Но я так и не ответил на ваш вопрос. «Первый камень» в основание Тобольского вокзала лег в 1969 году. Впрочем, если считать ab ovо («от яйца»), то правильней будет назвать начало шестидесятых годов. Тогда я ездил по трассе Абакан — Тайшет по заданию ЦК ВЛКСМ. Та комсомольско-молодежная стройка — старшая сестра нынешней дороги Тюмень — Нижневартовск. Кстати, многие строители, закончив Абакан — Тайшет, перебрались в Западную Сибирь, где все начали «с нуля». Так вот в Тайшете я познакомился с новосибирским архитектором Владимиром Авксентюком. Будучи архитектором, он страстно увлекался живописью, графикой. Я, наоборот, работая как график, тяготел к монументальным, крупноформатным рисункам, измеряемым метрами. Впрочем, я стараюсь и графические работы делать таким образом, чтобы они без «перестройки» могли вписаться в архитектурный комплекс. Общие художественные вкусы, ну и, конечно, молодость, громадная молодежная стройка — все это сблизило нас. Тогда же мы впервые заговорили о совместной работе. Однако разговоры так и остались разговорами. И вот в 69-м, когда я работал над большим керамическим циклом убранства Дворца культуры завода имени Чкалова в Новосибирске, Владимир «атаковал» меня Тобольским вокзалом.

Соответственно, особых усилий со стороны моего товарища не потребовалось: я сразу же согласился работать над проектом. Понимаете, это ведь не кафе или кинотеатр, которых могут быть в городе десятки. Вокзал — ворота, лицо города. Для художника это очень важно, почетно, ответственно — запечатлеть свое понимание века в монументальном сооружении такого масштаба. Ну, как то самое дерево, посадив которое, по выражению древних, можно считать свою миссию на земле выполненной.

— Герман Вячеславович, судя по отзывам тобольчан, ваш белокаменный вокзал «принят». Однако каждое произведение искусства, его «сверхзадача» понимаемы неоднозначно. Проще говоря, сколько людей, столько и мнений: каждый элемент, каждая фреска, рельеф, композиция трактуются человеком в зависимости от его художественных пристрастий, степени воображения, характера, возраста, даже рода деятельности. Причем эта трактовка не всегда совпадает с художническим замыслом. Может быть, поэтому людям всегда интересно знать, что хотел выразить, сказать художник своим произведением. Под картиной зрители всегда ищут ее название прежде чем слушать музыкальное сочинение, хотят знать, как озаглавил его автор, — стихотворение с тремя звездочками над ним у некоторых вызывает досаду. Итак, ваше «заглавие»?

— Пересказывать симфонию либо стихотворение — задача, на мой взгляд, неблагодарная, да и не нужная: у искусства свой язык, своя логика, отличная от языка, скажем, четких формул, аксиом и доказательств науки. Тем не менее, если бы нас с Владимиром Авксентюком попросили «озаглавить» свой проект, в самом общем виде это звучало бы так: от прошлого — к настоящему — в будущее.

Попытаюсь высказаться яснее. Человек едет сквозь тайгу. Блеклые краски, унылая серая картина — болота, перелески. Но вот поезд подошел к Иртышу Высокий противоположный берег сплошь покрыт свечками сосен, уступами, уходящими вверх. Лес занимает весь горизонт, и лишь слева, на самой круче, — белое двухступенчатое (собор и колокольня) пятно.

Вот уже мост остался позади, снова тайга, и вдруг человек видит ту же картину: белые пилястры высотной части вокзала прорезаны вертикальными линиями стекла, под ступенчатым козырьком расположилась тоже белая, но протяженная часть здания. А позади все те же сосны взбегают к небу.

На снимке вверху идет монтаж вокзальных часов. Внизу: фрагмент оформления часов — «Рыбы».

