Петр Сихровски

Вы знаете, вина меня преследует. А кто виновен, того и накажут. Если не здесь и теперь, то в какое-нибудь другое время и в другом месте. Наказание меня еще догонит. Мне его не избежать. Но о том, что было, вы от меня ничего не узнаете. Ничего, ни единого слова. То, что они сделали, должно остаться тайной, никто не должен об этом знать. Их дела, вернее, злодеяния нигде не должны упоминаться. Ни одним словом.

Вина лежит сегодня только на мне. Мои родители уже в аду. Они давно мертвы, их жизнь уже позади. А меня оставили жить. Рожденный виновным, я и остаюсь виновным.

Самое страшное – это сны. Они приходят ко мне каждую ночь. Всегда один и тот же сон. Я знаю его, как фильм, который видел уже сотню раз. Они хватают меня из постели, силком тащат через комнату, по лестнице и вталкивают в авто.

Они – это мужчины в полосатой униформе. Авто мчится через город. Снаружи в него проникает шум. Люди кричат «ура» и пронзительно визжат. Порой мне кажется, что когда мы едем по улице, прохожие приветствуют нас. Мы подъезжаем к зданию, которого я не узнаю. Меня стаскивают по ступеням в подвал, срывают ночную пижаму и вталкивают в какое-то помещение. Дверь за мною запирают…

На стене – душ, и в душевые отверстия, тихонько посвистывая, как будто из плохо завинченного велосипедного клапана, медленно уходит воздух. Мне трудно дышать, сдавливает горло. Бросаюсь к двери, пытаюсь ее открыть… Трясу ее, кричу, горло перехвачено, глаза горят – и тут я просыпаюсь. Чаще всего встаю и уже больше не подхожу к кровати. Спать я больше не могу. Едва смыкаю глаза, все начинается снова – меня стаскивают с кровати и так далее…

Бывает так, что этот сон я вижу раза два в неделю. Часто месяцами он мне не снится, но однажды приходит снова.

Врачи? Я был уже не меньше чем у дюжины. Больше всего мне «нравятся» те, кто спрашивал меня, что означают эти сны. Каково мое мнение, почему они мне снятся? Кто из нас сошел с ума? Должен ли я им рассказывать, что я… Начхать!

Иногда я себе представляю, что убиваю кого-то. Выискиваю кого-нибудь мне неизвестного. Убиваю его и являюсь в полицию. Все кончено. Оставшуюся жизнь я сижу в тюрьме. Там, где и должен быть. Раз уж в ней не сидел мой отец. Меня мучают, бьют целыми днями. Я должен выполнять бессмысленную работу. Но все это лучше, чем теперь. Посмотрите на меня. Невиновный, я живу жизнью виноватого.

…Родители бежали в Южную Америку. Другая фамилия, новые паспорта. Новое начало в «свободном мире». Но не анонимно, как ты думаешь. В окружении истинных друзей и соратников по борьбе. Приезжают в новый город, их там уже ждут, отвозят на машине… Друзья обнимаются, их провожают в новый дом, где все уже есть, и начинается иная жизнь. Пока не приходится уезжать. И снова, в другом месте – встречают. Нас ждали повсюду.

…Я родился в 1950-м. К тому времени, когда мне исполнилось десять лет, мы переезжали уже четыре раза. Затем стало спокойней. Мы постоянно жили в какой-нибудь южноамериканской стране. Никто нас больше не искал. Или, по крайней мере, не находил. Вы не поверите, но позже мы снова получили немецкие паспорта.

Ныне я – немец. Немец и сын преступника. Осужден пожизненно; основание – сын убийцы. Осужден за родителей, которые жили, как мясники. Знаю ли я, что они в действительности делали?

Вероятно, мой дорогой папочка, который приводил домой женщин из лагеря, наутро отправлял их в газовую камеру. Или сохранял им жизнь, помогал как-то… А любимая мамочка возвращала своего шофера в зону, если машина недостаточно блестела, – и заводила себе нового.

