Нет, извини, это я зря сболтнул. Ну а если Седрик и впрямь сбежал в лес? И теперь уже навсегда? Кто его осудит? Только не я. Так чего ради врать дальше?

Джонни призадумался, отвечает не сразу:

— Я не вру, Дэйв. Но с чего ты взял, что Седрик ушел в лес? Почему бы он ушел?..

…почему ПО ЧЕМУ?

потому что ПОТОМУ! Мать сейчас сказала бы говори по-людски, ты уже не маленький…

— Почему, Джонни? — переспрашивает он.— Почему? С таким же успехом можешь спросить, почему человеку иногда приходит охота удавиться. Почему? Потому. Вот так.

Из-за всего на свете.

Джонни слушает терпеливо, внимательно; теперь он совсем не злится и не обижается.

— Не понимаю я тебя, Дэйв,— говорит он.

Опять призадумался и продолжает:

— Если Седрик ушел в лес и там остался, где он жил бы так долго? И откуда ему взять еду?

— Ты разве не помнишь, Джонни? Помнишь, один раз ты мне объяснял, сколько всего съедобного можно найти, когда живешь на природе.

— Так я ведь говорил про ферму,— возражает Джонни.— А не про то, чтоб жить в лесу. И потом, надо же где-то спать.

— Но ты, бывало, и сам ночевал под открытым небом,— говорит Дэйв.— Я помню, ты рассказывал. А Седрик разве не может? И потом, у него ведь там пещера? Да, Джонни, где-то она есть, пещера, верно? Вот про нее я и хотел тебя спросить.

Тут он ахнул: Джонни исчез! Сзади кричит старик — что там у вас стряслось? А Джонни стал как вкопанный посреди дороги, и его не видно за сплошной массой громоздящихся друг на друга овец.

Джонни! О господи!

И Джонни вновь возник перед глазами, сдвинул кепку еще дальше на затылок и, теребя воротничок, заявляет — да, теперь ему и правда жарко. А кто, интересно, сказал Дэйву?

— Про пещеру Седрика? — спрашивает Дэйв. А не все ли равно кто? Но может быть, в воскресенье после обеда пойдем погуляем по лесу и Джонни покажет ему эту самую пещеру? Хорошо, если Седрик сейчас там, очень хочется с ним поболтать.

— Ну, допустим, он сейчас там — а ты скажешь Макгрегорам?

— Да ты что, Джонни!

Никогда в жизни я такого не сделаю.

— Его там нету,— говорит Джонни. И прибавляет погромче: — Но поделом бы ему там сидеть.

— Ладно, ладно, Джонни. Не к чему горячиться, тебе в воротничке и так жарко. И незачем хозяину слышать, о чем у нас речь.

Тут Джонни просит прощенья. Нет, конечно, он не хотел, чтоб хозяин его услыхал, но Дэйву надо бы понимать — если кто нагрешил, тому по справедливости положена кара.

— Смотря какая и за что,— говорит Дэйв.— Да и кто из нас без греха.

— Незачем нам грешить,— говорит Джонни.— Мы и не грешили бы, если бы все, как положено, следовали путем, который указал нам Христос.

Дэйв возражает — многого хочешь, и припахивает протестантской ересью. Но у него нет ни малейшей охоты препираться на этот счет с Джонни. Нет уж! Он хочет знать другое — при чем тут, что Седрику поделом бы сидеть в пещере, хоть на самом деле его там и нет.

— Меня-то засадили в тюрьму,— говорит Джонни.— Так почему не засадить Седрика, ему тоже не худо бы получить хороший урок.

Я хочу сказать, его полезно засадить в пещеру.

Дэйв опять призадумался.

— Что-то я тебя не пойму, Джонни,— говорит он.— Только, похоже, ты предаешься слишком свирепым, мстительным мыслям. Могу понять, что…

…а он разве не желал ей добра, когда запер ее в архиве, заботился о ее нравственности…

— Сперва я про это не думал,— говорит Джонни.

— Да,— говорит Дэйв.— Это мне тоже понятно.

Но сразу спохватывается.

— Ты говоришь загадками, Джонни. Почему бы не сказать мне во напрямик?

Джонни полагает, что говорить не следует. Ни разу никому слова не сказал. Даже не представляет, что с ним сделают мистер и миссис Макгрегор, если узнают, что он проговорился. А Дэйв никогда не передавал им, что ему говорит Джонни? Обещает он, что не скажет? Ни единой живой душе? Никогда? Даже под пыткой?

