Исторический же образ реформаторов связан с теми последствиями их деятельности, которые они отнюдь не предусматривали. Например, с Александром связано мировое распространение культуры эллинизма, а с послепетровским временем — эпоха невероятного расцвета искусства русского. Вот потому мы и относимся к этим государственным деятелям весьма снисходительно. Случайно же или нет, деятельность некоторых из императоров-реформаторов привела к каким-то положительным последствиям, а деятельность других оказалась полностью бесплодной и даже в совсем недолгой перспективе разрушительной — это уже совсем отдельная и исключительно интересная тема, к которой мы будем не раз возвращаться.

Одно из наиболее ранних упоминаний о вторжении ассирийцев в заселенные евреями земли находится в 15-й главе 4-й Книги Царств. Первым под удар попало более северное Израильское царство (с точки зрения некоторых современных авторов, оно было богаче, чем сельская Иудея, а также, возможно, особенно провинилось, составив в какой-то момент антиассирийский союз с рядом палестинских государств^{59}). Как говорилось выше, политическая жизнь Израиля отличалась нестабильностью. Альянсы соперничавших группировок возникали и разрушались; каждый, по-видимому, обращался за помощью к соседям, а потому наверно принимал на себя какие-то ответные обязательства. На все это накладывалось и имущественное расслоение: в стране начались конфликты из-за собственности, типичные для государств ранней древности. Возможно, отголосок таких конфликтов слышен в знаменитой истории с виноградником Навуфея^{60}. Потому-то, наверно, и неудивительно, что первыми пророками, указывавшими на неправедность власть имущих были именно израильтяне.

В этих обличениях гораздо значимей компонент религиозный, однако очевидно, что соответствующие фрагменты были сильно расширены, а может, и целиком вставлены поздними редакторами. Поэтому особенно привлекают суждения по вопросам социальным, например знаменитое: «Продают правого за серебро и бедного — за пару сандалий. Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных, и путь кротких извращают»^{61}. Любопытно впрочем, что пророк Амос, в книге которого неоднократно встречаются подобные инвективы[295], был выходцем из Иудеи, и потому непонятно, почему он избрал полем своей деятельности именно Израиль. Не исключено, впрочем, что сведения о его пророчествах в отношении Иудеи не сохранились — проклятия Израилю были для поздних редакторов более важны. Стоит подчеркнуть: история Амоса говорит о том, что между еврейскими государствами не было культурного, языкового или религиозного антагонизма. Пророка могли привести в Израиль обстоятельства личного характера, а иудейское происхождение ему припомнили гораздо позднее, когда он стал неудобен для религиозных властей: «И послал Амасия, священник Вефильский, к Иеровоаму, царю Израильскому, сказать: Амос производит возмущение среди дома Израилева»^{62}. Именно в книгах ранних пророков встречаются первые упоминания об ассирийской угрозе, возможно даже более древние, чем сообщение 4-й Книги Царств.

В каком-то смысле израильтяне напросились на ассирийскую агрессию. По-видимому, ситуация была достаточно типичной: ассирийцы начинали вмешиваться в дела приграничных государств, поддерживая кого-то из местных вождей во внутриполитической борьбе, а затем требовали расплату за помощь. Может быть, поначалу израильский царь, пришедший к власти в результате очередного заговора, не просто откупался от ассирийцев, а расплачивался за то, что ему посодействовали в утверждении на царство^{63}. Но через некоторое время его наследник престол не удержал, после чего новый властитель решил пойти другим путем. Осуждение союза с ассирийцами содержится в книгах древнейших пророков[296], но какую роль дипломатические оплошности израильтян сыграли в последующих трагических событиях, установить невозможно. Не исключено, что любые действия последних израильских царей рассматривались традицией, как пагубные, — в силу того, чем все в итоге закончилось.

Так или иначе, но составилась антиассирийская коалиция, в которую входили цари израильский и сирийский, а также, возможно, некоторые города-государства прибрежной Финикии. На что они могли рассчитывать в схватке с ассирийской военной машиной? Сейчас очевидно: не на многое. Однако не исключено, что до правителей Палестины доходили какие-то слухи о внутриполитической борьбе в самой Ассирии, о необходимости замирять другие отдаленные края. Нельзя исключать и того обстоятельства, что была еще жива память о том, как в середине IX в. до н.э. объединенному сиро-палестинскому войску в ходе кровопролитной битвы у крепости Каркар на р. Оронте удалось остановить продвижение ассирийцев на запад[297].

Дальнейшие события, по-видимому, серьезно повлияли на ракурс, под которым Священное Писание рассматривает израильских владык. Так, иудейский царь Ахаз к коалиции присоединиться отказался, после чего войска союзников вторглись в Иудею для свержения строптивца^{64}.[298] Согласно позднему сообщению, иудеи потерпели тяжелое поражение^{65}, причем страна подверглась одновременному нападению с нескольких сторон. Не исключено, что от расчленения и присоединения к Израилю Иудею уберегла только неприступность Иерусалима. Так или иначе, но для спасения царства Ахаз должен был принимать экстраординарные меры. И вот здесь мы впервые встречаем его советника, вошедшего в историю мировой цивилизации под именем пророка Исайи.

Судя по скупым биографическим данным, Исайя, современник четырех иудейских царей (Ахаз был третьим), к тому времени уже давно вошел в возраст[299]. Неизвестно, занимал ли он какую-то определенную государственную или культовую должность. Ну и, наконец, не ясно, сыграл ли он какую-нибудь роль в принятии иудейским царем судьбоносного решения — царь обратился за помощью к ассирийцам[300]. По-видимому, эта слезная просьба сопровождалась обильным подношением: «И взял Ахаз серебро и золото, какое нашлось в доме Господнем и в сокровищницах дома царского, и послал царю ассирийскому в дар»^{66}.

Книга Царств при описании этих событий Исайю не упоминает, а Книга Исайи сообщает о том, как пророк вышел навстречу Ахазу и ободрил его, обещая скорое спасение от сириян и ефремлян-израильтян[301]. Традиционная интерпретация этого фрагмента такова: пророк возражал против вассального подчинения ассирийцам и призывал уповать на Божью милость, коя должна была спасти Иудею от израильтян и сирийцев[302]. Однако точно истолковать данный отрывок (здесь мы говорим исключительно о его исторической интерпретации) вряд ли возможно. В лучшем случае он фиксирует участие Исайи в политической жизни государства, а его позиция, не исключено, была приведена в соответствие с более известными эпизодами карьеры великого прорицателя.

Непонятно, осознавали ли царь и пророк, что Иудея двинула дипломатические фигуры в полном соответствии с излюбленной ассирийцами парадигмой. Именно так они всегда и действовали: вторгались в споры приграничных государств, поддерживая слабейшего, чтобы, используя его, расправиться с сильным. На протяжении последующих тысячелетий империи действуют точно так же; вплоть до настоящего времени законы геополитики изменились совсем немного. Но временной передышки иудеи добились. Ассирийцы взяли более привлекательный для них и географически близкий Дамаск и сильно урезали территорию пока еще независимого Израиля. Начались этнические чистки. «…Пришел Феглаффелласар, царь Ассирийский, и взял Ион, Авел-Беф-Мааху, и Ианох, и Кедес, и Асор, и Галаад, и Галилею, всю землю Неффалимову, и переселил их в Ассирию»[303].