— И что? Мара намекнула Майеру, а тот объяснил Дине, что полезный мозговой продукт, продуцируемый ею в групповой работе, близок к нулю. Вы же не станете отрицать, что Дина только создавала впечатление умной и нестандартно мыслящей, не являясь таковой на деле? К тому же она полностью опозорила себя в качестве медиума. Попыталась зацепиться за работу «инкубатора», что гарантировало бы физическое бытие по меньшей мере на год, но и тут облом: не нашла себе партнера.

— Вы злая девочка, Юдит. За что вы ее так не любили?

— Нисколько. А вы повторяетесь, Норди, и это становится скучным.

— И что она ответила на все это Майеру?

— Она тут же согласилась с ним — спорить было бы глупо, на это ума хватило. И ушла.

— Сама? Как Джекоб?

Юдит поморщилась.

— Разве я так сказала? Ее ушли, если вам так понятнее. С помощью укола, как здесь принято.

— И даже не попрощалась…

— А разве вы были ее другом? Или родственником?

Я пожал плечами. Циничная девчонка права: кто я для Дины? Коллега по исследовательской группе? Собрат по ужасу и позору? Лабораторная крыска — хвостатый сосед по клетке.

Дина ушла, принеся этим, как здесь водится, доход Майеру и его жене. Правда, не слишком большой, в силу болезни. Но до каких-то органов, надо надеяться, метастазы не дотянулись: те же глазные яблоки или сердце. Жаль женщину: она-то надеялась быть полезной, собиралась стать «инкубатором», вынашивать ловушки для вылетающих прочь душ. Собиралась перейти впоследствии в штат исследователей и переписать договор. Но ее ушли: недостаточно качественные мозги, по мнению Мары, а для «инкубатора» старовата.

— Грустно… — пробормотал я.

— Отчего же? — сухо спросила девушка.

Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, видимо, желая поскорее завершить тяготивший ее разговор.

— Чувствую свою вину: Дина приглашала меня стать партнером в направленной реинкарнации, но я отказался.

— Вас можно понять. Впрочем, если вас это хоть немного взбодрит, она не просто ушла. Не хотела останавливаться на деталях, но уж слишком вы расстроились.

— А что за детали?

— Она попыиталась уйти ярко: видимо, не давали покоя лавры Ница. Когда ей вынесли приговор, бросила в лицо двум «М» в присутствии Роу и прочих лакеев, что прошлой ночью вышла на связь с душой Джекоба.

— Дурочка. Что за несчастная дурочка!

— Якобы шустрый русский ученый — он не принадлежал ни к одной из религий и потому, не скованный догмами, может перемещаться, где ему вздумается — облазил весь Шаданакар и выяснил, что Мару ждут не дождутся на кладбище душ, в Суффетхе.

— Круто.

— Более чем.

— Как же она не побоялась…

— Не побоялась. Поскольку терять было нечего. Хотела уйти громко, как Ниц, но не получилось: на первых же словах ее скрутили и изолировали. Даже одели смирительную рубашку.

— Истязали?..

— Сие мне неведомо.

— Истязали, конечно…

Меня удивила сила пронзившей боли-жалости. Отчего? Дина не только не была моей приятельницей, она была откровенно мне несимпатична.

— А откуда такие сведения?

— От верблюда.

— По классификации Ница? Кто-то из приближенных к чете? Странно, что вами доверяют такое.

Юдит не ответила.

— Неужели Мара ничего не боится?

— Безумцам неведом страх.

— Воистину. Но мне сейчас подумалось, что из хороших знакомых на Гиперборее у меня остались только вы, Юдит. И Бог знает, появятся ли новые.

— Не только Бог, все знают: не появятся. Новых лайнеров с пациентами больше не ожидается.

— Вы точно в этом уверены? — Почему-то известие меня огорчило.

— Джекоб каким-то образом узнал и сообщил мне за пару дней до… — она запнулась, — до своего ухода. Объявление в рекламной газете и массовый вывоз пациентов были ошибочными ходами Майера и супруги: их деятельность признали противозаконной и чуть было не завели дело в суде. Только очень большие деньги — пришлось продать и виллу на Сейшелах, и особняк в Париже — спасли чету гениальных ученых от позора и срока.