«Ничего такого» он не делал. «Ничего такого» и она не делала. А что же было? Например, приезжают на грузовике в польскую деревню. Евреев высаживают на кладбище, женщин и мужчин порознь. Мужчины выкапывают длинный ров, женщинам и детям приказывают раздеться и аккуратно сложить свою одежду и драгоценности в различные кучки. Однажды, один-единственный раз. отец был настолько пьян, что говорил о том, как это было ужасно, когда приходилось поодиночке добивать детей из пистолета, – «эти идиоты-солдаты целились из пулеметов слишком высоко, по взрослым».

Господи, любимый папа! Каким хорошим человеком он был! Он плакал, рассказывая об этом. «Это были ужасные времена, – причитал он, – слава Богу, что они уже прошли». Он ошибался, мой любимый папа. Эти времена не кончились.

Знаете ли вы песню «Они пришли, чтобы меня увезти»? Я пою ее всегда про себя.

Они еще вернутся, говорю я вам. Мои родители свое уже получили. В 1968 году они погибли в автомобильной катастрофе – сгорели в машине. Треск, грохот. Их нельзя было опознать. Это было великолепно, как атомная вспышка! К сожалению, я этого не видел, но охотно бы на это поглядел. Их обоих похоронили в Аргентине, хотя в завещании моего отца было оговорено, что он хочет быть похороненным в Германии. Но я этого не сделал. Я помешал этому! После его смерти ничто не должно было иметь продолжения. Никаких приказов, никаких предписаний.

Ночью после похорон я вернулся на кладбище и помочился на их могиле. Топтал все вокруг, бушевал, плакал: это было ужасно. Мой прощальный привет. Больше я там не был.

И самому мне не хотелось бы быть там захороненным.

Почему моим родителям пришла эта безумная идея: после всего, что было, иметь еще одного ребенка? Создать семью. Как это понимать: жили как черти, а как умереть – так ангелами, что ли? Мы всегда жили хорошо, все имели. Денег было всегда достаточно. «Акции Райнхарда», вам это что-нибудь говорит? В тех краях многие были из Германии. С таким же прошлым, как и мои родители. Все жили хорошо. Большие дома, бассейны, прислуга. Средства поступали от «Райнхарда». Кое-что прихватили из Германии.

Когда мне было десять лет, отец купил дом и открыл бюро по продаже недвижимости. Он пригласил в гости всех своих товарищей из нашей округи. Многие жили здесь еще раньше. Вокруг все было немецким. Немецкие школы, немецкие магазины, по воскресеньям все посещали церковь, потом пили пиво в маленьком ресторанчике. Обычно только свои, немцы- победители». Да, поражения здесь не замечали. Разбомбленные города мы знали только по картинкам. Здесь, в Аргентине, все постоянно в цвету. Вечная весна, плодоносящая земля. Рай для «победителей».

«Зачем я появился на свет?» Знаете вы эти слова? Так сказал Йодль после того, как его в Нюрнберге приговорили к смертной казни. Блестяшая фраза. Хороший вопрос, не правда ли? Я читал все, что тогда говорилось на этом процессе. Франк был единственным, кто выразил сожаление по поводу того, что произошло. Я часто представлял себе, что сказал бы мой отец. Думаю, он ни одним словом не выказал бы сожаления, не упомянул бы о своей вине.

Когда он бывал трезв, то был героем. Победителем! Всегда голос немного громче, чем у других, всегда серьезен, решителен. Не посмеивался, а смеялся, громко смеялся, а затем снова – серьезен и собран. И прежде всего, справедлив и последователен. Приходит кухарка на работу на десять минут позже – ей отказывают от места. Он регулярно проверяет состояние газона после того, как его подровняют. Новой прислуге точно объясняется, как должны стоять стаканы в стенном шкафу. И наказывали меня согласно определенному ритуалу. Я, подняв руки вверх, должен был стоять у стены. Отец бил меня по заднице пять раз тонкой бамбуковой палкой, мать находилась рядом и наблюдала. После этого она обнимала меня и утешала, отец уходил. Потом я должен был зайти к нему в комнату и попросить прощения. Оказывается, я его, беднягу, огорчил.

Однажды из шкатулки, которая стояла на письменном столе моего отца, пропали деньги. (Он всегда держал там немного денег для чаевых.) Отец решил показать нам, как следует поступать в таких случаях. После обеда он созвал прислугу: кухарку, горничную, садовника. Им был дан час времени (при этом он расхаживал перед ними взад и вперед) на то, чтобы они указали виновного, иначе их всех уволят.