— Мартин в своем репертуаре, как обычно. После обеда заседание продолжилось, на нем обсуждались конкретные вопросы. Оно затянулось до позднего вечера. Лугарев вернулся в башню, где размещалась команда, уже в сумерках.

Селестиэль не присутствовала на второй части совещания. Она вместе с матерью шила знамя для нового Ордена. Нужно было еще придумать всю геральдику, раскроить и скомпоновать ее. К тому же, швейной машинки у них, разумеется, не было. Селестиэль и Мириэль провозились со знаменем до глубокой ночи. Наконец Мириэль закрепила и оборвала последнюю нитку, облегченно вздохнула и сказала:

— Ну-ка, дочка, развернем его, да посмотрим. Они прикрепили знамя к стене, чтобы полюбоваться своей работой.

— Темновато здесь, — сказала Селестиэль. — У Игоря есть фонарь. Я сейчас принесу. Комната, освещенная несколькими свечами, действительно была темновата. Электростанция еще не была восстановлена после землетрясения. Селестиэль проскользнула по темному коридору, огибавшему башню, миновала несколько дверей и остановилась перед спальней Лугарева. Из-за двери доносилось легкое похрапывание. Даже перевоплотишись в эльфа, ее приятель был не дурак поспать. «Придавить харю», — вспомнила она выражение Лугарева и улыбнулась. Она осторожно открыла дверь и бесшумно вошла. Фонарь лежал у Лугарева в рюкзаке под кроватью. Селестиэль неплохо различала в темноте очертания предметов, не говоря уже о живых существах, которых она прекрасно видела в инфракрасных лучах. Она подошла к кровати и вдруг остолбенела от удивления. Рядом с Лугаревым лежала женщина. Селестиэль не видела ее лица, только длинные темные волосы, разметавшиеся по подушке, да очертания тела под легким одеялом. Она даже задохнулась от возмущения и обиды. Зрелище этого стройного теплого тела, лежащего рядом с тем, кто так прочно вошел в ее жизнь за последние месяцы, совершенно вывело ее из душевного равновесия. Она даже не обратила внимания на несколько необычный тепловой фон этой женщины. «Кто она?», — Селестиэль даже не могла предположить. Игорь все время был на виду, возле нее, да и времени на женщин у него быть не могло — слишком уж много было событий за последнее время. Лугарев перевернулся во сне с бока на спину и блаженно причмокнул губами. Лицо у него было до неприличия счастливое, и именно это окончательно взбесило Селестиэль. «Может быть, я и сама частично виновата в этом, — подумала она. — Но как он смеет?! Как он мог привести ее прямо сюда?! Неужели он думает, что я стерплю такое унижение?!» Женская логика в сочетании с сильным характером и средневековыми обычаями — комбинация крайне опасная. Рука Селестиэль сама собой потянулась к поясу, нащупывая рукоять кинжала. Длинное узкое лезвие блеснуло во мраке, отразив пробившийся в окно лунный луч. Она не понимала, что делает, но не могла остановиться. Перегнувшись через Лугарева — даже сейчас она и в мыслях не могла причинить ему какой-либо вред — она размахнулась и всадила кинжал точно под левую лопатку соперницы. И тут же Селестиэль поняла, что что-то пошло не так. Лезвие провалилось в тело без малейшего сопротивления, лишь пробив одеяло и кожу, и тут же послышался свист выходящего воздуха. Женская фигура под одеялом начала быстро съеживаться и опадать. Селестиэль ошарашенно стояла над кроватью с кинжалом в руке, не понимая, что происходит. Лугарев почувствовал движение рядом с собой, тотчас же проснулся и не менее ошарашенно выкатил глаза на Селестиэль, стоящую над ним с кинжалом в руке.

— Селест, что с тобой? — недоуменно спросил он.

— К-кто это? — запинаясь, спросила она. Лугарев, все еще не понимая, в чем дело, перевел взгляд с кинжала на лежащую рядом сплющенную фигуру, и вдруг схватился за голову.

— Ты что? — спросил он, не зная, ругаться ему или смеяться, — Ты что, проткнула ее? Это же любимая резиновая баба Мартина Бейли!

Заказная модель с электроподогревом от батарейки! Она же пятьсот долларов стоит!

— Ре-зиновая… ба-ба? — пролепетала Селестиэль, роняя на пол кинжал. — Но… зачем?

