Храбрый утёнок Утиль умный, он не поддаётся Хитреевне. А она всё старается заманить его в свои хитрые ловушки. Она-то старается, а он-то не поддаётся на хитрости. И в конце концов побеждает.

…В этот день у них был урок труда, и они вырезали из бумаги цыплят, помидоры и огурцы. Надо было вести ножницы ровно по линии, и Валентин вёл, а сам всё думал про воздушного змея. И мечтал о нём до самого вечера.

Как только мама убедилась, что Валентин цел и невредим, она стала сердиться из-за вымазанных брюк.

Мама произнесла целую речь о людях, которые не умеют беречь свои вещи, не ценят чужой труд. Брюки только вчера вычищены и выглажены, а сегодня — на что они похожи? И как же он будет носить на будущий год свою школьную форму — она же должна быть всегда чистой, отутюженной. Потом мама добавила, что его брюки похожи на тряпку, которой долгое время вытирали пыль.

После этой речи мама вышла, громко стукнув дверью, и стала греметь посудой. Это был самый верный признак того, что мама сердится всерьёз.

Мама чаще всего сердится невсерьёз. А всерьёз — довольно редко. И Валентин, и даже Сашка прекрасно отличают серьёзное от не очень серьёзного.

Сейчас брат Сашка перестал возиться со своей железной дорогой. Он подёргал Валентина за рукав:

— Ну и что? Правда же? Давай, знаешь, Валентин, возьмём штаны эти и вместе выстираем. А? Ты будешь намыливать, а я полоскать. Давай! А чего?

Глаза у Сашки сверкнули — он предвкушал удовольствие. Валентин только вздохнул. Не выйдет. Сашка очень любит возиться в воде, да и кто не любит? Валентин тоже любит пускать корабли, шлёпать босиком по лужам, плавать в реке. И стирать. Валентин с удовольствием выстирал бы брюки, но он хорошо помнит одну стирку, которую они с младшим братом совершили в прошлом году.

Мама ушла в магазин.

— Оставляю вас ненадолго, а вернусь — сразу пойдём гулять. Валечка, помни, ты — старший.

Как только зашумел лифт, в котором спускалась мама, Валя, тогда ещё не Валентин, потому что до школы было далеко, заявил:

— Сашка, помни, я старший! Ты должен меня слушаться.

— Ладно. Давай стирать, а?

Валя тут же забыл, кто старший, — так ему понравилось это предложение. Они налили полную ванну воды и побросали туда свои тёплые куртки, рейтузы, варежки. Сашка хотел плюхнуть туда же сапоги, но Валя спохватился, что сапоги не стирают. И меховые шапки — тоже нет. Сашка не стал настаивать — вещей и так хватало.

Куртки плавали сверху, раскинув рукава. А рейтузы сразу отяжелели и пошли ко дну.

— Смотри, смотри! Плывут! — в восторге кричал Сашка.

— Это теплоходы! — объявил Валентин, который тогда ещё не был Валентином.

— А штаны потонули! — ликовал Сашка.

— Подводные лодки! — кричал Валя. — Погружение, полный ход!

— А варежки? — спрашивал Сашка. — А варежки — что?

— Быстроходная «Ракета» на подводных крыльях. Я завожу мотор! — Валя зарычал, Сашка тоже зарычал, конечно.

Всё плавало, кружилось в воде, ноги были мокрые, и животы тоже.

— Доплывём до причала Аксаково! — сообщал Валя.

— Как тогда, с папой! — соглашался Сашка.

Ах, как хорошо они тогда стирали! Подводные лодки мчались навстречу опасности. Теплоходы отчаливали от речного вокзала. А «Ракета» на подводных крыльях вздымала пену и несла их прямо в Аксаково, где летали жёлтые бабочки и пахло земляникой.

— Подводная лодка — полный вперёд! — командовал Валентин.

— Вперёд! Полный! — ещё громче вопил Сашка, которому тогда было всего три года, но он и тогда старался ни в чём не отставать от старшего брата, которому было целых пять. — Самый полный вперёд!

Но тут вернулась мама.

До причала Аксаково они так и не доплыли.

Мама сразу выгнала братьев вон из ванной. Что было потом, вспоминать не хотелось. А после всего они несколько дней не ходили гулять: куртки и вся остальная одежда сохли на батареях…

— Валентин, — дёргает Сашка за рукав, — давай их постираем, штаны-то. Пошли, а?

