— Я начинаю понимать, что имел в виду этот Ульмо, — шепнул на ухо Лугареву Левин. — Ты посмотри на них, они же чуть ли не на головах друг у друга сидят! Такого жуткого перенаселения я еще ни разу не видел, разве что в Монако… На улицах Аваллона Лугарев впервые увидел эльфийских детей. Здесь их было множество, несмотря на то, что рождаемость у эльфов, в сравнении с продолжительностью их жизни, всегда была очень низкой.

Странное чувство овладело Лугаревым, когда он впервые взглянул в серые и печальные глаза этих детей, обреченных прожить всю жизнь в огромном каменном городе, на сумрачных улицах, которых даже в полдень не касались лучи солнца…. Хотя… Может быть, и не обреченных… если их план увенчается успехом.

Дворец Галадриэли был построен явно раньше большинства окрестных домов, когда недостаток места для строительства еще не так ощущался.

Здание было более плоское и не столь высокое, его окружала живая изгородь из цветущих кустов. Солнце, видимо, сюда все же добиралось.

— Доложите Владычице Галадриэли, — сказала Селестиэль эльфу-стражнику, встретившему их у дверей, — что прибыла хранительница Лотлориена Селестиэль и с ней четверо спутников. В серых глазах эльфа мелькнула тень удивления, но он тут же поклонился, не задавая вопросов, и исчез за дверью. Ждать ответа пришлось недолго. Дверь отворилась, стражник появился на пороге и объявил:

— Владычица Галадриэль примет вас немедленно. Они вошли в небольшой зал с беломраморным полом. Стены были увешаны древними гобеленами, через окна в потолке проникал вечерний свет. Навстречу им, высокая и стройная, в длинном белом платье, поднялась с кресла Владычица Галадриэль. Со смешанным чувством трепета и восхищения смотрел Лугарев в лучистые серые глаза Королевы, живущей с начала времен. Эти глаза видели Священные Древа в их первозданном блеске, когда мир был юн и лежал под звездами прежде восхода Луны. Последняя из оставшихся в живых вождей мятежников — нолдоров, прошедшая Вздыбленные Льды пролива Хелкараксена пути из Валинора в Белерианд, вечно молодая и бесконечно мудрая в свои восемь тысяч лет, пережившая всех земных королей. Ее волосы не были темными, каку большинства эльфов, они сияли, как древнее золото, свободно рассыпавшись по плечам. Она казалась хрупкой, и в то же время исполненной невероятной внутренней силы, средоточием древнего знания, и в то же время сохранившей в своей вечной молодости красоту Первозданного мира. Селестиэль бросилась к ней, они обнялись и расцеловались — «как две школьные подруги лет через десять после выпускного бала», — подумал Лугарев. Не десять, и не сто — тысячу двести лет! Когда первая бурная радость встречи улеглась, Селестиэль представила королеве Левина и Лугарева, разумеется, как эльфов.

Галадриэль приветливо улыбнулась им, а затем окликнула кого-то во внутренних покоях и попросила — именно попросила, а не приказала, как можно было бы ожидать от королевы — принести ужин на шестерых. За ужином женщины продолжали обмениваться новостями, говорила, в основном, Селестиэль, Галадриэль же слушала, время от времени переспрашивая и уточняя детали. Ее самым живейшим образом заинтересовал рассказ о наемниках Вечности, взявших в плен Гортаура и назгулов.

— Слушая тебя, Селест, — сказала она, — я начинаю жалеть, что вернулась на Эрессэа. Воистину, деяния ваши велики, и навеки войдут в песни нолдоров.

— Некому будет складывать те песни, — печально произнес Ломион. — Боюсь, что мы — последние из нолдоров, остававшихся на Внешних Землях. Лишь в Валиноре будет жить память о нас и о нашей победе.

— Даже не в Валиноре, а только лишь на Эрессэа, — так же печально ответила Галадриэль. — Ибо, по велению Валаров, возвратившиеся изгнанники и их потомки могут селиться только на Эрессэа; Валинор же нам разрешено лишь посещать. — То-то я и смотрю, что вы тут на головах друг у друга сидите, — не выдержал Лугарев, и осекся, подумав: «А не сболтнул ли я чего лишнего?»

— Ты прав, лесной брат, — ответила Галадриэль, — Тебе повезло больше, эльфам Трандуила дозволено селиться в Валиноре, в лесах Ороме, мореходы покойного Цирдана живут по берегам Эльдамарского залива, и лишь мы, изгнанники, самые многочисленные из всех, ибо теперь даже тэлери уступают нам по численности; только мы вынуждены все жить на этом небольшом острове. Поневоле задумаешься — не лучше ли было бы оставаться на Внешних Землях, пусть даже соседствуя с людьми, чем губить наших детей в рукотворных каменных ущельях этого города, занявшего уже весь остров…

— Почему же Валары не хотят выпустить нолдоров во Внешние Земли? — спросил Левин. — Если не хотят видеть вас рядом с собой, так и отпустили бы с миром обратно.

