— А как получаешь?
— Семь тыщ! Да свое хозяйство, сад и огород прибавку дают. Две коровы имеются, оне всяк день живую деньгу приносят. И куры тож. Так и живем помаленьку. Пусть не богатеи, но и не нищие, голыми задницами не светим. В прошлом году машину купили. Пусть не импортная, свойская, нам и такая в радость. Айв доме все имеем. Стиралка и холодильник, телевизор и пылесос. Сами обуты и одеты по-городскому. Мы довольны. Другие в городе хуже нас живут. А что наш Кравцов строгий, так честно говоря, с нами иным быть неможно. Толку не будет. Держи в кулаке, не разжимая пальцев, вот тогда чего-то получится…
— Выходит, хорошо живете, спокойно, — спросил Сашка улыбаясь.
— Да всякое случается, чтоб тебе не сбрехать. Вон надысь соседа моего осудили. На три года в тюрьму увезли. А ведь классный мужик. Жалко человека. За него во всей деревне никто худого слова не скажет.
— А за что посадили?
— Своего отца урыл!
— Как так? Насмерть?
— Как же еще!
— За что?
— Он его жену посиловал, невестку свою. Та хотела повеситься со стыда, дети не дали. А их все же трое. Тут мужик с работы возвернулся. Жена враз ему обсказала все. Тот недолго думая, схватил старого за жабры и об угол башкой. Так и раскроил. За него вся деревня встала. Но посадили. Теперь его ждут и баба, и дети.
— А у того старика бабы не имелось?
— Имелась и теперь живая. Но старая, видать, надоела. Вздумал козел молодость вспомнить, поозоровать, вот и нарвался. Бабы не все прощают. Так и эта.
— Что ж свекруха не вступилась за невестку?
— Он бабку загодя в чулан закрыл. Та не могла выбраться. Так вот и одолел отморозок. Но свое получил с лихвой. Хочь, честно брехнуть, этот случай в деревне первый. Наши деды степенные, серьезные. Тот придурок один такой завелся. Другим и в голову не стукнет. Не до глупостей. А этот, как стоялый жеребец, в доме засиделся. Попросят его, бывало, на сенокосе помочь, враз на старость и хворобы жалуется. Вот тебе и больной, чтоб его черти в сраку забодали. Я бы эдаких Курощупов и снохачей, в один ряд под колеса своего грузовика положил бы и ни единого не пожалел, — въехал водитель в деревню и спросил:
— Враз к Ивану, или сначала в дом зайдешь? Глянешь, что приготовили.
— Давай сначала домой. Все ж интересно.
Сашка вошел во двор, оглядел дом снаружи.
Аня не выдержала, вскочила внутрь.
— Папка! Классно. Мне понравилось, — зазвенел из коридора голос колокольчиком.
Дом и впрямь был хорош. Три комнаты, две просторные, светлые, и только одна небольшая, рассчитанная на спальню. Большая кухня, просторная прихожая, два глубоких подвала. Прямо из коридора вход в ванную и туалет. Все чисто, аккуратно. Столы и стулья, два аккуратных топчана, стол на кухне, все предусмотрел Иван Антонович на первое время.
— Ну, ты осваивайся, Анюта, я пойду к дядьке. Нельзя заставлять его долго ждать, — выскочил из дома и пошел, куда указал водитель.
Сашка увидел человека очень похожего на своего отца. Он просматривал бумаги:
— Здравствуйте, Иван Антонович!
— Здравствуй, если не шутишь! — подал жесткую ладонь, а потом неожиданно резко притянул к себе, обнял, похлопал по спине:
— Вот и встретились, племяш! Лиха беда свела, заставила познакомиться. А то все не получалось. Я к твоим динозаврам не захожу. Они у тебя все с приветом. Как сказанут, в штанах лужу не удержишь. Как-то по самому началу подбросил им харчей со своего подворья. Отдаю Наташке банку молока, а она в ответ:
— Мы не пьем не пастеризованное!
— Я онемел поначалу. Где она видела, чтоб молоко от своих коров пастеризовали. Ну, кипятят, когда нужно, разве это сложно? Я ей мед, картошку приволок, она брякает:
— А они эпидемстанцией проверены? Может там клещи имеются.
— Покрутил ей у виска и уволок все обратно в машину. С тех пор по большим праздникам ничего не привозил и сам не появлялся, пока с меня самого не потребовали справку от какого-нибудь ветврача. Даже не перезванивались. Не терплю таких выкидышей от интеллигенции.
