Как известно, в шумеро-аккадской культуре астрономия была развита очень хорошо. Наблюдения звезд велись с незапамятных времен, и к середине VIII в. до н.э. древневосточный уровень науки о движении небесных тел был весьма впечатляющ. Месопотамская наука во всех смыслах пережила вавилонскую цивилизацию, став единственной частью аккадского наследия, воспринятой греками: последние великие астрономы Междуречья работали в IV в. до н.э., после политического заката великого города. Но и много веков спустя их наследники продолжали вести наблюдения за небесными светилами и фиксировать их результаты. Самые свежие записи в месопотамских астрономических анналах датированы концом I в., а начаты они были в правление царя Набонассара (747–733 гг. до н.э.), что делает вавилонских ученых участниками самого длительного научного проекта в истории человечества. Александрийский астроном Птолемей, автор знаменитого «Канона», на котором во многом основывается античная хронология, по-видимому, использовал данные вавилонян для датировки событий VIII–VII вв. до н.э., начав отсчет известных ему дат правления древних царей («Царский список») с 26 февраля 747 г. до н.э. (по нашему календарю), т. е. с момента вступления Набонассара на престол[500].
Датировка астрономических событий (затмений и проч.) «Каноном», древнеегипетским 365-дневным календарем[501] и вавилонянами, использовавшими лунный год, полностью совпадает, а также поддерживается многими другими источниками, например, элефантинскими папирусами, которые иногда использовали вавилонский и египетский календари одновременно, параллельным отсчетом сроков правления персидских царей конца VI–V вв. до н.э. вавилонянами, египтянами и «Каноном» и еще некоторыми астрономическими документами[502]. Знакомство иудеев с вавилонской хронологией и традиционными месопотамскими «царскими списками» привело и к упорядочению древнееврейской истории, девторономические даты которой, как мы видели, совпадают, например, с ассирийскими. Хотя невозможно определить, когда именно произошла хронологическая организация Книги Царств — до изгнания или после[503].
В связи с вышеприведенным стоит подчеркнуть, что для датировки исторических событий вплоть до середины VII в. до н.э. или даже чуть ранее существует жесткая и многократно проверенная система (события более ранние датируются с помощью других методов, тоже частично астрономических, но несколько менее точных в связи с малым количеством материала). Поэтому у сведущих людей могут вызвать лишь улыбку составленные непрофессионалами «новые хронологии», появляющиеся иногда как в России, так и на Западе, авторы которых обвиняют ученых то в некомпетентности, то в каком-то заговоре и все время переписывают мировую историю в совершенно сказочном духе. Впрочем, спрос на такие книги доказывает лишь то, о чем мы не раз говорили при случае: если ученые мужи не будут делиться с широкой публикой результатами своих работ и таким образом повышать ее культурный уровень и культурный уровень человечества в целом, то они не имеют права на оную публику пенять[504].
Другое дело, что от пренебрежения научными данными или нежелания обучиться чему-то новому плохо бывает и самой публике, но это уже отдельная история.
Так или иначе, а астрономия (как и связанная с ней математика) находилась в шумеро-аккадской, а особенно — в поздневавилонской цивилизации на невероятной для своего времени высоте. Не уступало ей и искусство предсказания, достигшее статуса науки, что не мудрено, поскольку занимались предсказаниями те же самые основатели современной астрономии и хронологии. Древних шумеров и их наследников положение небесных светил само по себе волновало только во вторую очередь — главным образом их интересовала воля богов, и они изо всех сил старались ее разглядеть. Вообще, желания небожителей занимали уже первобытных людей с тех пор, как они решили, будто все происходящее на земле настолько непредсказуемо и несообразно, что наверняка зависит от прихоти каких-то высших существ. Поэтому повлиять на будущее можно было только путем обращения к богам, их задабривания и упрашивания. Однако для начала надо было понять речь всемогущих.
То, что боги управляют жизнью на земле, людям было очевидно давно. Также само собой разумеется, что первые боги были весьма антропоморфны: они напивались, безобразничали, ревновали и сражались друг с другом за власть[505]. Все это приводило к мысли о том, что небожителей, находящихся в дурном настроении, можно умилостивить и тем самым избежать всяких неприятных последствий. А как узнать, в каком расположении духа находятся бессмертные и вообще что они думают по тому или иному поводу? Каким языком они разговаривают с человеческими существами? Ясно, что божественным. Но может и должен ли человек его понимать? И где искать ключ к этому языку? Нежелание принимать реальность, попытка изменить ее даже при том, что тогдашние люди не меньше, чем мы, осознавали свое бессилие перед лицом непознаваемой судьбы и ее властителей, стала одной из главных вех на пути духовной эволюции человечества — и во многом привела к рождению современной науки (и не только). Так что это большой вопрос, удалось ли древним месопотамцам изменить мир? Возможно, что на него стоит дать положительный ответ. Как обычно, любая творческая человеческая деятельность, даже при всей ограниченности возможностей отдельного индивидуума, не может не привести к значимым результатам, и наоборот[506].
Как же, по мнению наших предков, небожители общались со смертными? Очень просто: подавали сотворенным ими для своих нужд слугам-людям знамения — то солнце ненадолго погасят, то грозу в середине зимы устроят, то звезду новую зажгут где-нибудь в уголке небесного покрывала. Интересно поразмыслить, а как в человеческом сознании возникла идея о знамениях — от его «неразвитости» или «примитивности»? Или, наоборот, от чересчур больших раздумий древних об открывшихся им судьбах мира? Вторая гипотеза выглядит предпочтительнее.
Как известно, тот давнишний период истории человечества обозначил переход от циклического времени к линейному. Не то чтобы линейного времени никогда «не было» — поначалу оно не являлось столь ощущаемым, столь важным. Более того, цикличность очень долго воспринималась как нечто нормальное. А уникальные и неповторяемые события, начавшие постепенно выстраиваться в историю, казались невероятными и требовавшими обязательного божественного вмешательства. И такого рода отношение продолжало существовать очень долго и в каком-то смысле существует по сей день. И какие же проявления внешнего мира были цикличны и повторяемы, а какие иногда неожиданно отступали от размеренного течения? И какие из них могли передать волю богов и выступить в роли знамений? Самое легкое и очевидное из подобных явлений — астрономический год, причем в климатическом проявлении. Первобытные люди были не в состоянии зафиксировать положение звезд, но зато знали, что сначала бывает холодно, потом — теплее, потом — еще теплее, а потом — снова холодней, и т. д. Все серьезные отступления от утвержденного цикла явно связаны с божественной волей и должны рассматриваться как таковые.
Цивилизация внесла в эту несколько примитивную точку зрения серьезные коррективы. Человек стал подолгу глядеть на небо и даже его зарисовывать. Далее стало возможным фиксировать положение звезд на протяжении многих поколений и сверяться с этими записями. Бескрайнее черное полотно с множеством светящихся точек было похоже на бесконечную доску для письма, посредством которой ее жители общались с землянами. И земляне изо всех сил старались эти письмена расшифровать. К первым попыткам подобной декодировки восходят длиннющие шумерские таблицы, привязывающие тот или иной астрономический феномен к конкретному явлению политической или природной жизни, причем на строгой причинно-следственной основе. Первые месопотамские ученые обобщали многие десятилетия наблюдений и пытались сделать из них какие-то выводы[507]. Как стояли планеты и звезды в годы засушливые и года неурожайные? В годы мирные и военные? В год болезни царя и в год его здравия? И как стоят они сейчас? Так рождалась наука, так она родилась — из наблюдений за внешним миром и попыток на основании их анализа объяснить движения миропорядка.
