Фёдор Сергеевич яростно негодовал, когда подчинённые доложили о международном инциденте в местном аэропорту. Утренняя разборка сопровождалась криками, справедливыми побоями и выговорами за проявленную халатность при задержании вероятного преступника.

– Это пять обалдуев, справиться с каким-то дохлым французом не смогли. Из дерьма табельное оружие доставляли. Говняный пистолет – твоё имя и фамилия… гад! Одну машину разбили, другую профукали? Сволочи! Всех уволю. К новому году в народном хозяйстве работать будете.

Однако разнос-разносом, но следовало что-то предпринимать. Ведь непонятно, зачем сюда приехал француз. Если бы взяли придурковатого иностранца, так можно наплести – мол, пьяный, оскорблял действиями и словами достоинство Российских граждан. А, по физиономии получил, так сопротивление оказывал. И не понять в драке, национальную принадлежность объекта задержания. Тем более, по-русски матерился. А сейчас, что? Попробуй, ноту заявить, так вся Франция хохотать будет над боевой выучкой Мстиславских жандармов.

– Кто бы подсказал – зачем он здесь…? По какому делу…? Вероятно, есть знакомые или не дай Бог родственники. Надлежит принести извинения. Светлане, что ли позвонить? Начнутся расспросы "…кто, да зачем?" А впрочем, о потасовке весь город знает, а не только пятая власть. Попробую.

Фёдор Сергеевич с видимым отвращением набрал телефонный номер.

– Алло редакция? Будьте любезны, пригласите Светлану Фёдоровну… Света? Здравствуй… Отец. Знаешь у меня небольшая просьба. Вероятно ты в курсе событий в аэропорту?

– Это, что драка на привокзальной площади, когда твоим опричникам физиономии начистили.

– Ну, да. Конечно, только всё не так было. Ну, ты наверное понимаешь, – словно отчитываясь за провинность, вышестоящему начальству, мямлил полковник, – это всё слухи и непроверенные факты, а у меня другая информация.

– Только меня не обманывай, досталось твоим олухам. А ведь всего один парень был. И как разделался. Молодец. Слушай, возьми его к себе заместителем, – теребила душевную рану любимая дочка.

– Хорошо, хорошо. Промашка вышла.

– Ты мне лучше скажи, когда промашка не выходила.

– Света, драку затеял гражданин Французской Республики.

– Правда? Как интересно. Ну-ну продолжай.

– Так вот, не хотелось, чтобы данная потасовка получила международный резонанс.

– Ты прав. Опасность имеется.

– Я очень рад, что хоть в этом мы единомышленники.

– Тогда скажи, кто сопровождал его? Что за женщина фигурирует в протоколе?

– Да так, американка одна.

– Ну, это мы знаем. Хочется подробностей.

– Перебьёшься.

– Папа ты не полковник милиции.

– А кто?

– Международный террорист. Ты можешь развязать третью мировую войну. Не забывай Америка и Франция ядерные державы.

– Не ёрничай. Женщина прилетела к больному сыну. А француз сбежал и его следует найти.

– Но ведь я не сыщик.

– Понимаю. Мне нужно пять минут эфирного времени и желательно в ближайших новостях.

Возникла пауза, затем голос дочери оживился, – а что я буду за это иметь?

– Какая ты меркантильная.

– Нисколько. Давай так, редакция предоставляем эфир, ваша сторона – интервью с американкой.

– Согласен, но интервью завтра.

– Тогда и эфир завтра.

– Нет, нет постой. Договорились. К больной вас пропустят. Но моё выступление пойдёт без ваших фарисейских комментариев по событию в аэропорту.

– Фу, какой ты грубый. Согласна. Через пол часа у тебя будет съёмочная группа. И не забудь подготовить пропуска. Целую.

Через несколько минут после окончания разговора с дочерью в дверь постучали, вошёл лейтенант.

– Фёдор Сергеевич, вы просили дело по вчерашнему происшествию в аэропорту.

– Замечательно. Положи на стол. Кстати, через тридцать минут подъедет съёмочная группа с телевиденья. Пропустишь ко мне.

– Как скажите, товарищ полковник

– Спасибо лейтенант. И ещё…, хоть изредка читайте устав.

Лейтенант повернулся на каблуках и строевым шагом покинул кабинет.

Отец Фалалей после освобождения из темницы чувствовал себя великолепно. Несмотря на то, что тюрьма – недостаток пространства, возмещаемый избытком времени, покинуть было её приятно.

Известие о побеге Кости из-под стражи было неожиданным.