И чего корячится, строит из себя светскую дам из бомона. Ведь обычной телкой жила, пока Пашка не обратил на нее внимание и не увел из коровника. Вот так бы и ковырялась в говне до старости. А теперь, гляди же, о высоких материях лопочет. Что понимает в них? Когда ее сплавили на пенсию, я узнал, позвонил ей и предложил место подменной доярки, как раз вакансия; была. Назвал заработок. Она все культурные выражения в один миг забыла. Ох, и чихвостила меня, а я слушал и хохотал. Ведь при всех ее должностях и званиях, жива в бабе деревенская закваска, наша кровь! Уж что я только о себе не услышал! Курячий геморрой, козья мандолина, деревенский бугай, другое повторять стыдно. Мы с ней после того разговора так и не общаемся. И Пашка обиделся! Ну и хрен с ними! Я от того ничего не потерял! А вот ты мне скажи по совести, дом тебе понравился?
— Еще бы! Я в восторге, дочка тоже. Вот кое-что подкупим и заживем.
— А чего не хватает?
— Да по мелочи. Матрацы, подушки, одеялки и простыни, немного посуды, полотенца и мыло. Я все это нынче куплю в нашем магазине. Заодно что-нибудь на ужин.
— Вот с последним не суетись. Все будет, кроме пастеризованного молока. Натуральное станете пить.
— Спасибо, Иван Антонович!
— Мы с тобой родные люди. Об одном прошу, не подведи, не опозорь, не пей! Я пьяных с детства не терплю. Дед иногда перебирал, а потом дебоширил. Всем от него перепадало. Злую память о себе оставил, жизни укоротил нашей матери и всем сыновьям. Потому поминая покойных даже на Радуницу, не называем его имя, а поминая его, говорим:
— За тех, кого нет с нами!
— А ведь столько лет прошло, но душа до сих пор болит. Он по пьянке чуть не убил меня. И твоему отцу от него перепадало много. Так ты, будь человеком, пусть тебя, когда придет время, поминают достойно, с именем…
— Что-то вы меня заранее хороните? Я еще жизни не видел, — удивился Сашка.
— Живи ты тысячу лет, а дальше, сколько пожелаешь. Я тебе говорю о результате прожитого. Чтоб не впустую свет коптил, чтоб в каждом дне свой результат имелся. Знаешь, как иные прозябают? Если прошел день без бутылки, впустую его провел. А другие иначе рассуждают. Нет в прожитом дне доброго дела, зря провел его, без пользы. Вот и суди, кто из них нужнее на земле.
Словно спохватившись, что слишком разговорился, человек спросил:
— Так значит, в дорожники определяю тебя. Конечно, понадобятся люди, помощники. Сколько их нужно?
— Смотря по объемам работ. И где нужно проложить дорогу, какая степень сложности и какие установите сроки. Нам и техника понадобится, — говорил Сашка.
— Первым делом дорогу из деревни в город нужно в порядок привести, центральную улицу, а уж потом остальные. До зимы край как надо их выровнять. Ведь каждый день в город продукцию возим, а машины среди дороги буксую в грязи, сплошные ямы и канавы. Всякий день машины ломаются. От них одни неприятности и головная боль, — признался Иван хмуро.
— Человек шесть понадобятся в бригаду, — сказал Сашка подумав.
— Нет! Столько не дам. Не наскребу. У меня всякий мужик на золотом счету. Посевная в разгаре. Все дотемна работают. Никого лишнего, каждый занят. Никого лишнего или свободного человека нет. Не дам же тебе баб. Эта работа не для них, сорвутся.
— Ну, а что делать? Один не смогу справиться. Кто-то помогать должен носить щебенку, засыпать ямы, ровнять и прессовать их, да и грузить щебень. В одни руки что успею?
— Сашка, хоть убей, нет свободных людей! — взмолился Иван.
— Тогда о чем говорим. В нашем деле сказок не бывает. Один не берусь. Это смешно, — поник головой человек.
— Послушай, а что ежли попробовать?
— Что именно?
— Баб тебе дам. Пятерых. Я их увольнять собрался. На хозяйстве нигде с них проку нет. Без применения остались. Доярки с них не состоялись. Просыпали на работу. В полеводстве не получилось, выгнали. Руки у них из задниц растут. На парниках не справились. На птичник не взяли. Передрались с бабьем. Все здоровые, как кони. А толку ни хрена ни от одной.
