Уроженец северной Сирии был в городе чужаком — профессиональным военным, пришедшим к власти силой оружия и обстоятельств. Не исключено, что он был рядовым участником заговора, приведшего к уничтожению халдейской династии, а после его успеха стал компромиссным кандидатом на царство, устраивавшим большинство фигурантов[520]. Есть косвенные данные, указывающие, что главной движущей силой уничтожения потомков Навуходоносора был сын Набонида (непонятно, биологический или приемный?), знаменитый Валтасар (Бел-шарру-уцур), приобретший немало конфискованной у неудачников недвижимости.

Вместо того чтобы слиться с вавилонской культурой, Набонид предпочел остаться вне ее. Может быть, жизнь Города вызывала неприятие не только у иудейских изгнанников, вдруг Набонид тоже чувствовал, что закат Вавилона не за горами? Не исключено, что в отстраненности от столицы он видел залог политического выживания, особенно если не имел широкой поддержки коренного населения империи. Да и союзников среди правящего класса у него было немного — кто-то наверняка оказался весьма раздосадован его долгожительством, унаследованным по материнской линии[521]. Набонид, по-видимому, был человек последовательный. Поэтому подобная политическая доктрина (либо создавшийся в империи баланс власти — его сын оставался в Вавилоне на положении автономного регента) привела царя к мысли, что главное святилище страны должно находиться вне Вавилона. Да и столицу тоже стоит перенести или, по крайней мере, попробовать это сделать.

Нет никаких разумных объяснений тому, что на протяжении десяти лет (553–543) Набонид не появлялся в Вавилоне, перенеся царскую резиденцию на север Аравии и оставив наместником в великом городе вышеупомянутого Валтасара. Раньше полагали, что царь вообще вернулся в город только в самом конце своего правления, пытаясь отразить нависшую над империей персидскую угрозу. Однако результаты недавних исследований показывают, что возвращение Набонида произошло в 543 г. до н.э. и что после этого момента имя Бел-шарру-уцура исчезает из административных документов (возможно, тогда был расторгнут политический пакт, приведший к его усыновлению Набонидом и объявлению наследником престола).

Ясно, что царь должен был иметь достаточно союзников, чтобы наконец сделать свою власть в империи абсолютной. Этим же временем датируются строительные надписи, прославляющие бога луны в невиданных дотоле выражениях и, более того, заменившие имя Мардука во всех традиционных ритуальных формулах на Сина. Но самое поразительное, под власть Сина были переданы главнейшие храмы Междуречья, в том числе вавилонская Эсагила, и в каждом из них были воздвигнуты стелы, сообщавшие о том, что здесь пребывает новый «бог богов». Сопротивление подобным актам было серьезным. Поздний антинабонидский хронист не поскупился на брань в адрес реформатора, что, согласно принятому мнению, отражало настроение достаточно широких кругов месопотамского общества. К этому времени восходит и легенда о «сумасшедшем вавилонском царе», которую мы разберем чуть ниже.

Первую «загадку» Набонида пробуют объяснить тем, что он пытался создать новую столицу в северной Аравии, ближе к торговым путям наступившего исторического периода. Они постепенно стали обходить Вавилон, и не предчувствовал ли Набонид последствий этих торгово-транспортных перемен? И не избегал ли последний царь, человек уже преклонного возраста, типичных проблем, связанных с престолонаследием? Бел-шарру-уцур, позже навечно ставший Валтасаром, находился в самом расцвете сил и мог бы возжелать большего. Но, по-видимому, хотя бы поначалу, его удовлетворяло такое положение дел и он не создавал отцу вавилонской оппозиции, что было, с государственной точки зрения, хорошо. А вот то, что Набонид совершенно не заботился о лояльности вавилонян, было плохо, поскольку Город по-прежнему оставался абсолютным центром уже не столь большого государства.