Вот оно как. Вездесущий Джекоб. За пару дней до своего кровавого «адьё» еще чем-то энергично интересовался, общался, делился новостями.

— Меня почему-то этой интересной новостью он не удостоил.

Юдит неопределенно пожала плечами.

— Впрочем, я не в обиде. Но как же…

Чуть было не вылетел вопрос про новенький забор. Но что если Джекоб, несмотря на всезнание, не был в курсе относительно человека-обрубка? И, соответственно, Юдит тоже. Считает, как я до недавнего времени, что испанский любовник благополучно похоронен, как Ниц и Лагг. Или вовсе о нем не думает. Имеет ли смысл открывать ей тайну?

— Если вы про исследования, то они продолжаются. Только число участников поредело.

— И среди начальства нет единства в этом вопросе. С Роу мы договорились о продолжении опытов, весьма интригующих, а знаете, что сказала мне полчаса назад Мара? «Готовьте свою душеньку: близится время «х».

— Да, — девушка не удивилась и не огорчилась. Голос оставался столь же ровным и безжизненным. — Готовьтесь, раз она так сказала. Решение принимает она — не Майер и не Роу. Даже если последним ваши креативные мозги нужны позарез. Впрочем, она и соврет — не задумается.

— О да, — согласился я с облегчением. — Знаете, как грандиозно она меня обманула? — Я опять чуть было не выпалил про испанца, превратившегося в кокон, но прикусил язык. — Впрочем, это неинтересно. А что до готовности, то ваш покорный слуга всегда готов! — заключил я неестественно бодро.

Юдит промолчала, всем видом давая понять, что жаждет окончить общение. Но я не собирался отпускать ее так быстро. Бросив на девушку внимательный и заботливый взгляд, спросил:

— Вижу, вас это обстоятельство — имею в виду свертывание исследований, не сильно волнует. Конечная цель близка, финишная ленточка брезжит в двух шагах, отчего же такая усталость и мука в лице?

Она ответила характерным жестом: дернула уголком губы, на миг став прежней Юдит — язвительной и острой на язычок.

— Конечная моя цель недостижима, и вам это отлично известно. Усталость — да. Моей усталости лет пятнадцать с гаком. Насчет муки — это ваши фантазии. Но я, собственно, не расположена вести душещипательные беседы. Всего лишь советую постараться по мере возможности пребывать в райском состоянии духа, радоваться жизни во всех ее проявлениях, в самых мелочах. И всё будет о-ки. Ведь именно ради этого вы когда-то подписали контракт. Он близок к завершению, по всей видимости. Даже если будут вестись какие-то опыты, то недолго. Впрочем, я могу и ошибаться.

— Благодарю за совет. Правда, оригинальным назвать его вряд ли можно, — улыбкой я смягчил колкость. — И вам того же! Знаете, мне пришла отличная мысль: а что, если порадоваться напоследок на пару? Вместе всегда веселее, как известно. Даже самый глупейший анекдот вызывает хохот, если в компании больше двух человек. Давайте не расставаться в эти последние дни? Или часы — если колесики в часовых механизмах наших судеб крутятся совсем шустро.

Юдит посмотрела искоса, взвешивая в уме мое предложение. К моему облегчению насмешки во взоре не замечалось.

— В эти последние радости входит секс? — сухо осведомилась она.

— Исключительно по вашему желанию! — Я великодушно махнул рукой. — Я прекрасно обойдусь и без. Никогда, знаете ли, не был фанатом плотских радостей.

Девушка подумала, хмурясь и неопределенно усмехаясь.

— Хотите честно? — откликнулась наконец.

— Валяйте. Даже если ваша честность меня расстроит.

— С куда большим удовольствием я приняла бы это предложение от других людей. Но их, к сожалению, уже нет рядом.

— Да, я понимаю: конкурировать с Ницем, Джекобом или Диной мне явно не по плечу.

— Главным образом, с Джекобом. Но я подумаю над вашим предложением.

— О-ки. Только думайте не слишком долго: каждый наш с вами час может оказаться последним.

— Спасибо за напоминание. Вы тоже пока подумайте — над списком совместных радостей. Я составлю свой, мы их сравним, и если найдется пара-тройка пересечений, можно будет приступить к осуществлению вашего предложения.