Но, понятно, до этого не дошло, продолжает Джонни. И я был рад, что не дошло. Но я и огорчился, Дэйв. Я здорово разозлился, когда Седрик вдруг исчез и уж больше не возвращался. Все наши труды пропали даром. А видел бы ты, что мы сработали! Почти все закончили. Выдолбили в скале перед входом узкую глубокую щель, залили цементом и укрепили в нем столбы, с промежутками в несколько дюймов и разной высоты, чтоб доходили до верхнего края пещеры. Только один столб посередке не вставили, дожидались, пока Седрик будет внутри.

— И надолго бы он там остался? — спрашивает Дэйв.— На всю жизнь, что ли?

Ну, нет, Джонни так не думает. Это уж мистер и миссис Макгрегор сами бы решили. А им было бы много мороки, ведь пришлось бы носить Седрику еду.

— Хотя это, наверно, была бы моя работа. И я забыл сказать, мы там внутри все для него устроили очень славно и уютно. Поставили бочку с водой, и хозяин сколотил что-то вроде качалки, а спинку и сиденье сделал из мешковины. И постель сделал хорошую, матрац набил сухим папоротником. Я тогда подумал, я сам не прочь бы спать на таком, только вот, когда стемнеет, слишком одиноко и тоскливо будет там одному.

— По моему, Седрик не против одиночества,— говорит Дэйв.

Послушай, Джонни. А может, Седрик знал, что происходит? Вдруг он бродил поблизости и ждал, пока вы для него все приспособите так славно и уютно,— понимаешь? А потом вошел туда и устроился как дома.

Джонни минуту помолчал и вдруг как вскрикнет:

— Я вспомнил, Дэйв, теперь я вспомнил!

Да, правильно, Дэйв, надо говорить потише. Но я вспомнил — один раз нам показалось, что до нас там кто-то был. Мы долбили в скале щель для столбов, и хозяин оставил лом торчком в трещине, он сказал — хорошо помнит, как оставил, а когда мы пришли в следующий раз, лом валялся на земле. Я думал, может, он просто упал, а хозяин начал работать и говорит — в прошлый раз он, помнится, не раскачивал большую глыбу, а теперь ее раскачали. Мы подумали, может, туда приходили маори, поискали следов, но не нашли, и я, помню, еще пошутил — может, говорю, добрые феи решили нам помочь.

Да, хотел бы я, чтоб были на свете добрые феи.

Дэйв, а вдруг это был Седрик? Только ума не приложу, с чего бы он захотел жить в пещере. Если ему так уж этого хотелось, незачем было нам трудиться.

Может, ты все верно угадал, Дэйв? Тогда как по-твоему, что я должен делать? Как ты скажешь?

— Ничего,— говорит Дэйв.— Ничего не надо делать.

— Ну, нет. Я знаю, что надо делать. Да, знаю. Я должен сказать хозяину.

Настал черед Дэйва застыть на месте, но тотчас он бегом догоняет Джонни и хватает за руку повыше локтя.

— Послушай.— И он изо всей силы стискивает руку Джонни.— Скажи только слово хозяину, и знаешь, что я сделаю? Разобью твою дурацкую башку.

Я не шучу, говорит он, выпуская руку Джонни.

Джонни обернулся и смотрит на Дэйва, опять он раскрыл рот от удивления и в то же время откачнулся, заморгал, словно уже ждет первого удара.

— Послушай, Джонни…— говорит Дэйв.

Но вдруг позади загромыхало, и сквозь пыль долетает крик хозяина — эй вы, там, поосторожней! Протяжно, надрывно сигналя, мимо мчится огромный грузовик и скрывается в туче пыли, но Дэйв с Джонни успели заметить — он битком набит овцами. Через минуту следом мчится еще один грузовик, а за ними и того быстрей проносится большая, роскошная легковая машина.

Джонни говорит — их счастье, что движение на дороге не началось раньше. Теперь пойдет все хуже и хуже. Их счастье, что сейчас можно остановиться и выпить чаю.

— Вон где мы всегда останавливаемся, Дэйв,— говорит он и показывает вперед.

Река еще раньше отошла к другой стороне долины, но чуть дальше снова подступает к самой дороге, затем образует петлю и опять подходит вплотную. Пространство, окруженное петлей, от дороги не отгорожено, и, когда хозяин послал собаку, овцы послушно и с охотой свернули туда, на травку. Дожидаясь хозяина, прежде чем пройти на этот луг вслед за отарой, Дэйв опять стискивает руку Джонни и говорит — помни!

