Для христианина реальность жизни вне земного существования не позволяет легкомысленно ограничивать задачи воспитания развитием лишь того, чего требует жизнь только здесь. Лишь при существовании загробной жизни оправдывается та работа, которая развивает духовный мир ребенка. Воспитание без духа благочестия никогда не будет способствовать и земному благосостоянию человека, потому что без истинно благочестивого чувства нет истинной любви к себе и ближним, нет верности к властям и отечеству, нет стремления к общей пользе. В то же время, если при воспитании обращается внимание только на подготовку к вечной жизни, то, возможно, что многое индивидуальное (например, талант) в ребенке останется не раскрытым.

Чтобы воспитание соответствовало своей двуединой цели и приводило детей к их главному назначению, оно должно совершаться в духе христианского благочестия, быть проникнуто его «животворящим дыханием». Смысл воспитания православная педагогика видит в том, чтобы развить и укрепить находящиеся в душе ребенка силы: душу освободить от страстей, помочь ребенку в раскрытии образа Божия в нем и устранить все то, что замедляет это раскрытие.

Цель воспитания личности в свете православного педагогического мышления неотделима от цели жизни православного человека, а также пути ее достижения. Цель жизни православного человека состоит в его духовном единении с Богом через воцерковление своей жизни, то есть ее одухотворение. Теснейшего единения с Богом можно достигнуть только посредством совершенной любви к Господу Богу и ближним. В непрестанном возрастании в этой любви и состоит назначение нашей земной жизни. Секуляризованная педагогика понимает жизнь человека как временный период, ограниченный рамками земной жизни, законченный и самоценный. Для христианина земная жизнь есть время испытания, приготовления к вечности. Потому и назначение человека христианство рассматривает в единении с Богом в вечности, а главную задачу земной жизни видит в том, чтобы более и более сближаться с Богом через исполнение Его святейшей воли. Здесь время сеяния, а там мы будем пожинать. Поэтому православная педагогика рассматривает бытие человека в категориях «вечности» и «бессмертия» и направляет воспитание на личность как связанную ответственностью перед Богом. В.В. Зеньковский писал: «Нельзя так жить, как если бы не было смерти, но нельзя так и воспитывать, как если бы не было смерти» [5, с. 132]. Посему, какая польза человеку, ежели он и целый мир приобретет, бессмертной же души своей повредит? (Сл. Матф. 16,26. Кор. гл. 5. Гал. 6,8. Евр.13, 14. 1 Петр.2, 11). Таким образом, с точки зрения православной педагогической мысли воспитание может быть правильно поставлено только в том случае, когда оно понимается как спасение.

Еще в прошлом веке святитель Феофан Затворник писал о том, что часто воспитание оставляют без внимания, и тогда оно принимает ложные и вредные направления. Но бывает и так, отмечал святитель, что воспитание совершается не без внимания и по определенным правилам. Однако затем оно нередко оказывается бесплодным. В чем причина этого? Феофан Затворник указывал на ложные цели и идеалы, которые ставятся в процессе такого воспитания: усовершенствование только «естественных сил», приспособление к должностям, к жизни в свете и проч. [35]. Меж тем как главным для верующего человека в воспитании должно быть Богоугождение, спасение души.

Однако для людей, находящихся и по сей день в состоянии «нравственного повреждения и отпадения от Бога», спасение возможно только через Божественного Ходатая — Иисуса Христа, и «ходатайство» мы можем получить, только пребывая в доме Его благодати, в Его святой Церкви. Только здесь «слова жизни и источники благодати предлагаются в неповрежденной чистоте и всегда вновь оплодотворяются духом, сошедшим некогда на Св. Апостолов в день Пятидесятницы» [19, с. 23]. Значит, процесс воспитания c точки зрения православного педагогического мышления немыслим без процесса воцерковления личности, причем последнее не следует понимать лишь как процесс получения религиозного образования. Воцерковить — это значит научить жить и мыслить по-христиански, не исправлять и формировать личность, а освящать и преображать ее. Поэтому главным началом, правилом воспитания в православной педагогике является следующее: «старайся образовать воспитанника так, чтобы он как живой член Христовой Церкви, любил Бога всем сердцем, и ближних, как самого себя; или: старайся, чтобы твой воспитанник был свят и совершенен так, как свят и совершенен Отец наш Небесный» [19, с. 23].