И глаза Сашки горят азартом…

— Нет, стирать не будем, — сурово ответил Валентин. — По-другому сделаем.

— Ну-у. А лучше давай всё-таки постираем.

— Свои штаны стирай, если хочешь, — положил конец спору Валентин.

— Свои не хочу, — сразу отстал Сашка.

Валентин принёс из кухни старенькое одеяло, на котором папа всегда утюжил свои брюки. Он расстелил одеяло на столе, на нём разложил свои многострадальные штаны и стал оттирать пятна мокрой щёткой. На коленях, как ни странно, пятна сошли довольно быстро, а сзади никак не отчищались.

— Странно, — бормотал Валентин. — В одной и той же луже, оказывается, совершенно разная грязь.

— Дай мне-то потереть, — прыгал рядом Сашка. — Ну один разочек, Валентин. Жалко, да?

— Давай, только насквозь не протри.

Сашка тёр щёткой, старался изо всех сил и пел песню. Наверное, сам её только что сочинил:

— Мы побеждаем, и враг бежит! Мы наступаем, а враг дрожит! Ура, ура, ура! Вперёд и больше никуда!

Враг, очевидно, были пятна глины — Сашка верил в победу.

В детскую заглянула мама, убедилась, что ничего страшного нет, и прикрыла дверь. Валентин успел сказать:

— У нас в классе у одного мальчика четыре пары школьных брюк. Ему сразу купили, чтобы всегда прилично выглядел.

— Сочиняй больше, — сказала из кухни мама. — Четыре пары — надо же придумать.

Целый час, наверное, они воевали с этими брюками — и всё-таки отчистили все пятна. Чистые брюки. Но сырые и жёваные лежали теперь на столе.

— Мама, — Валентин вышел в кухню. Когда он виноват, он не вылетает, а выходит. — Мы с Сашкой будем гладить брюки. А то они немного помяты.

— Да что ты? Кто бы мог подумать? — Мама удивлённо всплеснула руками. Она видела Валентина насквозь, он понял, что утюг ему не доверят. — Поглажу я на этот раз сама. А вы будете мне помогать. Достань с полки льняное полотенце, вон то, через которое гладят брюки нормальные люди.

«Нормальные люди» — это папа.

Валентин любит смотреть, как папа гладит свои брюки. Смотреть на это приятно, потому что папа работает с удовольствием. Вот папа набирает в рот воду, фыркнул — и летят весёлые мелкие брызги. Брюки прикрыты стареньким полотенцем в голубую клетку. Когда раскалённый утюг касается обрызганного полотенца, раздаётся шипение, поднимается пар, и утюг плывёт, как тяжёлый корабль. А лицо у папы сосредоточенное, как будто он на этом корабле капитан. Или рулевой.

А потом папа говорит:

— Готово! Получите, Михаил Михайлович, ваши почти новые брюки. — Это папу так зовут — Михаил Михайлович. Это он торжественно к себе самому обращается. Потому что доволен. — Ну что за красота! Ни морщиночки! Стрелочки ровные и острые! Ни пятнышка!

И папа долго вертит в руках свои отутюженные брюки со стрелочками и без морщиночек.

Однажды Валентин слышал, как мама предложила:

— Давай, Миша, я выглажу. Ты устал, а мне всё равно бельё сейчас гладить.

— Что ты, что ты! Разве моряк доверит женщине такую ответственную работу? Иди отдохни, я и бельё могу. Три года на Северном флоте — это, граждане, школа жизни в малом и большом. Пошли, Валентин, будешь меня морально поддерживать.

И Валентин с удовольствием поддерживал.

Сегодня папы нет дома. Мама включает утюг и строго смотрит на своих сыновей. Брюки извозил Валентин, но Сашка почему-то тоже чувствует себя виноватым.

— Ну, помощники, не вздумайте толкаться. Горячий утюг — это вам не игрушки.

— Я буду брызгать! Я умею! — Валентин взял кружку с водой.

— Я тоже хочу! — Сашка потянулся за кружкой, вода плеснула на пол.

— Как вы мне надоели, — вздохнула мама. Но не стала решать за них, кто будет брызгать: решать надо было самим.

— Лучше отойди, Сашка! — Валентин грозно надвинулся на брата. Этот Сашка совсем обнаглел в свои четыре года. — Чьи штаны? Ну — чьи? Твои? Кто в школу ходит? Ты? — Валентин толкал Сашку животом, пытался выпихнуть его в коридор.