По мере приближения пилястры и окна, как мехи гармошки, сжимаются, и вот уже на торце высотной части вы видите герб Тобольска. Поскольку герб — визитная карточка города, скульптурное изображение старого герба, утвержденного еще Екатериной, имеет новое обрамление. Над гербом три нефтяных вышки, в которых «заплутался» хозяин тайги — медведь. Справа и слева — свечи елок. На одной — белка, на другой — соболь. Внизу — три всадника с пиками, символизирующие дружину Ермака. Поднявшись на несколько ступеней — три золотых козырька над головой повторяют зубчатую линию сбегающих от вершины елочных «этажей», — вы попадаете в просторный беломраморный зал. Левая стена — букет цвета. Вы еще не видите, что там изображено, но невольно улыбаетесь: после мрачной тайги ярким краскам улыбаешься просто так, беспричинно. Подойдя ближе, замечаете детали мозаичной композиции. Три руки как бы преподносят вам дары тобольской земли. Колба — символ большой химии, завтрашнего Дня Тобольска, колос — сибирский хлеб, рыба — богатство рек. Все вещи орнаментальны, панно воспринимается как большой яркий ковер, что, по нашему замыслу, должно придать всему залу теплоту, домашность. И в то же время части композиции предметны, их условность призвана познакомить с настоящим и будущим тобольского края.

Скромная строгая лестница ведет вниз, в кассовый зал, для отделки которого применен серый мрамор. Большой проем позволяет как бы увеличить высоту «серого» зала, наполнить его воздухом и светом. Выйдя из нижнего зала, вы попадаете на площадь; за площадью тайга, где скоро вырастут производственные и жилые корпуса комбината по переработке нефти. Главный элемент художественного оформления здания со стороны площади — часы на торцевой стене высотной части. Такое решение естественно: попав на привокзальную площадь, человек прежде всего ищет часы. Циферблат представляет собой солнце, обрамленное знаками зодиака. Причем «Весы» — две чашки на коромысле — как бы «уравновешивают» день и ночь. 

Человек, покидающий город, следует, как я себе представляю, таким маршрутом: выйдя из автобуса на привокзальной площади, первый взгляд бросает на часы — что сейчас делают товарищи там на буровой или на комбинате? Сколько времени до поезда? Когда буду в Москве, Ленинграде, Киеве? Когда вернусь назад, чашка весов «ночь» значительно «перетянет» чашку «день». И так далее… Затем отъезжающий, поднявшись на несколько ступенек — учтена торжественность в этом подъеме, приподнятость, значительность момента: не каждый день уезжать приходится! — попадает в кассовый зал. Билет взят, лестница выводит наверх. Ковер-панно приковывает взгляд: нефть, колос, рыба, тайга — это жизнь, пусть трудная, но с которой не можешь расстаться так просто. «Что делают сейчас товарищи буровики? Комары, небось, заедают? А я сяду в поезд, до свидания — еду к Черному морю. Ни морозов, ни комаров. Только знаю, через неделю потянет назад…»

— Вы так живо описали размышления пассажира, что хочется сейчас же купить билет и ехагь в Тобольск…

— Картинки, «проигранные» сейчас, — результат коллективного творчества, поэтому, наверно, и убедительны. Прежде чем проект был утвержден, мы советовались и с коренными сибиряками и с молодежью, приехавшей строить трассу железной дороги Тюмень — Нижневартовск, добывать нефть, лес, рыбу. Нам не давали рецептов, как оформлять вокзал, какие элементы графики, скульптуры, мозаики использовать. Высказывались «идеи», которые предстояло воплотить в художественные образы, перевести на язьж знаков. Так что все мною рассказанное не случайно выдумано, а найдено закономерно.

Новый вокзал Тобольска.

— Кстати, Герман Вячеславович, вы упомянули комаров. Эти «двухмоторные», как их в шутку называют на трассе, насекомые тоже включены в скульптурную композицию. Соединимы ли символы огромного человеческого труда, монументальная скульптура и какие-то мошки?

— Мне кажется, «двухмоторные» комары органично вписались в архитектуру здания. С одной стороны, комар в обрамлении герба — это шутка художника, ставящая целью вызвать добрую улыбку. Но комар и строго функционален в нашем замысле. Это насекомое — неизменный спутник первопроходца, такой же символ романтики, как палатка и первый колышек. Строго говоря, комар олицетворяет экологическое равновесие, которое нарушается с приходом человека в тайгу. Есть комар — значит воздух чист, не загрязнен промышленными выбросами. Нет комара — загрязняется окружающая природа, птицы и животные покидают тайгу. «Берегите природу», — говорит наш комар. Конечно, были и возражения, когда принимался наш проект.