— Возможно, в будущем мы именно так и сделаем.

— Скажите, а сколько их было за всю историю Гипербореи, этих самых радикальных храбрецов?

— Немного, — честно ответил мой собеседник. — Двое-трое.

— Двое или трое? — опять нелепо уточнил я.

Давно заметил: когда сильно протрясен или удивлен, из меня горохом сыплются глупые вопросы.

— Вам это так важно? — В круглых глазах теплилось ехидство. Впрочем, слабое.

— Просто любопытно. И эти двое-трое выдержали до конца? Все восемнадцать минут?

— Право, я не в курсе. Процедура «мученической кончины» не входит в число моих непосредственных обязанностей. Этим занимаются другие — такие же испытуемые, но в иной ипостаси.

— И как у них с кармой?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, как же: они подвергают человека мучениям, тем самым отягощая свою карму. В заботе о карме ближнего полностью пренебрегают своей собственной? Редкостные альтруисты!

Роу поморщился.

— Ну, что за глупости вы изрекаете, Норди! Главное — мотив. В зависимости от него карма, следующая за одним и тем же поступком, может быть легкой, тяжелой и очень тяжелой. Мотивы людей, исполняющих данную процедуру, благородны: они помогают достичь нирваны тем, кто стремится к этому достаточно сильно и лишен страха. Не беспокойтесь за их карму: с ней все хорошо, как и с совестью и внутренней гармонией.

— Что ж, очень рад за этих пламенных альтруистов. А еще больше — за тех исключительных героев, кто решился на такой ужас. Жаль, я поздно приехал и не застал никого из них. Думаю, их можно поставить вровень с героями мифов: Прометеем, Боевульфом, Сцеволой.

— Сцевола — исторический персонаж, — поправили меня.

— Неважно, вы поняли мою мысль. И мое восхищение.

— Возможно, вы пообщаетесь с таким героем, — улыбнулся психоаналитик. — Если выберете не первый вариант, а второй — распорядителя ритуала.

— Вы называете это ритуалом? Забавно.

— Это и впрямь ритуал, или церемония. На днях один из теперешних обитателей Гипербореи выразил желание уйти посредством «мученической кончины».

— Вот как! — обрадовался я. — А кто именно?

— Не будьте столь любопытны. Если согласитесь на участие, узнаете.

— Но для меня важно знать заранее, поверьте. Это повлияет на мой выбор. А вдруг это один из тех, с кем я общаюсь или даже приятельствую. Скажем, коллега по исследовательской группе.

Психоаналитик молчал, глядя с неодобрением.

— Это не Джекоб? Русский ученый производит впечатление мужественного человека. Если бы жив был Ниц, с его грезами о сверхчеловеке и безудержным романтизмом — кандидат номер один. А вдруг это малышка Юдит? Женщины, знаете ли, в некоторых ситуациях не уступают нам, мужчинам, в отваге. Определение «слабый пол» давным-давно устарело. Помните, она, одна из немногих, решилась испытать подвешивание на крюках?

— Что-то вы чересчур возбудились, — заметил доктор с усмешкой. — Прошу вас, не напрягайтесь, переведите дыхание. На Гиперборее свято соблюдается тайна «прайваси». Будьте уверены: относительно вас — в той же мере.

Я разочарованно вздохнул и перевел, как мне велели, дыхание. Роу разбередил любопытство, и оно бурчало и шевелилось, не желая успокаиваться. Пока не было заглушено неожиданной мыслью.

— Постойте-постойте! Но ведь основной принцип Гипербореи, о чем говорится при составлении договора — обеспечить пациенту наиболее светлое и радостное состояние духа перед физической кончиной! Как же это сочетается с пытками и муками?

— Никак не сочетается, — спокойно ответил Роу.

— Но… Но тогда я в полном недоумении.

— Истинный ученый и должен порой пребывать в недоумении — это дает хороший толчок к мозговой активности. Гиперборея — лишь во вторую очередь приют для страждущих, в первую же — исследовательский полигон, острие самой отважной и бескомпромиссной научной мысли. Мне казалось, у вас было время заметить эту особенность нашей клиники. Мы не выдумываем мировые законы, но познаем их. Проверяем истины, заявленные в мировых духовных учениях. Мученическая кончина снимает груз грехов, блаженное состояние в момент перехода обеспечивает светлую последующую жизнь. Оба этих положения сосуществуют в мировой духовной культуре. Мы исследуем каждое из них, только и всего.