— Я не один раз обращалась с этим вопросом к майару Эонве, — ответила Галадриэль. — Мне ни разу не было дано никакого ответа.

Сами же Валары не появляются среди нас даже на празднике Сбора Плодов. Мне больно смотреть, как мой народ мучается в тесноте на крохотном островке, тогда как вокруг нас целый огромный мир, готовый принять всех. Лугарев понял, что пришел момент рассказать все как есть.

— Госпожа Галадриэль, могу ли я говорить в этом доме, не опасаясь предательства? — спросил он, оглянувшись по сторонам.

— Говори свободно, — ответила она. — На этом острове нет ни предателей, ни чужаков, ни соглядатаев. Но о чем ты хотел говорить? Как заправский народоволец или эсер-террорист, понизив голос и оглядываясь по сторонам, Лугарев рассказал королеве о том, что они задумали: об аппарате Феанора, о двух Сильмариллах, о союзе с Вечностью, о плане возрождения священных Деревьев, и об опасности цунами, угрожающего острову в том случае, если исчезнет Черта. Галадриэль слушала его внимательно, не перебивая, и Лугарев видел, как в ее серых глазах постепенно разгорается свет надежды на лучшее будущее. Когда он закончил, королева поднялась, не в силах сдержать волнения, и прошлась несколько раз по полутемному залу, освещенному свечами, стоявшими на столе. Затем она вернулась на свое место.

— Воистину, то, что вы задумали — величайшее из деяний нолдоров, — произнесла Галадриэль, справившись с волнением. — Я всегда чувствовала, Селест, что ты способна на многое, и тебе многое дано.

Сделаем так. Близится праздник Сбора Плодов, когда все эльдары, и изгнанники в их числе, соберутся в Валимар, и остров опустеет. Я оповещу всех — без лишнего шума, конечно — чтобы взяли с собой все ценные вещи, чтобы никто не остался дома… Еще я сообщу Ольве, королю Альквалонде, что видела предзнаменование великого чуда, кое должно свершиться в дни праздника. Это привлечет тэлери, без этого они могут и не пойти на праздник. Нельзя, чтобы они вновь пострадали от рук нолдоров. Вы же отправляйтесь в Альквалонде, там вам дадут лошадей, и вы по берегу направитесь в Тирион. Сегодня у нас третье августа. Праздник начинается двадцатого. Времени мало, а вам еще надо найти проход в недра великой горы, поклониться остовам священных Деревьев. И осмотреть площадку для будущей работы, — улыбнулась Галадриэль.

— Я бы помолчал насчет великого чуда, — сказал Ломион, — Вдруг не получится…

— А как ты еще привлечешь всех тэлери в Валимар, не вызывая подозрений? — спросила Галадриэль. — Сказать им правду — рискованно.

А если уж не получится — на то оно и предзнаменование, чтобы не всегда быть верным. Да и вы будете вне подозрений.

— Но ты рискуешь своим положением, — сказала Селестиэль.

— Вы рисковали и рискуете куда большим, чем положение, — ответила Галадриэль. — К тому же, не столь уж завидно мое положение, чтобы за него держаться.

Для полета к Водам Пробуждения наемники использовали «Дакоту», присланную из Вечности. Лететь надо было до северо-восточного побережья Каспийского моря, именовавшегося на этой линии Хелкар. В древности здесь оно простиралось почти вдвое дальше на север, если верить старинным эльфийским картам, но в результате нескольких геологических катастроф, вероятно, произошло смещение литосферных плит, и море приняло более знакомые очертания. Восточные земли меньше отличались географически от тех же районов центральных линий времени, чем западные. После нескольких часов полета над степью впереди показалось море Хелкар. Путь был неблизкий. В «Дакоте», не считая пилотов, летело всего восемь человек, остальное пространство салона занимали дополнительные топливные баки. Более тяжелая машина требовала аэродрома, тогда как «Дакоту» можно было посадить где угодно. Впрочем, проблем с посадкой не возникло. Бэнкс благополучно посадил самолет на широкую дорогу, вымощенную гладкими каменными плитами, и остановился в полукилометре от ворот восточной эльфийской столицы. Оставив наемников заправить самолет и подготовить его к обратному пути, Митчелл, Бейли, Топхауз и Советник отправились пешком к городу. Навстречу им уже шла группа эльфов — авари, удивленных и встревоженных появлением небывалой летающей машины. После недолгих переговоров эльфы согласились проводить наемников к дворцу короля.