Нововавилонская империя не смогла стать такой же громадной, как Ассирийская. Обширные северные территории (включая, собственно, Ассирию) подпали под власть мидян. Немного позже их сменили персы, основатели самой успешной доримской империи древнего мира. Успешное восстание персов против мидян началось в третий год правления Набонида и было поддержано вавилонянами. Этот геополитический шаг оказался весьма пагубным: такую же ошибку много столетий спустя и на том же самом месте совершили римляне, добившие империю парфян только для того, чтобы столнуться с возродившейся персидской державой. В середине VI в. до н.э. империя мидян быстро пала, после чего на границе Вавилонии оказался гораздо более опасный противник. Эти геополитические обстоятельства начала 540-х годов до н.э. были прекрасно известны как вавилонянам, так и вавилонским евреям. Еще им было ведомо, что персы гораздо более предсказуемые и толерантные администраторы, чем все их имперские предшественники, что они уважают храмовые общины покоренных народов и признают за ними право на внутреннюю автономию при условии послушания царю и аккуратной выплаты налогов[522]. Все это не могло кончиться ничем хорошим для остававшейся чужеродной Вавилону неустойчивой арамейской династии, к тому же восстановившей против себя довольно много людей.

Прежде чем перейти к рассказу о реальной и культурной гибели Вавилона, процесса вовсе не столь мгновенного, как о том прорицали библейские пророки, зададим несколько вопросов. Мы уже видели, что культура вавилонская не смогла ассимилировать евреев и, более того, вызвала у наиболее образованных изгнанников мощную ответную идеологическую реакцию. Произошедшее после персидского завоевания ослабление культурного влияния Вавилона часто объясняют тем, что персы стали первыми за много веков завоевателями, которых аккадская цивилизация не смогла переманить на свою сторону[523]. Что же случилось с ней? Когда и каким образом она утратила свою привлекательность? И не было ли интеллектуальное сопротивление евреев симптомом потери этого цивилизационного обаяния? Не по сходным ли причинам не поддался поздневавилонской цивилизации и Набонид? Не происходил ли в тогдашнем древневосточном мире поиск новых духовных ценностей, радикально отличных от традиционных и почти неизменных религиозных и философских догм, восходивших еще к древним шумерам?

Не начались ли уже тогда поиски нового Бога, которого не знали и не могли знать вавилоняне? Напомним, что и персы к VI в. до н.э. обладали принципиально новым религиозным учением — зороастризмом[524]. В противоположность часто высказываемому мнению, дело здесь не в монотеистичности духовных новаций (в описываемый период преобладающее положение Мардука в вавилонском пантеоне сделало его совершенно исключительным, отдельным богом), а в концептуальности новых учений. И зороастризм, и иудаизм были религиями этическими, т. е. несли в себе определение того, что есть хорошо, а что — плохо. Таким образом, вселенская картина бытия строилась в соответствии с определенными правилами. Высшая воля нового Верховного существа заметно отличалась от непредсказуемых капризов небесных повелителей Вавилона. Не искал ли такого же бога и Набонид? Не осознал ли он тупиковость вавилонской цивилизации лучше, чем сами ее обладатели? Они ведь не только евреев, но и его самого не смогли сделать вавилонянином!

Поэтому за кризисом Нововавилонской империи стоит кризис аккадской цивилизации как таковой. Поэтому его не могли не заметить те, кому он был больше всего на руку, кто мог возлагать на него политические и духовные надежды. Оттого местами труд Второ-Исайи читается, как злободневный трактат. И не зря будущий покоритель Вавилона прославляется в нем в невиданных для нееврейского царя выражениях. Господь, согласно пророку, «говорит о Кире: пастырь Мой, и он исполнит волю Мою»[525]. «Так говорит Господь помазаннику Своему Киру: Я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы, и сниму поясы с чресл царей, чтобы отворялись для тебя двери, и ворота не затворялись»[526]. Близится время восстания и освобождения, говорил пророк, согласно некоторым легендам, погибший за свою пропаганду[527]: «…Встань, пленный Иерусалим! сними цепи с шеи твоей, пленная дочь Сиона!»^{159}