— Сперва я про это не думал,— говорит он.— Один раз Седрик не пришел домой ночевать, и мы все подумали, наверно, он опять отправился с Рэнджи вверх по реке навестить Эйлин. Его мать была вне себя. Сказала, надо смотреть в оба, не то Седрик что-нибудь натворит и его запрут, может, в тюрьму, а может, в сумасшедший дом. И еще сказала, если с ее сыном такое случится, она до самой смерти не сможет показаться на люди, не сможет смотреть соседям в глаза. Он уже и так ее опозорил! Нет у ней больше сил терпеть. И еще сказала, жаль, нет на ферме такого места, чтоб самим запереть его подальше от греха. Тогда бы у ней на душе полегчало. Ведь какой ни есть, хуже некуда, а все равно он ей сын, и, если придут и его заберут, сердце у ней разорвется. У ней только и есть в жизни что сынок, сказала она. И пошла вовсю ругать хозяина, чего он сидит и молчит.

И я тоже молчал — говорит Джонни.— Я думал, ну, опять они поругались, не впервой. И понимаешь, Дэйв, она тогда гладила, а потом замахнулась на старика утюгом, ну я и ушел оттуда и лег было спать. Я эти ее слова запомнил, хотя всерьез не принял, потому что Седрик, как всегда, явился домой и его здорово отругали. И все пошло по-старому до следующего раза, когда он не явился ночевать. А потом Рэнджи с Эйлин поженились, и миссис Макгрегор обрадовалась, думала, теперь Седрик будет дома. А он, наоборот, еще чаще пропадал. Тогда она совсем взбеленилась, потому что узнала — он не только у Рэнджи пропадает, а когда спрашивала, где он был, он не отвечал.

А помнишь, Дэйв, я тебе рассказывал, чем он занимался на берегу?

Дэйв помнит.

— В общем,— продолжает Джонни,— она, верно, поговорила со стариком Ваксой насчет того, что сказала в тот вечер, и в один прекрасный день из города прикатил грузовик с цементом. Я так и понял, что они это обговорили, потому как она не стала спрашивать, для чего ему цемент. А знаешь, для чего, Дэйв? У меня тогда глаза на лоб полезли. Цемент был для той пещеры, я про нее слыхал, но не знал, где она. А хозяин знал.

— Где же она? — спрашивает Дэйв.

Джонни замялся. Отвечает не сразу — повыше на горе, в лесу. Она совсем маленькая.

Что ж, хочет Дэйв слушать дальше или нет?

— Стали мы укладывать по нескольку мешков цемента на тележку и возить вверх по оврагу,— рассказывает Джонни.— Хозяин срезал ветви, кидал в разных местах в речку, чтоб легче переправляться на другой берег. А когда подъем стал слишком крутой, пришлось таскать мешки на спине, сам я не таскал, мне такая тяжесть не под силу, но ты же знаешь, хозяин, хоть и старый, а силищи ему не занимать. И сила ему очень понадобилась, ведь кроме цемента пришлось таскать и столбы, и наши инструменты, и еще всякую всячину. Всего тяжелей были столбы, пришлось носить на плечах вдвоем по одной штуке.

Будь у меня сердце слабое, не знаю, что бы со мной стало.

— Но, Джонни, неужели Седрик не знал, что происходит? — удивляется Дэйв.

— Нет, наверно, не знал.

Мы ведь не сразу все сделали, продолжает Джонни. Работали урывками несколько месяцев, а Седрик нечасто бывал дома. Цемент он не мог не видеть, но я не слыхал, чтоб он хоть раз спросил, для чего это. Ему не больно интересно было, какие там работы ведутся на ферме.

Да ты хочешь слушать дальше, Дэйв?

— Да, Джонни, конечно. Только еще один вопрос — как тебе хозяин объяснил, что он собирается делать?

— Я как раз хотел тебе про это сказать. Он так напрямик и выложил — хочу, мол, устроить так, чтоб из этой пещеры никто не мог выбраться. И я понял, это он про Седрика. Меня даже страх взял, но я вовсе не чувствовал, что поступаю неправильно. Наоборот, поневоле стало приятно. Ведь это Седрик поступал неправильно, а отец старается ему помешать, и я подумал — правильно делаю, что ему помогаю. И хозяин, видно, думал, что я вовек не проговорюсь, он даже не просил меня держать язык за зубами.

А я вот тебе рассказываю, Дэйв.

— А старик не говорил, как залучит Седрика в пещеру? — интересуется Дэйв.

— Я его спросил, да он вроде как отшутился,— говорит Джонни.— Мол, как-нибудь вечерком этого паршивца, его сыночка, ждет сюрприз, отец выставит бутылку виски и угостит его. А потом предложит чашку чая, подсыплет добрую порцию снотворного, которое принимает миссис Макгрегор, и, надо думать, малый живехонько отключится.