– Вот же какой, угрём меж пальцев ушёл. Где он сейчас? Думаю, не пропадёт. Позвоню на сотовый из Храма. К тому же следует про Зою Сергеевну узнать. Как она? Дел много. Сейчас же в храм и всех обзвонить. Однако следит за мной Оголтелый. Не может не следить. Работа у него такая.

Из раздумья Клирика вывел голос трамвайного репродуктора: "Остановка Карабулина, следующая Зеленцовская".

– Доеду до Комсомольской, а там тройкой, – решил настоятель.

В храме Батюшку не ждали. Его оплакивали, молились, ставили свечи и собирали передачу. Холщёвый мешок, находившийся в переполненном состоянии, стоял за иконой Иоанна Предтечи. Соратники по вере затолкали в него три круга украинской копчёной колбасы, грелку с кагором, балык, каравай хлеба, шмат сала, подсвечник с потайным отверстием, где были свёрнуты в трубочку две купюры по пятьдесят долларов. Всякая мелочь – огурцы, грибы, варенье, чай, растворимый кофе, две банки красной икры, свечи, туалетные принадлежности, исподнее и карманный вариант Нового Завета.

Поскольку арестантская передача не понадобилась, мешок вскрыли и принялись трапезничать. После стакана отличного кагора, дьяк сбегал к телефону, позвонил в мечеть мулле Хаджи Саиду и в синагогу, раввину Моисею Аарону. Работников культа известили о благополучном исходе тюремной эпопеи. На том конце провода высказали удовлетворение, обещали прибыть в течение часа с официальным визитом. Отказать приятелям в гостеприимстве Клирик счёл нетактичным. А оттого попросил сходить за дополнительным объёмом кагора.

После частичного утоления голода, Пётр Гаврилович прервал трапезу и устремился к телефону. Костин сотовый не отвечал, вероятно был отключён. Трубку взяли на квартире Низяева.

– Тебя, что выпустили? – затараторил Александр Анатольевич на том конце провода.

– Что значит выпустили? Проводили с извинениями. Долго раскланивались и просили не сообщать о процессуальной ошибке в Священный Синод.

Низяев иронии не понял, и продолжил, – а я напугался. Как только вас по телевизору показали, так сразу принялся узелок собирать. Думал вместе по этапу пойдём.

– Ну, это ты брось. Расскажи-ка лучше, как Костя сбежал.

Повествование заняло около пяти минут. Всё это время Клирик поддакивал, а в конце расхохотался, – ты брат привираешь.

– Ничуть. Вот тебе крест.

– Ну, ну.

– Слушай, Пётр Гаврилович, а что нам с больной делать. Она встаёт, ест, пьёт и просится домой. Весьма благодарна. Может, предъявим её общественности.

– Пока рано. Следует всесторонне оценить ситуацию и найти Костика. Он – идеолог, пускай решает. А больную я сегодня навещу.

– Тебя когда ждать?

– Ближе к вечеру.

Следующим на очереди был телефон Сидоренко. Хозяина дома не оказалось. Со слов жены выходило, что Варрава ушёл в ночь и не вернулся. Звонил около пяти утра из дома лётчика Пятисотко. Просил не беспокоиться и ждать к обеду.

Информация не совсем понятна. Требовался анализ. Однако провести его не удалось, поскольку на церковном дворе с неприличным звуком затарахтел мотор, и нарисовалась битая "шестёрка", зловонная и шумная. В салоне автомобиля пребывали мулла и раввин. Моисей был за рулём и навеселе. Вчера, по поводу обрезания внука Миши Муллермана, он допоздна засиделся в гостях, утром похмелился и сейчас пребывал в радостном настроении. С собой он привёз бутылку коньяка и литр водки. Мулла Хаджи Саид был трезвый, а впрочем, кто его поймёт?

Национальная принадлежность духовных наставников легко читалась на лицах. Мулла был плотный, рыжий с большим носом, одним словом достойный потомок Израиля. Да и фамилия Рабинович, сомнений не вызывала. Раввин напротив, высокий, голубоглазый и по паспорту – Ибатуллин. Национал-перевёртыши, обрели руководство над альтернативными христианству религиозными культами давно, сразу по началу демократизации. Их дружба продолжалась два с лишним десятилетия. Со студенческой скамьи. По окончанию Мытищинской лесотехнической академии приятели оказались в Мстиславске. Пять лет отработали на лесной базе, а когда в результате умелых действий учреждение успешно развалилась, как-то сразу ударились в религию. Поскольку ниша Христианства была занята, обрели приятели руководство над вероисповеданиями для данной местности малыми. Под приличным Бахусом бросили жребий, отчего произошла религиозно-национальная путаница.