Хозяин спешился, охлопал себя, пытаясь хоть немного отряхнуться от пыли. И говорит — во-он там славное тенистое местечко и есть довольно большой камень, они свободно усядутся втроем. Местечко оказалось на самом краю высокого берега, футах в десяти над водой. Ивы, похоже, корнями впились в речное дно, а стволы встают из воды тесно, словно огромный частокол. В вышине широко раскинутые ветви почти достигают тех, что растут на другом берегу, но не смыкаются с ними, и солнечный свет не только пробивается яркими пятнами сквозь листву, но и тянется сверкающей дорожкой по воде, искрится на зыблющемся стрежне реки. Какая прохлада, глаз не нарадуется, думает Дэйв. И старается не смотреть на дорогу, где проносятся, вздымая пыль, еще и еще машины, и на горный склон за дорогой, там травянистые клочки среди кустов уже побурели, иссохшие, выжженные солнцем. Выше травы совсем нет, только кустарник, а еще выше не выдерживает и он — до самого неба торчат крутые голые скалы.

Но хозяин, доставая из школьной сумки сандвичи, показывает именно в ту сторону.

— Разобрался ли Дэйв, где что? — спрашивает он.— Видел Дэйв когда-нибудь вон ту ограду на самом гребне, ее хорошо видно против неба?

Дэйв растерян.

— Это ограда Эндерсоновой земли, дальний ее угол,— говорит старик. А теперь пускай Дэйв глянет правее, там в гребне выемка. Видно ему, за выемкой начинается лес? Это уже его, Макгрегоровы, владения.

Он открывает термос, чтобы чай немного остыл. Смотрит на часы и говорит — меньше чем через десять минут надо двигаться.

— Догоним мы Дэйли, как считаете?

Нет, Дэйв и Джонни думают, навряд ли. На прямых участках дороги они замечали далеко впереди пыль, да только тех, кто ее поднял, уже не догнать.

— Но если бы Джек тоже останавливался здесь на отдых, разве мы бы его не заметили? — спрашивает Дэйв.

— Не похоже на Дэйли, чтоб он стал отдыхать,— говорит хозяин с обычной своей усмешкой.

Этот малый не пожалеет ни человека, ни скотину. Он такой — ума на грош, а дурью богат. К живности никакого уважения. Собак загоняет до того, что они с ног валятся, а держит впроголодь. И работники от него бегут, потому как спину гнуть заставляет до седьмого пота, а платит мало. Бестолковая политика. Если он и с моим парнем так обращался, понятно, того потянуло в город, раскатывать на машинах со всякими лодырями и транжирами. Хотя все равно это не оправдание. Если фермер обращается со своим сыном как положено, а сын бросает дом и землю и уходит, нет ему никакого оправдания.

Ни Дэйв, ни Джонни не нашлись что ответить, и старик молча жует, потом вдруг вспоминает про чай.

— Вы оба ступайте вперед,— говорит он и дает Дэйву чай в колпачке от термоса. Кинул собакам по хлебной корке, подозвал их, поочередно поднял и осмотрел у каждой лапы. Овцы, разбредясь по лугу, щиплют траву, старик несколько минут присматривается, потом говорит — покуда не видать, чтоб хоть одна отбилась от стада. А не заметили Джонни и Дэйв, может, есть такие, которые поранили ноги?

Нет, они таких не замечали.

И тотчас хозяину почудилось, одна овца прихрамывает. Он подходит и минуту-другую для проверки гоняет ее взад-вперед. Но трудно сказать наверняка. Джонни и Дэйв не углядели никакой хромоты, а ему кажется — немножко есть, самая малость. Для сравнения он расшевелил еще нескольких овец и все же не успокоился. Ладно, он за старушкой последит. Если она начнет отставать от других, так доедет до места у него поперек седла. А теперь пора им обоим выйти на дорогу, сейчас он погонит за ними овец.

Города не видно, пока не подойдешь к нему почти вплотную, потому что вблизи него долина уже не долина, а тесное ущелье, на дне его течет река. Дорога поднимается по косогору вырубленным узким уступом, высоко в скале над ущельем выпирают каменные глыбы. Круча уходит к реке почти отвесно, внизу вода пенится среди валунов, а иные мягко огибает, неожиданно гладкая, подобно жидкому стеклу; за рекой виднеется другая лощина, там уклон не так крут, и по нему проложена железная дорога. А в самой высокой своей точке дорога выравнивается, огибает тот выступ горы, который внизу дугой обходит река, за этим изгибом виден мост и за ним город, дорога спускается к нему почти напрямик. Теперь нам все время идти только вниз, Дэйв, говорит Джонни, завидев мост. Ты рад?