Маленький человечек перестал наконец смотреть на то место, где только что пребывал бублик на коротких ножках, который, оказывается, на самом деле был генеральным смотрителем всех пирамид. Секунду спустя перед Веней был прежний Инструкция.

— Опять много вопросов задаешь, — молвил Инструкция. — Есть вещи, которые тебе знать совсем необязательно. Ты же клятву давал не выказывать излишнего любопытства. Возвращаемся!

Мгновение спустя Веня стоял на крышке люка неподалеку от книжного магазина. Инструкции с ним уже не было.

Через полчаса, открыв свой замечательный ноутбук, Веня вносил очередные пункты в файл «ЧТО Я ЗНАЮ»:

8. Изредка в пирамиде случается то, что Инструкция называет «системным сбоем». Тогда строй фигурок рассыпается, а солнце в глубине экрана не видно из-за туч.

9. Есть загадочное существо, неизвестно где обитающее, которое Инструкция назвал генеральным смотрителем всех пирамид. Внешне оно похоже на вертикально стоящий бублик с четырьмя глазами и двумя парами коротких ножек. Этот бублик появляется только тогда, когда случаются «системные сбои» и обращается с Инструкцией весьма начальственным образом.

10. Если бы Инструкция не смог ликвидировать системный сбой самостоятельно (точнее, с моей помощью), ему бы пришлось вызывать некоего генерального специалиста.

Новый пункт Веня вписал и в файл «ЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ»:

8. Не знаю, почему, но генеральный смотритель и генеральный специалист очень не любят, когда их тревожат.

В дверь позвонили. Веня вздохнул, предчувствуя, что это сосед Алексей Васильевич с бутылкой «Флагмана». Предчувствие, как всегда, не обмануло.

— Устал я что-то, — сказал Алексей Васильевич, с порога протягивая объемистый пакет. — С самого утра сегодня баранку крутил, даже увлекся. Давно так не работал. Не меньше десяти клиентов, не поверишь, обслужил. Один раз в Домодедово ездил, в такую даль, сам от себя не ожидал. Но жить-то надо, нельзя же все время на кого-то надеяться. Ну, а теперь, конечно, предлагаю совместно отдохнуть. Нинка-то у меня сегодня на работе допоздна. То есть Нина Ивановна.

Но Веня проявил твердость характера. Пришлось, правда, покривить душой и выдать желаемое за действительное, зато сам по себе предлог был превосходным:

— Понимаешь, Алексей Васильевич, — сказал Веня, — сейчас ко мне девушка должна приехать. Ну какая тут водка.

— Для храбрости немного всегда не вредно, — молвил кандидат наук назидательно. — Будто сам не знаешь.

В глубине квартиры послышался сигнал мобильника.

— Слышишь, уже звонит, — сказал Веня. — Ну, не пропадешь ты без меня, извини. Позови Митрофаныча, что ли. Вы же с ним теперь друзья. Несмотря на идейные разногласия.

— Митрофаныч, не поверишь, решил отказаться от спиртного, — грустно ответил Алексей Васильевич. — Я его утром в лифте встретил, он мне и сказал: так, мол, и так, Алексей, я твердо решил, что от водки один вред, надо о здоровье думать, и теперь буду держаться от этого зелья подальше.

— Ну, дела, — удивился Веня. — Извини, Леша, телефон звонит.

И, так и не взяв увесистого пакета Алексея Васильевича, он закрыл перед носом соседа дверь.

Схватив мобильник. Веня нажал кнопку, страшно обрадовался, немного послушал и сказал:

— Здравствуй, Саша!

А немного позже в дверь Вени снова позвонили. К своему удивлению, на этот раз он увидел на пороге Ивана Митрофановича, апологета особого пути России, независимого от общих тенденций развития мирового сообщества.

Когда труженик частного извоза открыл рот, чтобы сообщить о цели своего прихода, от него ощутимо повеяло спиртным.

