Тексты Книги Судей Израилевых повествуют о неорганизованной и почти доисторической стадии существования еврейских племен. А продолжающий ее рассказ о рождении древнееврейского государства начинается в 1-й Книге Царств[248]. На наш взгляд, достоверность этого источника и историчность многих описываемых им событий сомнений не вызывает. Не может помешать этому и то соображение, что вначале рассказы о подвигах тех или иных древнеиудейских героев существовали, скорее всего, в виде устного эпоса, который был записан значительно позднее самих событий и еще позже (и наверняка фрагментарно) оформлен в тот текст, что дошел до нас. Общая картина, как обычно, гораздо важней точных дат и обстоятельств, которые, конечно, корректировались или приукрашивались поздними авторами.

Временное возвышение отдельных племенных вождей или мудрых жрецов описано в Книге Судей очень подробно; противоречие между этими двумя тенденциями по возможности сглажено, но все же заметно, а потому выглядит очень правдоподобно. Также ясно, что «судьи», как правило, не наследовали друг другу; более того, предания об их деяниях восходят к разным коленам израильским. Но тем очевиднее, что главная тенденция исторического периода точно передана ветхозаветным автором: то один, то другой могучий вождь возвышался над другими благодаря своим личным качествам. Существовала и конкуренция между различными, но близкородственными племенами, пока не ставшими единой нацией, что в случае обострения конфликтов закономерно приводило к победоносным набегам удачливых соседей.

Как и в других обществах такого рода, на власть претендовали два класса — воинский и жреческий. Как обычно, в тихое время авторитета и власти больше у последних, но во времена смутные роль оружия решительно повышается. В итоге первым царем стал не наиболее мудрый, а наиболее сильный. Или, как сказали бы ученые XIX в., утвердился приоритет светской власти: верховный жрец пророк Самуил помазал на царство Саула в соответствии с желанием народа Израилева: «Поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов»[249]. В действительности Саул был, наверное, первым верховным вождем нескольких племен, сумевшим с помощью меча их объединить[250].

Вся древнейшая история Израиля представлена Писанием в линейном виде, т. е. разнообразные судьи и вожди, принадлежащие к различным коленам, как бы наследуют друг другу[251]. Это напоминает шумерские, вавилонские и ассирийские царские списки: там тоже соблюдались преемственность и линейность. Это логично, поскольку исходная версия иудейской летописи была создана во времена правления Давидидов — первой иудейской династии. Ее авторам было необходимо показать и богоданность, и традиционность, и историчность царской власти, осенившей молодого пастушка[252]. Ведь именно он является главным героем вышеописанных книг, и не будь они гораздо позже отредактированы и приведены под общий знаменатель священных еврейских текстов[253], то не исключено, что мы бы сегодня, вместо Книг Руфи, 1-й и 2-й Царств, говорили бы о «Сказании (или саге) о Давиде»[254]. Но вернемся к истории иудейской историко-культурной общности, которая интересует нас гораздо больше карьеры победителя Голиафа.

Итак, с одной стороны, древние израильтяне сумели осесть в Палестине, с другой — их племенной союз стал постепенно распадаться, и с соседями — филистимлянами, моавитянами, эдомитянами и прочими — колена Израилевы начали воевать поодиночке, иногда схватываясь и друг с другом[255]. Судя по данным раскопок, тоже очевидно, что процесс заселения Земли Обетованной был вовсе не так планомерен и уж точно не так беспощаден к туземцам, как это рисуют библейские тексты, в первую очередь Книга Иисуса Навина^{45}.[256] Кровожадность ее описаний и рекомендаций, возводимая большинством ученых к жестоким конфликтам VIII–VII вв. до н.э., в дальнейшем неоднократно использовалась антисемитами Средневековья и Нового времени.

Уже ближе к нашему времени библейские ревизионисты, о деятельности которых нам придется несколько раз — возможно, к неудовольствию читателя — упоминать, указывали на маловероятность такой победоносной оккупации Палестины, какая в ней нарисована. Однако внимательный анализ показывает, что только три палестинских города упоминаются в книге как сожженные — Иерихон, Гай (точнее Ай) и Асор (Хацор). Не раз и не два в книге говорится о том, что иудеи с победой «возвратились в стан, Галгал»^{46},[257] (Гилгал)^{47}. Если после этого опустить непременные сообщения о повсеместных победах (несущие традиционный ближневосточный окрас и не такие уж далекие от ассирийского военного хвастовства), то получится следующая картина: кочевники вторглись в Палестину, отвоевали себе небольшой кусок земли (тот самый Галгал), с которого не раз отправлялись в набеги на соседние поселения. И все. Безусловно, над Книгой Иисуса Навина серьезно поработали редакторы «священнической» школы, но ее древнее ядро все-таки можно различить и признать историчным.

Кочевники-семиты становились оседлыми жителями Палестины в течение долгого и мучительного процесса, и память об этом сохранялась много веков. Часто они подпадали под гнет сопредельных стран, а в какой-то момент ими даже правил «Хусарсафем, царь Месопотамский», с освобождения от которого и начинается повествование о Судьях Израилевых^{48}. Так как этот Хусарсафем (точнее Кушан-Ришатаим) не поддается идентификации, а его царство Арам-Нахараим (Арам Двуречный) не существовало (так называли Верхнюю Месопотамию), то многие ученые считают, что царя этого на самом деле не было: просто летописцу надо было начать новейшую историю израильтян с чего-то героического^{49}.[258]

В общем, с политической стороны дела обстояли примерно таким же образом, как у североамериканских индейских племен в XVII–XVIII вв. Это логично: государственная «надстройка» Моисея, принесенная им из более высокоразвитой цивилизации, ненадолго пережила своего создателя. Иной сценарий представить трудно — не могли же дети пустыни в одночасье перепрыгнуть через несколько веков. Именно эту «социальную деградацию» иудеев приводят в качестве доказательства те, кто ставит под сомнение события Исхода. Эта точка зрения не может нас устроить, прежде всего потому, что тогда великая религиозная реформа, имевшая место в Иудейском царстве, оказывается полностью безадресной, возникшей из ниоткуда.

Маловероятно, что библейские авторы намеренно оставили в тени реального основателя яхвизма. И если отрицать «Моисеево наследие», то единственно возможным создателем новой религии оказывается Соломон, придумавший, таким образом, в одиночку всю иудейскую культурную традицию — от Авраама до самого себя — и навязавший своему народу новую религию, ритуалы, законы и способ государственного управления[259]. Такое заключение довольно остроумно, если еще вспомнить, что древнейший слой Книги Бытия — J — датируется примерно тем же временем и считается, что он мог быть создан при дворе Соломона. Непонятно только, как дальнейшая историческая память смогла полностью отнять у Соломона все эти свершения, оставив вместо этого критические упоминания о том, как «во время старости Соломона, жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу… И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской»[260]. Но другие иудейские цари еще менее подходят на роль «всеобъемлющего» реформатора. Не выглядит ли библейская версия постепенного возникновения монотеизма гораздо логичнее? Хотя мы вовсе не обязаны принимать на веру те или иные подробности девтерономического дискурса. Впрочем, иных нам не дано, так что упражнение это чисто теоретическое.