— Знаете, какая мысль пришла мне сейчас?

— Не знаю, но с удовольствием выслушаю. Конечно, если это не займет много времени.

— Не займет. Мне подумалось, что Всевышний, если Он существует, с нетерпением ожидает окончания вашего эксперимента. Имею в виду не мучительство перед концом, а аннигиляцию души. Возможно, если всё получится, Он будет очень вам благодарен.

— Вы так считаете? — удивился Роу.

— Предполагаю. Он будет рад самоубийству мира, который, мягко говоря, получился не совсем таким, как он задумывал. Хотя бы потому, что в нем произрастают такие сущности, как вы или Майер.

Пока доктор переваривал сказанное, зазвонил лежащий на столе мобильник. Он взглянул на экранчик и, прежде чем откликнулся, произнес мягко и проникновенно, глядя мне в глаза:

— А вы отпустите все свои обиды, Норди. Благословите всех обидевших. Благословить значит исцелиться. Вам станет несравненно легче, поверьте. — Он нажал кнопку ответа. — Слущаю. — Выражение лица резко изменилось. — Как-как, вы говорите? Бритва?.. Где?.. Сейчас буду.

Положив трубку, Роу растерянно пошевелил пальцами. Он казался огорченным и удивленным.

— Человек, о котором мы только что говорили, не дождался ритуала и совершил мученическую кончину самостоятельно. Ваш хороший знакомый, Джекоб.

Я не поверил своим ушам.

— Что вы сказали?!

— Что слышали. Джекоб перерезал себе горло опасной бритвой. Вряд ли он снял этим большой груз грехов: смерть мучительная, но быстрая. Но все же это поступок, согласитесь. Я иду осматривать тело. Если хотите, можете составить мне компанию.

Я молчал в полной прострации.

— Ну, как хотите, — Роу поднялся. — В таком случае я с вами прощаюсь. Мы не договорили, поэтому встретимся еще раз, в самое ближайшее время.

Немного отдышавшись, я все-таки побрел к домику Джекоба.

Именно там он был обнаружен с перерезанным горлом. Днем зашла уборщица, как обычно. И выскочила с оглушительным воплем. Неужели не привыкла, работая здесь, что местные обитатели то и дело отправляются в бессрочную командировку на тот свет? Впрочем, ее, видимо, шокировал не факт смерти, а ее вид.

Русский ученый перерезал себе сонную артерию опасной бритвой. Одним взмахом, от души. Щека, подбородок и шея покоились в лаковой лужице застывшей крови. Губы изгибались в усмешке, припорошенные бородой. В записке, что лежала на столе, придавленная его грязным ботинком 44-го размера, было размашисто выведено: «Пока, дуралеи! До скорой встречи».

С Диной, которая не преминула, как и большинство оставшихся обитателей Гипербореи, посетить домик с окровавленным телом одаренного ученого и широкой души парня, сделалась истерика. Она громко замычала, зажав себе рукой рот, выскочила за дверь и рухнула ничком в траву. Юдит, бледная и растерянная, пыталась ее успокоить, отпоить валерьянкой, но Дина лишь мотала головой, мешая короткие волосы с травой, воя и выкрикивая бессвязные проклятия.

Меня удивила ее реакция: кто бы мог подумать, что сухая ученая вобла способна на такой поток чувств. Истерика Дины потрясла даже больше гибели русского, как ни странно это осознавать. Последний разговор с ним подготовил к чему-то подобному, и шок от страшного известия хотя и оказался острым, но продлился недолго.

Еще как минимум один обитатель острова расстроился: Мара. Бегло оглядев тело, она отдала негромкие распоряжения кому-то из персонала и вышла. Нахмуренная, сосредоточенная, подурневшая. Переживает, что лишилась отличных креативных мозгов? Свежего «творожка» под черепной крышкой?..

Когда, вернувшись в свою избушку, рухнул ничком на постель в оцепенении всех чувств и отсутствии каких-либо мыслей, в дверь постучали.