Что было дальше Вадим узнал потом, со слов дяди Феди и Сергея. Он положил весло в лодку и задремал. Через несколько минут он резко встал и шагнул за борт. Волна отбросила лодку метра на два, Вадим, вяло перебирая руками, держался на поверхности, глаза его были закрыты — он спал. Встречная волна швырнула лодку обратно, и дядя Федя схватил Вадима за воротник. Сергей бросился к ним. Лодка угрожающе накренилась, зачерпнув трехведерный пласт теплой воды. «Назад!» — заорал дядя Федя. Сергей метнулся к правому борту, и это их спасло, так как через мгновенье в борт ударила мощная волна, обдав Сергея с головы до ног. Изнемогая, дядя Федя втащил Вадима в лодку. Парень безмятежно спал…
Только через сутки после рыбалки, отоспавшись и отдохнув, Вадим с ужасом вспомнил подробности той ночи и понял что только чудом избежал гибели. Дядя Федя потом говорил, что Вадим тогда второй раз родился, что если бы не та, бог знает, откуда взявшаяся волна, ушел бы парень камнем на дно и ему, дяде Феде, не рассчитаться было бы за него перед родителями.
Томский внимательно слушал рассказ Алмазова.
— Я думаю, знаю, что с тобой такое было, — задумчиво сказал он, — ты, наверное, слышал, что я учился на юридическом и ушел с третьего курса, потому что понял, что это не для меня, — натура технаря пересилила. Но кое-что усвоил и запомнил. На лекциях по судебной психиатрии преподаватель приводил классический пример из тридцатых годов.
Один оперативник угрозыска сутки работал без отдыха. Утром сменился, пришел домой и, чтобы покрепче спать, выпил стопку водки, всего грамм сто. А через полчаса его вызвали в Управление. Людей не хватало, надо было сопровождать задержанных рецидивистов — человек пять. Часть фургона с уголовниками была отделена решеткой, а в другой части сидел оперативник и наблюдал за ними. Его одолела непреодолимая дремота. Рецидивисты занимались своими делами, о чем-то беседовали, то громко говорили, то умолкали. А ему показалось, что они о чем-то договариваются. Ну, о чем, конечно, о том, чтобы напасть на него! И вот ему уже кажется, что преступники начинают подзадоривать друг друга. Размыкая отяжелевшие веки, он видит, как они бросают на него, как бы невзначай, внимательные взгляды. В какой-то момент он перестал видеть решетку, и его больное воображение восприняло это как ее отсутствие. И тогда он выхватил пистолет и стал в них стрелять. При расследовании этого уголовного дела психиатрической экспертизой было установлено, что оперативник не мог понимать значение своих действий, и его признали невменяемым.
— Похож на твой случай, не правда ли? — спросил Евгений.
— Действительно, сходство есть, — согласился Вадим, — так что же, я был невменяем? Что я, псих? А какой же диагноз? И самое главное: раз у меня это было однажды, значит, все может повториться. Нерадостная перспектива: жить и все время думать об этом…
Вадим был подавлен. Пример из юридической практики озадачил его схожестью обстоятельств и поразил трагическим исходом. Тогда, в лодке, не шагни он за борт, могло бы произойти убийство… А Евгений продолжал объяснять, что здесь имело место патологическое опьянение, которое было спровоцировано сильным переутомлением и алкоголем, а следствием явилось сумеречное состояние сознания, которое возникает крайне редко и в котором человек не может себя контролировать и становится крайне опасным или для окружающих, или для самого себя.
— Ладно, Женя, закончим на этом, — Вадим решительно отодвинул от себя пластмассовую стопку, в которой был коньяк. — Я никогда не против посидеть с хорошим человеком и выпить рюмку другую, но сейчас не могу, боюсь. Прошлую ночь не спал, сегодня целый день на ногах, сам знаешь, все было на нервах. Да и задание у нас серьезное. Давай лучше спать ложиться.
— Ну, а я выпью, — Евгений улыбнулся, — за себя и за тебя, старик. Он, закрыв глаза, медленно, маленькими глотками осушил стопку, пососал ломтик лимона и принялся за закуску. Убрав со стола остатки еды, Вадим потянулся к окну, чтобы закрыть его. Томский удивился: в купе было жарко и душно. Но Вадим, не допускающим возражения тоном, объяснил, что, как ему рассказывали, бывают такие умельцы, которые с крыши вагона металлическими крючками через открытые окна вытаскивают чемоданы и другие вещи. С силой хлопнув рамой, он закрыл окно. В купе сразу стало тише, только отчетливо был слышен сдвоенный стук колес на стыках рельс. Вадим тщательно оправил постель, плотно прижал подушкой к стене пакет и улегся к нему лицом. Уже через пять минут он услышал ровное дыхание уснувшего спутника.