— А ты как думаешь, зачем? Только тут до нее дошло, в каком глупом положении она оказалась.

Селестиэль опустилась на кровать, закрыла лицо руками и закатилась истерическим смехом.

— Надо же…, — пробулькала она. — Резиновая кукла! А я-то… Лугарев сел в кровати и обнял ее за трясущиеся от хохота плечи.

— Ничего, солнышко, все в порядке, — выдавил он сквозь приступ смеха. — Я тебе потом резиновые рога куплю. Или пластмассовые… Селестиэль вдруг вскочила и опрометью бросилась вон из комнаты.

— Селест, куда ты? — Лугарев отшвырнул одеяло и выбежал в коридор следом за ней. Но в коридоре ее уже не было, зато он столкнулся с Голдштейном, выглянувшим из двери своей спальни.

— Что случилось, Игорек? — спросил Голдштейн. — Не поздновато ли играть в корриду?

— Дай слово, что никогда никому не скажешь.

— Честное пионерское, — ответил Голдштейн. — Адвокатское или шпионское не даю, сам понимаешь. Лугарев шепотом поведал ему о происшествии. Голдштейн молча схватился за живот и сполз по косяку на пол.

— Веселые вы ребята…, — выговорил он. — А я-то думал! Она вылетела из двери с таким видом, как будто ты, наконец, сделал ей непристойное предложение, от которого она не смогла отказаться…

Следующим утром, двадцать пятого августа, все ответственные лица вновь собрались в тронном зале королевского дворца в Тирионе, чтобы закончить решение оставшихся организационных вопросов. Все ждали Селестиэль с обещанным знаменем, но она что-то задерживалась.

— Куда же запропастилась твоя подружка, Игорек? — спросил Лугарева сидевший справа Голдштейн. — Не иначе, как отсыпается после ночной корриды…

— Не знаю, — пожал плечами Лугарев. — Может, рога в двери застряли? Наконец появилась Селестиэль со свертком в руках. По ее виду невозможно было даже предположить о ночном происшествии. Она уселась рядом с Лугаревым, как ни в чем не бывало. В ее глазах бегали веселые искорки, как у школьницы, задумавшей отмочить не совсем приличную шутку.

— Куда ты уселась, Селестиэль? — сказал Феанор, — Мы только тебя и ждем. Покажи нам наше знамя.

— Сейчас, — ответила она. — Ломион должен принести древко. Ломион вошел в зал, неся в руке тонкий полированный шест длиной метра три. Селестиэль положила сверток на стол, частично развернув его. Зашелестел шелк, сверкающий чистым серебром. Селестиэль вдела шест в тканевую трубку, пришитую к серебряному краю. Ломион поставил шест вертикально, Селестиэль развернула знамя. Традиционные цвета нолдоров — серебряный и ярко-голубой — разделяла по диагонали яркая желтая молния. В центре знамени молнию закрывал большой черный круг, в который был вписан белый геральдический щит с суженой «талией». Нижнюю часть щита окаймляла желтая лента с вышитыми на ней алыми рунами, что делало композицию похожей на эмблему какого-нибудь авиакрыла. Все поле щита занимал алый контурный лотарингский крест.

— Очень хорошо, — одобрил король Финве, выразив общее мнение. — Очень красиво.

— А что это за черный круг? — тихо спросил её Лугарев. — как-то не вяжется со всем остальным — слишком мрачно…

— Ничего подобного, — так же шёпотом ответила Селестиэль. — Черный — не только цвет Зла. Это еще цвет тайны и цвет мести. А черный круг — главный символ нашего Ордена.

— Да? И что же он означает? Что-то вроде Круглого Стола короля Артура?

— Мимо. Но к столу имеет отношение. Попробуй еще.

— Гм…, - Лугарев задумался. Король пригласил всех садиться и продолжить совещание.

— Ну? Придумал? — Селестиэль ткнула Лугарева локтем в бок.

— Ммм… погоди…, - он вдруг беззвучно рассмеялся, стараясь не привлекать внимания. — Да уж… Вот уж не думал, что у тебя такое сочное чувство юмора.

— Ну, так… с кем поведешься, — пожала плечами Селестиэль.

— М-да… Так издеваться над процессом творения истории…

Интересно, что сказали бы все эти короли нолдоров, — риторически произнес Лугарев, — если бы узнали, что на знамени их священного крестового похода изображена тефлоновая сковорода?