Действительно, квартира оказалась недалеко, на какой-то из линий Васильевского острова. Никто Шуру не поджидал, и она с облегчением вздохнула:

— Слава богу, никого. Заходи, Вася, в гости.

Комната в густонаселенной коммуналке была расположена рядом со входной дверью. Из кухни в конце бесконечного коридора доносились чьи-то голоса и звяканье посуды. Никем не замеченные, они зашли в Шурину комнату, небольшую, с итальянским окном. Скромное жилище: стол, три стула, шкаф, этажерка, металлическая кровать, украшенная блестящими шарами и шариками. Постель была аккуратно убрана, стол накрыт скатертью, но во всем остальном особого порядка не было: порванная салфетка на этажерке, торчащая из шкафа мятая кофта, разбросанная одежда, сваленная в кучу обувь в углу и небрежно висевшие на спинке стула брюки. Шура бросила брюки в угол и сказала, как бы между прочим:

— Брата. Приезжает редко, а вот вещи свои оставил, — она кивнула на беспорядочно сваленную в углу женскую и мужскую обувь.

Шура ловко сервировала стол: пара стопок, блюдца, вилки, сыр и колбаса, консервы, все было аккуратно разложено за несколько минут. И со словами: «Для храброго мужчины,» — водрузила в центр стола литровый графин самогона. Ее влажные блестящие глаза гипнотизировали Васю. Он, как завороженный, следил за ее руками, то и дело соскальзывая глазами на крепкую широкую спину, длинные ноги, соблазнительную грудь.

Шура это замечала и, хлопоча, словно невзначай, задевала его рукой, плечом или бедром, так что простодушный парень совсем сомлел, и его руки невольно потянулись к ней, но Шура, кокетливо улыбнувшись, увернулась и тихо сказала:

— Не спеши, давай закусим.

Графин опустел быстро. Вася и не заметил, что Шура наливала себе и меньше и реже, да и стопку она выпивала за три, четыре приема. Парень уже захмелел, но Шура с готовностью поставила другой графинчик.

Когда Вася уже с трудом держал голову, Шура раздела его и уложила в кровать. Потом женщина в ночной рубашке хищно нырнула к нему под одеяло, и это было последнее, что он запомнил.

Утром Шура вывела Васю из квартиры. Они почему-то долго кружили по каким-то закоулкам, пока не вышли наконец на набережную к автобусной остановке. Приехав домой, парень не досчитался трехсот рублей, но где и когда потерял деньги, определить не мог. Он сразу же отогнал от себя мысль, что деньги могла взять Шура. Слишком радушно она его принимала, поэтому в искренности ее намерений не было никаких сомнений. Потом, через неделю, Вася попытался найти ее, но так и не смог вспомнить ни где находится дом, ни квартиру…

Шура сидела на ящике и лузгала семечки, когда, вытирая на ходу руки полотенцем, к ней подошел Вася. Жадным взглядом охватив ее фигуру, он спросил:

— Я готов, что будем делать?

— Хочешь, пойдем ко мне, — предложила Шура.

Если у Васи и были какие-то смутные подозрения по поводу Шуры из-за пропажи денег, то теперь от них не осталось и следа: будь она к этому причастна, не решилась бы встретиться с ним снова, тем более пригласить его к себе.

Дома у Шуры почти ничего не изменилось, разве что были убраны мужские вещи и появились новые предметы: часы, патефон, фарфоровая статуэтка.

Как и в прошлый раз, обильный ужин был разбавлен неограниченным количеством спиртного. Вася очень старался себя контролировать, но Шура ловко, играючи, накачала его самогоном.

Ночь прошла в хмельном угаре, а утром Шура вновь проводила едва соображавшего парня на автобус. Но на этот раз он, мыча и мотая головой, отказался сесть в него, а шатаясь и опираясь рукой на парапет, поплелся по набережной, дополз до спуска к Неве и повалился на ступеньку у самой воды. Утренняя прохлада освежала, и уже через полчаса Васе полегчало, перестало бить молотом в затылок, прошло головокружение. С усилием сохраняя равновесие, он зачерпнул ладонью чистой невской воды, протер лицо, сполоснул рот. Доставая платок, Вася обнаружил, что булавка, которой был заколот карман куртки с деньгами, расстегнулась. С тревожным предчувствием он достал деньги и ахнул: не хватало почти половины выручки от продажи семечек.