Таким образом, воспитание с точки зрения православной педагогики можно определить как «специально организованное, управляемое и контролируемое взаимодействие воспитателей и воспитанников, конечной своей целью имеющее освящение и преобразование личности воспитанника, ее обожение, освобождение от пороков». Это не вырабатывание определенных норм поведения и стереотипов отношений, а живая духовная реакция на происходящее.

Исходя из цели, в православном педагогическом процессе выделяют следующие задачивоспитания:

— усовершенствование духа;

— помощь в становлении добродетелей;

— предохранение, «врачевство» и освобождение от греховных болезней и пороков;

— направление внутренних сил, формирование мировоззрения;

— пробуждение, развитие способностей, укрепление их упражнением;

— передача душеполезного опыта;

— сохранение церковных традиций в семье, на приходе и в школе.

В следовании этой цели и задачам и состоит значение науки о воспитании, без помощи которой «самые отличные способности человека часто остаются в бездействии, … а силы низшие примут превратное направление», следуя наклонностям испорченной природы [19, с. 28]. Как правило, опущение в обучении наукам восполнить возможно, а опущение в благовременном воспитании почти всегда бывает невозвратимо.

Размышляя о путях освобождения личности от страстей и пороков, о средствах удержания человека от зла, в первую очередь обратимся к Ветхому Завету.

Воспитание в еврейском народе было строго согласовано с Божественным Откровением, где человек понимался как носитель «образа Божия» и одновременно «семени греха». Родители воспитывали ребенка в Боге и для Бога. Воспитание должно было через изучение Божественного Откровения определять обязанности человека, чтобы он стремился быть святым, как свят Господь (Лев. 11, 44). С другой стороны, в процессе воспитания необходимо было отсекать в детях те греховные наклонности, которые проявлялись в человеке с ранних лет. Более подробные разъяснения по практике ветхозаветного воспитания мы встречаем в книгах притчей Соломоновых и Премудрости Иисуса, сына Сирахова.

Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова указывает на некие общие начала воспитания, а именно:

¤ премудрость как цель воспитания,

¤ страх Божий как основа этой премудрости,

¤ послушание родителям или воспитателям как основной принцип всего воспитательного дела.

Главным объектом педагогического воздействия служила область чувств в душе человека, его сердце. Главной заботой воспитания, по свидетельству Божественного Откровения, должна быть забота об «умудрении» своего сердца. Мудрость же поселяется в сердце посредством насаждения в нем страха Божия. Человек, согласно Божественному Писанию, не должен считать разум основным руководящим началом жизни. Для премудрости есть другое высшее начало — «страх Господень». Наставление детей в страхе Господнем Священное Писание предписывает в первую очередь родителям, и начинаться эти наставления должны в детском возрасте, поскольку именно первые впечатления глубоко входят в душу ребенка и остаются там на долгие годы.

Необходимо отметить, что библейское ветхозаветное понятие «страха Божия» было понятием сложным, которое включало в себя и благоговейный страх к Богу, и сыновнюю любовь к Нему. В каком соотношении находились эти два чувства — любовь и страх? Наверное, главным все же являлся элемент страха, а не любви. В этом и заключается отличительная черта Ветхого Завета от Нового Завета. Для воспитания народа Израиля любовь к нему и великие благодеяния Божии оказались средством еще не действенным. Нужна была крепкая рука и грозное слово. Не любовь и милость, а угрозы и наказания возвращали Израиль к Богу и Его закону каждый раз, когда он уклонялся от них.