— Алеха не у тебя, случаем? — поинтересовался Митрофаныч. — Сдается мне, что утром он меня не совсем правильно понял…

У Эдуарда Борисовича, как всегда, новые идеи появлялись, отбрасывались и заменялись другими безостановочно. На следующий день он опять собрал трудовой коллектив, чтобы объявить:

— Я еще немного подумал и пришел к выводу, что название нашего нового журнала все-таки надо оставить прежним. «Эдик» так «Эдик». В общем, это даже неплохо, что название навевает некоторые… ассоциации. Даже… э-э… вполне определенные рифмы. Некоторая фривольность, эдакая двусмысленность, сейчас, знаете ли, в духе времени. Журнал с названием «Эдик» должен пользоваться успехом.

— Конечно, «Эдик», — моментально откликнулась Заныкина-Сидорова. — Безусловно, «Эдик». Название энергичное, емкое, запоминающееся. И, конечно, с ассоциациями, вполне современными. Не знаю, как другие, я бы обязательно купила журнал с таким названием, едва только его увидев.

— Решено, — подвел итог хозяин. — Всех благодарю.

Было видно, что следующие слова дались ему не без определенной душевной борьбы. Но все-таки Эдуард Борисович их произнес:

— Поскольку журнал «Эдик» практически готов, объявляю завтрашнюю субботу днем отдыха. Хотя, конечно, если у кого есть желание, можно и поработать.

Что касается Вени, весь этот день он исполнял свои обычные обязанности без особого воодушевления. Время тянулось очень медленно, как всегда бывает, когда чего-нибудь ждешь.

А Веня с нетерпением ждал, когда наступит вечер.

Вечер оказался таким, каким частенько выдаются московские вечера поздним ноябрем. Воздух был наполнен невесомыми крошечными капельками грязной сырости. Они были видны даже в неверном свете уличных фонарей и оседали мутной пленкой на стеклах «девятки». То и дело приходилось включать дворники, но помогало это ненадолго.

В вязкой промозглой мгле фары машин, непрерывным потоком движущихся по встречным полосам, расплывались в большие световые пятна. Эти пятна проплывали мимо на небольшой скорости и частенько замирали на месте из-за возникающих то и дело заторов.

Красные габаритные огни машин, идущих впереди, как и постоянно зажигающиеся стоп-сигналы, отзывались в душе неясной тревогой. В грязных зеркалах заднего вида ничего нельзя было понять, кроме того, что пока еще они не окончательно утратили способность отражать свет.

Когда машина останавливалась у светофора, загоревшегося тем же зловещим красным светом, люди, высыпающие на пешеходные дорожки с обеих сторон улицы, казались черными бестелесными призраками. Они двигались в противоположных направлениях, быстро-быстро проходя друг сквозь друга.

И весь этот неприветливый вечерний мир пронизывался огнями реклам, назойливо и некстати светивших отовсюду и не вызывавших ничего, кроме глухого раздражения.

Веня медленно пробивался сквозь густые автомобильные стада, запрудившие Москву, к площади трех вокзалов. Он остро чувствовал все уныние этого тусклого ноябрьского вечера, но старался не очень ему поддаваться.

На правом сиденье лежал букет белых хризантем. Выбирать цветы Веня никогда не умел, но в этот день постарался. Хризантемы предназначались для прекрасной пиратки Сашеньки, которая в этот вечер приезжала в Москву из Вышнего Волочка.

Что произойдет дальше, после того как Сашенька выйдет из поезда на перрон, Веня пробовал представить не раз. Эти воображаемые картины он начал рисовать в своем сознании сразу после того, как она сообщила, что вечером в пятницу приедет в Москву, и Веня ответил, что, конечно, ее встретит. Каждый раз он представлял себе их первую встречу по-разному, но неизменно все получалось очень хорошо.

И почему-то в голове все время крутились слова, сказанные Инструкцией там, на пиратском берегу: «Сейчас тебе кажется, что она из другого мира, но она такая же, как ты. Просто сейчас вы оба в другом мире».

Однако, если уж говорить откровенно, услышав, что Сашенька приедет в Москву на поезде, первое, что испытал Веня, так это легкое удивление: неужели у такой девушки нет машины? Конечно, она должна была быть у нее обязательно — например, очаровательная и вполне достойная своей владелицы «Пежо-206». И златовласая пиратка Сашенька, во-первых, должка была великолепно смотреться за рулем, а во-вторых, водить машину лихо, отважно, но вместе с тем и грациозно.