Теперь он знал, что пропажа денег — дело рук Шуры, несомненно, что она обворовала его и в первый раз. Какой же я дурак, ругал себя Вася, вот почему эта девка такая гостеприимная и ласковая. У-у, воровка! Думала, что я ничего не соображаю!

Сегодня он запомнил и двор, и дом, и квартиру.

В отделении милиции Вася долго объяснял дежурному милиционеру причину своего визита и едва не был задержан за свое непотребное состояние, пока, наконец, его не поняли — совершена элементарная кража, а он — пострадавший и знает, где находится преступница с похищенными деньгами.

Двери в квартиру и в комнату были не заперты. Увидев Васю, Шура сладко потянулась в постели:

— Васенька, миленький, какой ты молодец, что вернулся… — и тут же осеклась, когда из-за спины парня вышел милиционер. Шура села, рывком подтянула одеяло под подбородок и возмущенно спросила:

— Что это такое, почему милиция?

— Одевайтесь, — спокойно сказал милиционер и поморщился. В комнате пахло сивухой и перегаром.

— Отвернитесь, мужчины, — раздраженно приказала Шура.

Нехотя повинуясь, Вася и милиционер повернулись к стене, напряженно прислушиваясь к шелесту платья, скольжению чулок, стуку туфель. Когда все затихло, они обернулись: женщина, ссутулившись, сидела на кровати, отрешенно глядя в одну точку. Вася, еще хмельной, сел рядом с ней, взял безвольную руку Шуры в свою. Ему стало жалко ее, совсем недавно веселую и уверенную в себе, с которой ему было так хорошо, и такую несчастную и запутавшуюся теперь. Он тихо спросил:

— А где деньги?

Шура молча показала рукой на шкаф. Милиционер открыл дверцу и достал с полки комок смятых червонцев.

Дежурный составил протокол задержания Шуры и акт изъятия денег. Лейтенант писал медленно, с видимой неохотой: рядовая кража, ничего необычного, весь день еще впереди. Однако, оформляя документы, он испытывал странное ощущение, что где-то еще видел эту женщину и не мог вспомнить, где… Знакомство вне службы исключалось, значит это как-то связано с работой. И вдруг в голове всплыло… Ведь это та самая женщина, из ориентировки! Ее приметы, только мушки на щеке нет! Плотная рослая шатенка, волнистые волосы уложены, низкий голос… Похоже, что именно она находится в розыске по разбойному нападению на какого-то моряка. Быстро пройдя в соседнее помещение, лейтенант позвонил в Управление уголовного розыска.

Через полчаса Шура сидела в кабинете на Дворцовой. Васю пока не отпустили, и он мирно спал на скамейке в коридоре.

Следователь Туманов и старший инспектор угрозыска Шевченко готовились к допросу. На столе перед ними лежал пухлый том материалов о нападении на Бородулина и Салькова. Наконец-то женщина, слухами о которой обменивались на коммунальных кухнях и в очередях, была задержана. А сколько было напряженных совещаний, недовольства начальства — крепко досталось оперативной службе за долгий поиск. Имеет ли она отношение к Салькову, покажет следствие, а пока… Туманов начал:

— Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения?

— Шура Михайлов, 1905 года.

— Александра Михайлова, — повторил вслух, записывая, следователь.

— Не Михайлова, а Михайлов, — поправила задержанная…

— Что-о?! — ручка упала на бланк протокола и покатилась, оставляя на бумаге цепочку клякс.

Туманов и Шевченко ошарашено переглянулись. Первым пришел в себя Шевченко.

— Вы мужчина?!

— Да, мужчина.

Михайлов стянул с головы парик. Метаморфоза была поразительная — короткий бобрик, мужской голос, круглое, явно не женское лицо.

— А… это…, - Туманов, совершенно растерявшись, кивнул на грудь.

Александр загнул руку за спину, щелкнул застежкой и медленно вытянул из под платья муляж женского бюста. При этом он встал. Сразу же обозначились широкие плечи, поджарый живот, узкие бедра. Мужчина! Не обращая внимание на произведенный эффект, Михайлов снова сел, по-мужски закинул ногу за ногу, усмехнулся и устало предложил: