Генерал-инспектор тем временем продолжал свою инспекционную проверку. Очередная голова задала очередной вопрос:
— Как производится оплата аборигенов, работающих на вас?
— В той валюте, какую они выбирают, — последовал ответ Инструкции. — В государстве, где я работаю, официальные деньги называются рублями. Но очень популярны межгосударственные деньги, которые именуются долларами и евро. Возможна также оплата золотом, серебром, платиной, драгоценными камнями.
— С золотом, серебром, платиной, драгоценными камнями. Проблем, полагаем, быть не может, — сказали на это головы генерала-инспектора. — Они достаточно распространены во Вселенной. А откуда брались официальные деньги?
— Я получал их в условленное время в условленном месте, — ответил Инструкция.
Тут в диалог опять, в который уже раз, вмешался бублик на четырех ножках.
— Генералу-инспектору, от которого не должно быть тайн во Вселенной, — молвил он не без ехидства, — можно было бы не задавать подобного вопроса. — Естественно, местные деньги, согласно условиям договора и специально для этих целей, нам предоставляет предприниматель Капустин. Кроме того, генералу-инспектору следовало бы знать, что финансовые вопросы вне компетенции Гирна. Его обязанность выдавать деньги в положенное время, и только, исполняя обязанности кассира.
Головы генерала-инспектора раздраженно задвигались. Но Змей Горыныч, видно, сдержал раздражение.
— Поощряется ли работа аборигенов еще как-то, кроме оплаты? — спросила одна из голов.
— Шрежы имеют возможность регулярно, раз в два земных месяца, собираться вместе для совместного отдыха, — отвечал Инструкция. — Это своего рода клуб, где каждый раз предусмотрено какое-то деятельное развлечение в соответствии с обычаями и историей планеты. На наш взгляд, подобные встречи способствуют сплочению шрежей и лишний раз дают им возможность почувствовать, что они — особые люди, занимающиеся особым делом.
Бублик опять вмешался. Издевательские нотки в его голосе заметно усилились.
— У нас нет сомнений, что о клубе шрежей генералу-инспектору должно быть хорошо известно, как и о многом другом. Клуб функционирует уже второй земной век. Это свидетельствует, что о жителях планеты Земля, работающих на нас, мы заботимся должным образом. Кстати, поскольку трое из них присутствуют здесь, надо полагать, в качестве живых улик, генерал-инспектор может поинтересоваться у любого из них, как он относится к нашему сотрудничеству и доволен ли он.
Головы генерала-инспектора устремились на трех жителей планеты Земля. Вене показалось, что одна из голов особенно внимательно осматривает именно его.
— Необходимости в этом нет, — ответила одна из голов.
— Собственно, многое и без сканирующего допроса. Нам было уже известно, — продолжили две следующие.
Четвертая после довольно долгой паузы с видимой неохотой признала:
— Формально цивилизация жишшинов соблюдает законность.
Однако первая и вторая и третья, сделав еще одну паузу, после этого добавили:
— Тем не менее обещаем, что к вашей деятельности на планете Земля. Внимание главной инспекционной службы. Многократно усилится.
Веня почувствовал, что перепалка между головами генерала-инспектора и бубликом, представляющим интересы цивилизации жишшинов, в конце концов стала почти комической, хотя позволила ему узнать немало нового.
И не только комической, но уже и утомительной. Это, должно быть, и ощутил некто, все это время скрывающийся за сценой и называющийся Высшим Судом.
— Инспекционная проверка закончена, — прогремел он сверху. — Однако главная инспекционная служба вправе продолжать свою деятельность на планете Земля, ничем ее не ограничивая. Представителю цивилизации жишшинов должно быть известно, какие меры последуют в случае выявления нарушений законности.
Все дальнейшее произошло молниеносно.
Сначала огромный Инструкция молнией унесся в огромные часы.
Затем все померкло.
И уже в следующее мгновение Веня ощутил себя в кресле самолета рядом с Сашенькой.
В кабине был полумрак, Сашенька дремала, закрыв глаза. Можно было не сомневаться, что самолет летел из Амстердама в Москву.
А на самом деле Веня возвращался из путешествия неизвестно откуда, и все, что с ним происходило ТАМ, отчетливо отпечаталось в его памяти.
Веня сразу понял, что часы опять были у него на руке, и внутри них, очевидно, скрывался, как обычно, сгусток энергии, называвшийся Инструкцией.
Ощущать себе в кресле самолета, рядом с Сашенькой было невыносимо приятно, все пережитое только что моментально отошло куда-то в сторону. Даже удивительно, как легко оно отошло.
И Веня стал с удовольствием вспоминать, как замечательно они с Сашенькой провели свой последний день в Амстердаме…
Утром их разбудил сильнейший ливень, грохотавший по палубе воонбота. Но кончился он очень быстро, как будто специально прошел только для того, чтобы напомнить Вене и Сашеньке, сколько у них сегодня впереди дел.
После завтрака у милой хозяйки ресторанчика напротив воонбота они отправились в Исторический музей, а потом, не спеша, дошли до площади Рембрандта, чтобы посмотреть на памятник великому голландскому художнику. И еще долго бродили по улицам и набережным амстердамских каналов, иногда спасаясь от налетающих, но быстро заканчивающихся январских дождей, в маленьких уютных кафе.
Наконец пришло время возвращаться на свой воонбот, куда за ними приехал гид Йохан, чтобы отвезти в аэропорт, залы которого похожи на оранжерею…
В эти теплые воспоминания вдруг ворвался голос, послышавшийся откуда-то сверху, и Веня даже вздрогнул. Но голос этот был очаровательным и не имел никакого отношения к Высшему Суду.
— Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Шереметьево, — произнес милый женский голос. — Просим пассажиров пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение.
Сашенька проснулась, улыбнулась, потянулась к Вене и прикоснулась к его щеке губами.
И разве можно было поверить в этот момент, что сидящая рядом девушка с золотыми волосами тоже имеет непосредственное отношение к сюрреалистическому миру, в котором существуют полупрозрачные бублики из цивилизации жишшинов и четырехглавые генералы-инспекторы. А кроме того, Высший Суд, главная инспекционная служба, пирамиды, построенные в каких-то искусственно созданных смежных фазах, и фигурки, которые всегда должны стоять ровно, чтобы на солнце не было ни облачка.
Когда поздним вечером того дня, проводив Сашеньку на вокзал, Веня стал набирать номер телефона стоматолога Николая, на миг ему вдруг показалось, что сейчас повторится то, что один раз уже было — Николай его не вспомнит. Случись так, Веня не удивился бы — в этой фантасмагории, где он участвовал, ожидать можно было всего.
Но теперь все было иначе, хотя стоматолог явно говорил эзоповым языком. Видно, жена Лариса находилась от него в непосредственной близости.
— Венька, — закричал Николай, явно обрадовавшись. — Ты уже дома? Как долетел? У тебя все в порядке?
— Конечно, — ответил Веня, — долетел нормально. И из Амстердама тоже. А как ты?
— Ничего, все как обычно, в трудах и заботах, — сказал Николай, почему-то вздохнув. — А как Амстердам? Все говорят, прекрасный город.
С этим Веня был полностью согласен.
— Конечно, прекрасный! Так же прекрасен, как Барселона, но по-своему.
— Ты мне звонишь, — сказал стоматолог, — верно, потому, что ко мне, наконец, собрался? Давай, приезжай! Верхний левый премоляр у тебя…
— Конечно, надо повидаться, — ответил Веня. — Заодно часы тебе верну. Это твои часы, а не мои. Ко мне они попали случайно.
— А вот этого чтобы я больше не слышал! — твердо сказал Николай. — Мы же с тобой договаривались. Никаких возражений не принимаю!
И стоматолог продолжал после короткой паузы:
— Ты мне обещал, что займешься своими зубами, как только вернешься из Амстердама. Так что жду! Завтра, например, сможешь? Лучше во второй половине дня.