…Юноша даже не пытался скрывать огромную радость. Улыбка до ушей. Видя это, и Дул робко оскалился. Сиука же начало трясти от желания немедленно действовать. Всю усталость словно холодной водой смыло.

— Ну, все, Дул. Я пошел дальше.

Он засунул ракушку за пазуху, поднялся с валуна.

— И ты иди. Куда-нибудь.

Сделал несколько шагов. Но будто что-то держало. Остановился. Оглянулся. Дикарь продолжал стоять у камня с опущенными плечами.

— Дул!

— У? — откликнулся моментально, словно ждал, что Сиук ему что-то скажет.

— Слушай…

— У??

— Ну, что ты укаешь, как филин? Слушай, говорю… Пойдешь со мной, искать Ваду?

— Моя твоя искать?

— Моя твоя, ага.

— Угу.

Дул торопливо присеменил и встал рядом — по плечо рослому варию. Шмыгнул носом, сморгнул. Выпуклые продолговатые глаза блестели.

Они двигались медленнее, чем до этого, когда вел Дул. И сначала почти по наитию. Сиук подумал, что Вада могла направляться вдоль реки. Так легче и немного безопасней, чем продираться сквозь чащобу неведомо куда. Но варий надеялся обнаружить новые следы. Песок и галька — не лучшая почва для следопыта. Чуть подует ветер и ничего не остается.

Не находя около реки никаких отметин, Сиук взял в сторону, правее, где, ближе к лесу, темнела полоса глинозема. И почти тут же наткнулся на следы. Но совсем не на те, которые искал. Крупные мужские отпечатки принадлежали двум разным людям. Возможно, мужчин было и больше, но остальные шли по песку. Следы не свежие, определил варий. Но и не старые. Успели высохнуть на солнце, но еще не отвердели. Две луны назад или чуть больше. Длинные и продолговатые, как у вариев. У глотов ступни короткие и широкие. И след оставляют глубокий, 'коренастый', под стать фигурам дикарей.

Сердце юноши заколотилось от волнения. Кто это? Случайные охотники? Просто шли вдоль берега или преследовали Ваду? Но кто же это?

Судьба на этот раз не лишала надежды, но вселяла тревогу.

А тут и Дул получил 'неожиданное' подтверждение присутствия неизвестных. Дикарь постоянно выписывал зигзаги, то подбегая к реке попить воды, то забираясь в чащу в поисках чего-нибудь съедобного. После очередного такого 'забега' в глубь леса он выскочил обратно обозленный на что-то и быстро поковылял к реке. Там глот, сердито бормоча под нос непонятные слова, запустил правую ногу в воду и стал ожесточенно тереться подошвой о гальку.

— Ты чего? — поинтересовался Сиук.

Дул вытащил ступню из воды, осмотрел и опустил снова.

— Да так. Воня много.

— Э-э, — догадался юноша, — так ты это, наступил?

— Угу.

— Зверь? Человек? — продолжал допытываться Сиук.

— Не знай моя, туссык-камык! — огрызнулся глот. — Воня много.

— Пошли, покажешь, — распорядился варий.

Продолжая бормотать непереводимые выражения, дикарь повел юношу в чащу.

Поковырявшись веточкой в оставленном 'следе', Сиук определил:

— Человек. Вяленое мясо ел.

А вскоре они увидели тоннель в скальном основании холма.

Перед самым тоннелем следы повернули направо, в сторону леса. И тут Сиук заметил, что к первым двум мужчинам присоединились еще двое. Видимо, те, которые двигались по песку, ближе к реке. И один из них, если судить по следам, был глот.

Неужели они направлялись за Вадой? Но ее следов здесь нет. В чем же дело?

Пока Сиук размышлял над ситуацией, дикарь топтался на берегу около тоннеля, пытаясь изображать следопыта. И вдруг закричал:

— Сиука, смотри сюда! Ракуша тута, много мала ракуша.

Услышав слово 'ракуша', юноша молнией бросился к реке. Довольный Дул показывал пальцем на скалу:

— Сы-мотри, Сиука. Много мала ракуша.

На сучке, воткнутом в щель в скале примерно на уровне головы дикаря, висел браслет из маленьких ракушек. Сиук узнал бы его с закрытыми глазами. Ведь он сам собирал эти разноцветные ракушки на отмели. Вада так радовалась, когда Сиук подарил ей браслет. Прыгала и смеялась, а потом лизнула Сиука в щеку. Разве такое забудешь?