Лежа на мягкой постели, легко покачивавшейся от движения поезда, Алмазов подумал, что все его опасения и страхи излишни. Только теперь он ощутил, насколько же он устал, насколько напряжено его тело, требовавшее отдыха. Постепенно он успокоился и уже чувствовал, как на него наплывает мягкое забытье, еще мгновенье, и наступит долгожданный сон.
И вдруг в мозгу молнией вспыхнула мысль: дверь в купе не заперта! Какое-то время, еще во власти полусна, он лежал вспоминая, закрыта ли дверь. Открыл глаза. Темно. Что-то звякнуло на столике. Вадим вздрогнул от неожиданности и быстро протянул руку на звук. Нащупал оставленную им банку консервов и раскрытый перочинный ножик, который за секунду до этого соскользнул с ее края. Вадим сел, прижал ладони к лицу. Он где-то читал, что так можно снять нервное напряжение, но ощутил только липкую испарину. «Жарко», — подумал он.
Алмазов вскочил, дернул дверь, потрогал холодную никелированную ручку. Дверь была заперта. Сел на постель, пытаясь вспомнить, кто же ее закрыл, он или Женя, затем опомнился, что это не имеет значения, но продолжал сидеть. Он уперся правой рукой в подушку, рука соскользнула и задела… пустую стенку. Пакета не было… Лихорадочно стал шарить по подушке, по стенкам — пусто!.. Сердце сжало от ужаса. Вадим вскочил, щелкнул тумблером ночного освещения. Слабая ночная подсветка резанула привыкшие к темноте глаза. Он рванул на себя подушку — пакет был под ней. От сердца отлегло. Вадим поставил пакет к стене, выключил ночник и лег, положив под голову руки. Все в порядке, все в порядке, думал он. Дверь заперта, окно закрыто, рядом Женя, вот он, крепкий мускулистый парень, если что — сокрушит любого врага.
Вадиму надо было уснуть, но сон не шел. Он вспомнил, что для этого надо думать о чем-нибудь приятном. Так ему говорила жена. Он стал думать об Ирише, о дочке, о том, как у них в семье все хорошо, в чем немалая заслуга его жены. От этих приятных мыслей потеплело на сердце. Он вздохнул, сожалея о несостоявшейся поездке на дачу, и задремал.
В дверь два раза тихонько стукнули. Алмазов мгновенно напрягся, оторвал голову от подушки и стал с усилием прислушиваться.
Может, показалось, подумал он. Но нет… За дверью действительно слышалось какое-то, едва различимое, шебуршание. Быстро опустив ноги на пол, Вадим на цыпочках скользнул к двери и приник к ней ухом. Тишина. А что если за ней кто-то стоит и также прислушивается? Толчки сердца гулко отдавались в затылке, от напряжения звенело в ушах. За дверью было тихо. Разбудить Женю или нет, думал Вадим. А вдруг все это сон? Он решил проверить, но чтобы его не было видно в дверном проеме, не стал включать свет. Вадим повернул защелку и резко сдвинул дверь влево, она беззвучно ушла в паз. Никого! Присев, Вадим снизу осторожно выглянул в коридор. Ни души. Он представил себе, как все это выглядело со стороны, и оглянулся на Томского, но тот, тихо посапывая, продолжал спать.
Закрыв дверь, Вадим снова лег, но спать уже не мог. Он вспомнил, что когда они садились в вагон, его неприятно удивило то, что проводником у них оказался парень, тогда как в соседних вагонах симпатичные девушки. Да и парень какой-то мрачный, в низко надвинутой на глаза форменной фуражке. Бросив взгляд на их скудный багаж, он как-то по-особому пристально посмотрел на полиэтиленовый мешок Алмазова, в котором лежали документы. Его размышления прервал какой-то странный скрип. Через несколько секунд он повторился, затем еще раз и еще. Вадим в возбуждении включил свет и сразу увидел, что стоявший у полки Томского портфель от легкой качки сдвинулся и терся углом о дверь. Поставив портфель по-другому, Алмазов вернулся на постель.
