дошло до моего чувственного мира. Только после этого полета, столкнувшись нос с носом с Вселенной, меня пронизывало осознание того, что я действительно и окончательно был во Вселенной с такой стихийной силой, словно на меня обрушился тропический дождь. Где-то среди звезд, которым не было числа, маленький желтый диск, Солнце, вокруг которого вращалась крошечная мерцающая пылинка. Я закрыл глаза, но свет мириада звезд остался у меня перед глазами. Видеть, думать, узнавать, светящаяся хаотичная материя далеких миров, зарождающаяся жизнь и смерть — никогда прежде я чувствовал себя частью бесконечного мирового пространства столь сильно, никогда не считал Землю столь осознанно своей родиной. Мне вспомнилась последняя ночь на Маник Майя, как Хайн доказывал покорение Вселенной. Насколько он был близок к истине. Я хотел, чтобы мои чувства стали объективными, и трезво, без сантиментов оценить мой путь сквозь время и пространство, но тысяча ощущений потрясали скромный мир моих представлений. Я впитывал картину вокруг меня удивленными глазами невинного Адама, который насладился запретным плодом.

Долгое время я стоял перед иллюминатором, погруженный, запутавшийся в двояких мыслях. С дрожью я вдруг ощутил, как Ауль коснулась моего плеча. Я посмотрел на нее, но ее лицо расплывалось у меня перед глазами. Мы отошли в сторону, сели на лежанку. Вальди прибежал назад, обнюхал все в центре управления, зарычал на роботов. Они не обращали на таксу никакого внимания, несмотря на то, что она даже прыгала на них. Наконец, мы услышали, как он завизжал; один из роботов наступил ей на лапу.