Юноша засмеялся. Его Вада жива. Конечно же, жива! И продолжает подавать ему сигналы. Разве ящер стал бы подобным заниматься?

Он покосился на дикаря. Тот, видя настроение напарника, глупо улыбался за компанию. 'Может, Дул все выдумал, про ящера? — подумал варий. — Зачем?' Но спрашивать не стал. Успел понять, что тема ящера Дулу сильно не нравилась и даже чем-то его пугала.

Сиук внимательно изучил вход в тоннель, залез немного в воду. У входа было неглубоко и течение не такое уж сильное. Но внутри тоннеля русло делало наклон. Кто его знает, какая дальше глубина? К тому же там царила такая темнота, что у вария пошли по коже мурашки. Впрочем, Сиук храбро решил, что мураши — от холодной воды.

А вот Дул и вовсе заскучал. До него начал доходить смысл кошмара про ящера, мучавший его все ночи, пока он находился в плену у вариев. Черный зев тоннеля, ну, просто очень сильно напоминал разинутую пасть ящера. А торчавшие кое-где из воды обломки скалы так походили на острые зубы, что Дула снова посетили мысли об айки. Неужели таки жуткий зверюга его проглотит, как во сне? Черно-то как в этом тоннеле! Ну, точь в точь — живот ящера.

— Ну и дыр, елы молы, — произнес испуганный дикарь, с уважением в голосе. — Большой дыр. Кушай всех. Съел Вада, я думай.

— Чего ты там думаешь? Думает он, видишь ли! — возмутился влюбленный юноша. — Вада жива! Никто ее не съел. Дыра как дыра. Обычная. Я и больше видел. Кажется.

Дул, на всякий случай, отошел на несколько шагов. И от Сиука, и от тоннеля. Пусть сами между собой разбираются. А ему не надо. Он-то знает, что значит попасть в живот ящера.

Сиуку, честно говоря, тоже было страшновато. На самом деле, ничего подобного он в жизни еще не видел. Но в отличие от дикаря с его ночными кошмарами и нечистой совестью, благородный и наивный юноша трактовал ситуацию по-другому. Браслет, оставленный Вадой у входа в тоннель, он воспринимал как знак судьбы. Это было несомненное чуро, указывающее направление. Знак словно говорил — иди в тоннель. Путь к Ваде лежит через него.

— Не надо туда, — осуждающе сказал Дул. По многозначительному и подозрительному молчанию вария он почувствовал, что тот замышляет самое опасное. — Тама плохо. Дыр кушай будит. Не надо тута.

Сиук задумчиво усмехнулся:

— Как раз туда и надо. Не бойся, Дул. Я знаю, что делать.

Оставшуюся часть дня, почти до самого захода солнца, компаньоны поневоле собирали в чаще крупный и сухой валежник. Дул при этом изловчился поймать несколько лягушек. Он их словно нутром чувствовал и прыгал за ними не хуже самих лягушек. Сиук не отвлекался. Самые длинные, крупные и сухие валежины откладывал в сторону. Из них он собирался построить маленький плот.

Перед заходом солнца развели на берегу костер, зажарили лягушек. Ужин показался очень вкусным — в течение двух суток мужчины почти ничего не ели. Спали по очереди, чтобы не погас костер.

Варий проснулся от солнечного луча, скользнувшего по векам. Дикарь храпел, уткнувшись головой в колени у почти потухшего костра. 'Сторож из него, что из г… наконечник для копья', - сердито подумал Сиук. Сполоснул лицо в воде, прогоняя остатки сна. Надо торопиться. В голове занозой сидели следы неизвестных охотников. Вдруг они тоже идут за Вадой?

Растолкал Дула, и начали вязать плот. Пригодился моток веревки, прихваченной в землянке. Вряд ли это объяснялось особой прозорливостью Сиука. Скорее, сработало рациональное соображение. Первобытные люди имели не так много вещей, чтобы ими разбрасываться без крайней необходимости.

Дикарь обреченно, безо всякого энтузиазма, помогал. Лезть в тоннель он все равно не собирался. Одно дело — во сне очутиться в животе ящера. А наяву? Да ни за что! Что он, дурак какой? Если варию хочется попробовать, каково это, пусть пробует. Разрисовал себя 'под леопарда' и думает, что смелый.

Разнервничавшись, Дул инстинктивно сплюнул и угодил Сиуку в ногу.

— Ты чего? — рассердился юноша. — Смотри, куда плюешь. Лучше, подай-ка вон ту палку.