Колдунья подожгла хворост. Теперь дикари уже все вместе, мужчины и женщины, образовали круг и, взявшись за руки, словно в танце сиртаки, стали приплясывать и прыгать, то в одну, то в другую сторону. Периодически Еха выкрикивала короткие междометия, которые танцующие хором повторяли следом. Так продолжалось минут десять.

Все это время Урик находился в стороне у большого валуна, опираясь на длинное копье. Рядом с ним на коленях, лицом к валуну и спиной к танцующим, стояли толстая женщина и совсем маленький мальчик, лет пяти, из племени Леопарда. Их и без того бледные лица были белее мела; вжав головы в плечи, несчастные молчали и только вздрагивали в такт крикам. Внезапно вожак поднял копье вверх и издал громкий вопль:

— Эгей-ий-йя!

Танец тут же прекратился. К пленникам медленно подошел Юр. Брат колдуньи держал в руках толстую дубину, к концу которой веревкой, сплетенной из широких древесных волокон, был привязан плоский, обтесанный камень.

— И-эх!!

Взмах дубиной — резкий удар по шее в район позвонков — и толстуха валится вперед, лицом на валун. Затем Юр подходит к мальчику и процедура повторяется.

— И-эх!!

Каждый удар сопровождается одобрительным выдохом толпы:

— У-ох!

Урик смотрит по сторонам — он знает, с каким волнением и нетерпением следят за его рукой молодые охотники. Наконец он делает выбор и тычет пальцем в сторону двоих парней. Те подходят к валуну, переворачивают тело женщины лицом вверх и кладут его на камень. Наступает один из самых важных моментов церемонии.

Вожак вздымает копье и наносит жертве ритуальный удар в область сердца, затем каменным ножом разрезает живот и извлекает оттуда печень. Откусывает небольшой кусок и, медленно прожевав, проглатывает на глазах возбужденных зрителей. После этого кладет печень на жертвенный камень и крошит на мелкие части. Дикари, не сводя глаз с рук вожака, жадно сглатывают слюну.

Первой к Урику приближается Еха и получает самый крупный кусок, но перед этим, опустив руку в разрез на животе жертвы, вожак мажет кровью лоб колдунье. Дальше наступает очередь остальных женщин и девочек, в порядке установившейся в общине иерархии. Еха выдает каждой по кусочку печени, а Урик марает лбы кровью жертвы, бормоча под нос заклинания:

— Тэре-пэре-уко-уй.

После этого обряд повторяется с печенью убитого мальчика, только теперь процедуру приобщения к жертвенному мясу врага проходят мужчины и мальчики. Младенцев подносят на руках матери — тем, кто еще не может жевать, просто мажут лоб кровью. Затем в дело идут черепа и их содержимое.

…Урик не заметил, как задремал. Его растолкала Еха — радостно скалясь, протянула обжаренный кусок бедренной части. Зубы вождя с наслаждением впились в сочное, слегка сладковатое, мясо.

Глот по прозвищу Дул не находил себе места, приплясывая на опушке леса. Оттуда, где он расположился, было хорошо видно все, что происходит на поляне у пещеры, и дикарь с завистью наблюдал, как отводили душу его сородичи. Вообще-то он находился в дозоре, и смотреть полагалось в противоположную сторону, в лес, откуда могла прийти опасность. Но Дул манкировал обязанностями: он был расстроен и недоволен. У людей праздник, а ты вынужден торчать здесь с пикой в руке. И вот всегда так: как что, так крайний Дул. Как будто он щенок какой. И сегодня именно его вожак отправил нести караул, пока остальная община развлекается, участвуя в обряде. Запах жареного мяса изощренный нюх дикаря улавливал так отчетливо, что от голода сводило желудок. Недавно ему удалось поймать жука и теперь Дулу казалось, что проглоченное насекомое скребется у него в животе колючими лапками. Когда же сменят-то? Пора уже, солнце к горе клонится. Опять одни обглоданные кости достанутся.

— Тьфу, елы-палы.

Дул считался в общине лентяем, недотепой и ротозеем. Охотиться он умел только на лягушек и вместе с женщинами занимался сбором корней и ягод. Его и в набеги на племена вариев брали только по одной причине — Дул оказался на редкость толковым в деле изучения языка пришельцев. Общаясь с оставленными в живых женщинами-варийками, первобытный полиглот вскоре довольно сносно научился их понимать и даже наловчился лопотать на иноземном наречии. Однако, почти во всех остальных делах, Дул проявлял исключительное разгильдяйство и нерасторопность. Вот и во время последнего набега на вариев он снова опростоволосился, упустив ценную добычу — дочь колдуньи из племени Леопарда.

