— На острове проводятся эксперименты, о которых знают только их непосредственные исполнители. Даже под пыткой ни Майер, ни Роу не поведают о них и полслова. Страшные эксперименты. Адские. Если вам не повезет и вы окажетесь подопытным в одном из них, вы будете молить своих истязателей отправить вас на запчасти, будете мечтать о смерти, как об анестезии, как об избавлении от страшнейших мук, телесных и физических. Теперь вы видите, от какой участи я хочу вас спасти?

— Я искренне вам благодарен, Дина. — Признаться, она изрядно напугала меня, но я постарался не подать виду, говоря спокойно и снисходительно. — Нельзя ли добавить конкретики? Какие именно опыты проводятся здесь над людьми, о которых Майер не поведает и под пыткой?

— Нет! — Она отшатнулась, замотав головой. — Этого я вам рассказывать не стану.

— В таком случае, еще вопрос: вы, как я понимаю, один из тех самых экспериментаторов, что ставят на живых людях адские эксперименты?

— Да. — Она ответила без малейшего колебания. — Но, как и почему меня вынудили принять участие в этих опытах, также разъяснять не стану.

— Ваше право.

Повисло молчание. За окном стало светлеть, и я выключил электричество. В серых сумерках Дина сразу постарела лет на десять. Она казалась эмоционально выпотрошенной и уставшей до предела.

— Могу я подумать над вашими словами?

— Конечно. — Она поднялась со стула. Но тут же лицо исказилось судорогой боли, и она опустилась назад.

— Воды… если можно…

— Вот чай. Что с вами?

— Ничего. Сейчас пройдет…

Я вспомнил, как Роу говорил о её онкозаболевании. Вот она, худоба… Обезболивающие, как видно, ушли золой. Или Лагг успел их вытащить?

— Как же вы… без лекарств? Простите, я знаю, Роу мне сказал. Как же умудряетесь работать в таком состоянии?

— Вот так и умудряюсь, — Дина справилась с судорогой лица. — Лекарства привезут следующим лайнером. Дотерплю как-нибудь. — Она поднялась и, шурша курткой, пощла к дверям. — Думайте, Норди. Определяйтесь. Только не очень долго: ваша судьба решается на днях. И еще, — она взглянула мне в глаза с вымученной усмешкой. — Не воображайте, что я питаю к вам какие-то чувства. Влюбленность, вожделение, похоть и всякую прочую чушь. Мною движет лишь человеческое сочувствие. Если вы найдете другого партнера для участия в опытах направленной реинкарнации — ту же девчонку Юдит, да хоть горничную или прислугу, я буду рада за вас ничуть не меньше, чем если бы выбор пал на меня.

Она вышла, тщательно следя за тем, чтобы закрыть дверь как можно бесшумнее. А я вернулся в постель и очень быстро уснул.

Но как следует выспаться мне не дали. Около десяти утра раздался новый стук в дверь.

— Вы уже третий день пропускаете занятия на группе, — непринужденно заявила Мара, забыв поздороваться.

Сегодня она была одета на удивление скромно: всего-навсего белая блузка, длинная голубая юбка с вышивкой и дешевая бирюза на шее, очень крупная, как все ее камни.

— Не знал, что это преступление.

— Это не преступление, — она величаво опустилась на диван. — Это симптом. И мне хотелось бы уточнить, чем именно он вызван.

Не дождавшись ответной реплики, Мара вздохнула. Мелодично звякнули камушки на шее.

— Это временный упадок духа, либо вы решили окончательно прервать работу исследователя?

— А какая разница?

— Разница существенная. — Она снисходительно улыбнулась. — Если это временно, мы подождем, пока ваш сплин не пройдет и вы не вернетесь в наши дружные ряды. Можем даже помочь прогнать этот гадкий сплин. Способов предостаточно. Кино? Химия? Эротические забавы?..

— Спасибо, не надо.

— «Спасибо, справлюсь сам», либо «спасибо, все это уже не поможет»? — она лукаво прищурилась.

— Второе ближе к истине. Если честно, то исследования, которые были мне интересны, прекращены, а то, чем занимается группа сейчас, вызывает во мне отторжение. В этом главная причина упадка духа, или сплина, по-вашему.