К шалашу колдуньи, находившемуся на отшибе стойбища, Дул, по поручению вожака Урика, отправился вместе с бывалым воином и охотником Ереком. Тот считался почти легендарной личностью, так как входил в число тех самых дикарей, одержавших первую победу над светлокожими пришельцами. Четверо из них тогда погибли, но оставшиеся стали настоящими героями, тем более что вскоре одного из них задрал тигр, потом еще один умер, объевшись мясом дохлого кабана… С Ереком трусоватый Дул чувствовал себя спокойно и уверенно, да и задача казалась плевой — надо было связать дочку колдуньи, к тому же во время сна. Девицу Дул хорошо разглядел, пока они вели наблюдение за стойбищем: так, замухрышка какая-то, ни задницы, ни титек, плюнешь и упадет.

Планы спутал мальчишка, сын колдуньи. Он с криком выкатился из шалаша под ноги Ереку, сбив того на землю. Пока глоты пытались вдвоем ухватить верткого, как угорь, подростка, девица выскользнула с противоположной стороны шалаша и со всех ног бросилась в лес. Ерек, прижавший мальчишку к земле, криком отправил в погоню Дула — мол, беги, я тут сам справлюсь. И тот рванул следом.

Но погоня оказалось неудачной. Шустрая и быстрая дочь колдуньи сразу оторвалась от неуклюжего косолапого преследователя, пропав из зоны прямой видимости. Оставалось идти по следам. Не очень-то сведущий в охоте Дул едва не потерял след, но на следующий день его догнал Ерек, и погоня получила новый импульс. Рассерженный глот объяснил напарнику, что вожак Урик рвет и мечет, требуя поймать бледнолицую во что бы то ни стало.

Бывалый следопыт, способный со своей уникальной памятью первобытного охотника отличить сотни, если не тысячи, отметин и запахов, взял с места в карьер. Еще через сутки они почти настигли беглянку, даже увидели ее на короткий момент на скалистой верхушке холма. Но тут глоты вышли к небольшой реке и обнаружили, что следы девицы уходят в воду. Хитрая бледнолицая форсировала реку, найдя узкое место.

Глубина там была маленькая, в рост ребенка. Но дикари боялись воды, Дул, так просто панически. Поэтому перебираться на другой берег преследователи не рискнули, а решили поискать порог, чтобы перейти по камням. Или какое длинное бревно попадется, которое можно использовать для переправы. Речка-то не широкая.

Между тем, вечерело. Ерек побежал направо, а Дул налево, по течению. Уже начало темнеть, когда он увидел на отмели, в зарослях камыша, что-то похожее на мертвый ствол дерева. Глот намерился подойти поближе, но ствол неожиданно ожил, превратившись в гигантского ящера с широко раскрытой пастью. Дул успел заметить три ряда огромных треугольных зубов, а дальше в голове у него все замкнуло от страха, и он рванул в сторону, не выбирая дороги. При этом дикарь вопил так, что мог распугать целую стаю ящеров:

— Ой, ох, ай-яй, яй! О-о-ой!…

Очнулся Дул от окрика Ерека:

— Эй! Эй, туссык камык!

Оказалось, что в панике незадачливый следопыт бежал в обратном направлении. Ерек поначалу сильно разозлился, неожиданно увидев напарника с пустыми руками, но выпученными глазами, и даже хотел его поколотить. Однако жуткая история о том, как преследуемая девица нырнула в реку и превратилась в огромного ящера, рассказанная Дулом с массой леденящих воображение подробностей, придыханием и завыванием, произвела даже на бывалого охотника сильное впечатление. Ерек решил, что дело с дочкой колдуньи явно нечисто, и надо убираться подобру-поздорову, пока ящер не приполз по их душу.

Урик, выслушав от Дула обновленную и дополненную версию о встрече с девицей-ящером, крепко задумался. В итоге Дула ругать не стал, и даже решил повременить с казнью сына колдуньи, в отличие от сестры, таки угодившего в полон. Его вожак первоначально избрал в качестве жертвы на обрядовой церемонии. Но теперь передумал. Кто его знает — вдруг тоже выкинет какое-нибудь коленце с перевоплощением. Дулу же загадочная история в любом случае авторитета не добавила. Не то, чтобы ему совсем не поверили, но уж больно подмоченную репутацию труса и враля он имел.