Мара состроила гримасу сочувствия. Впрочем, не слишком тщательно: пробивалась насмешка — как сквозняк в щели натопленного дома.

— Жаль, жаль. Что ж, ничего не поделаешь. В таком случае, готовьтесь: в самое ближайшее время сбудется ваше заветное желание.

Что-то холодным колом встало у меня позади пищевода. Странно, отчего я так испугался? Разве это обрушилось неожиданно?

Ожиданно. Более чем.

— Знаете, я хотел бы немного повременить с этим. Нельзя ли мне вернуться на пилораму? Физическая работа на свежем воздухе — самое то при упадке духа. А поводов для упадка хватает, вы же не станете этого отрицать?

— Поводов хватает, — Мара согласно склонила голову. — Ужасная гибель Ница и Лагга, разруха, тяжелый труд на пожарище, крах многих надежд. Всё в общую кучу, один к одному. Хорошо понимаю вас. Но, увы! Пилорама исключена. Разве вы не заметили, что на Гиперборее сейчас ничего не строят? Пилорама застыла в бездействии и печали. Как и бензопила, и бетономешалка.

— Да, я заметил. Я понимаю: к чему строить, если новых пациентов в ближайшем будущем не предвидится.

— Новых пациентов вообще не предвидится, — поправила она с горделивой печалью.

— Да-да, я это и имел в виду. Но как насчет работы уборщика или помощника на кухне? Я не гордый, не белая косточка — согласен на любой труд.

— Любой, где не задействована голова, — усмехнулась Мара. — Увы. Уборщики и помощники тоже не требуются. Скоро будет нечем занять и тех, кто в наличии.

Я молчал, ошарашенный и раздавленный. Всё. Финиш. Пора собирать чемоданы в далекий путь.

— Впрочем… — Мара выдержала многозначительную паузу. Семитские глаза наполнились тягучей, как патока, сладостью. — Можно отложить ваш уход на несколько дней. И даже несколько недель, если вы еще не готовы. Но бездельничать я вам не позволю, нет. — Она усмехнулась, и острый край языка облизнул уголок сочной губы. — Думаю, вы догадываетесь, что я имею в виду. Чем больше стараний вы приложите в этом виде творческой деятельности, тем на более долгий срок будет отложено выполнение контракта.

Значит, сластолюбивая Кали еще не остыла ко мне… Что ж, это объяснимо: новых мужчин и женщин на острове не появлялось давно и в будущем не предвидится. Юдит, как видно, оказалась непригодна для любовных утех, либо увлечение было мимолетным и вскоре прошло. (Хорошо бы второе: в этом случае мстить своей избраннице Мара не станет.)

— Можно, я подумаю? — Ничего умнее этого вопроса не пришло в голову.

Мара вскинула брови, красиво выщипанные у кончиков и на переносице.

— Можно. Разрешаю вам подумать в течение минуты.

Она прикрыла глаза и принялась тихонько напевать что-то томное, выпятив губы и плавно поводя ноздрями.

Мысли метались со скоростью уносящихся от лесного пожара зверей. Стать любовником Пчеломатки? Но сымитировать страсть не сумею, да и она вряд ли примет фальшивую игру. Ей подавай огонь, жгучие спонтанные оргазмы. Да и с техникой этого дела у меня слабовато: секс никогда не входил в пятерку жизненных приоритетов, и я не считал нужным в нем совершенствоваться. Согласиться отчаянно, на авось? Но тогда Мара, что весьма вероятно, набросится на меня прямо здесь, навалится грузным телом, опрокинет навзничь, облепит липкими пальцами и губами, защекочет, как русалка…

Пчеломатка, казалось, прочла пропитанные ужасом и отвращением, слишком громкие мысли. Она с достоинством поднялась и поправила прилипший к ягодицам подол юбки.

— Минута прошла. Не буду вас далее мучать столь тяжким выбором. Прощайте — на всякий случай, прощайте навсегда! — так как понятия не имею, увижусь ли с вами еще.

— А когда именно… это случится? — выдавил я, тоже вставая.

— Хотите знать точное время, день, час и минуту? Но это не в правилах клиники Гиперборея. Как с концом света и вторым пришествием: день и час знает только Господь. Поверьте, ваши ушедшие знакомые — и Крис, и Хью, не знали точной даты и часа. И потому были готовы к важному переходу каждый миг.