— Чёрт возьми, Александр. — сказал его друг, король химической лаборатории Степан Гаврилюк, когда они остались после занятий в библиотеке, чтобы подготовить очередные выдержки из источников для новых видеокурсов по учебным дисциплинам. — Ты, я понимаю, прошел личностную инициализацию в тяжёлом режиме. Я также понимаю, что объект твоей первой любви оказался отнюдь не образцом чистоты и совершенства, но скажи мне, в чём провинились все остальные девчата? Они, к твоему сведению, буквально преследуют меня и всех твоих коллег-юношей одним и тем же вопросом: когда Александр Иванов снимет непрошибаемую для их максимальных возможностей броню и станет обычным человеком? Ты же уже взрослый, никто не будет считать тебя ребёнком. А что делаешь ты сам? Ты ограничиваешь девчат чисто служебными отношениями, не имеющими ничего общего с обычными взаимоотношениями «двух цивилизаций». Скажи, когда ты последний раз был в нашем кафе?

— На прошлой неделе, во вторник. — Александр, не поднимая глаз на говорившего, пролистал на экране несколько частей Свода информации. — Понимаю, куда ты клонишь…

— Во-во. Ты там сидишь как статуя Командора. Мы-то, мужчины, с тобой общаемся спокойно и свободно, у нас проблем нет. Но ни одна девушка, в том числе и из имеющих честь быть в числе наших подруг и знакомых, как мне хорошо известно и ясно, просто не в состоянии до сих пор сколько-нибудь существенно пробить твой психологический защитный панцирь. Даже Регина Дубровицкая — наша школьная и академическая королева психологии, вице-капитан Астрофлота — и та в полнейшей растерянности. Я уже и не напоминаю, что она — наша одноклассница и в этом факте никто не видит никакого предосудительного подтекста. Ты что, — осенило короля химии, — решил в монастырь подаваться?

— Не знаю. — задумчиво произнес Александр. — Один из моих дальних родственников говорит, что из меня вышел бы неплохой священнослужитель. Так что в этом аспекте я пока в раздумье. И в печали. — добавил он.

— Не думаю, что я в состоянии опровергнуть такое авторитетное мнение, у меня просто нет достаточных на то оснований, но смею заметить, что пока ты — светский человек. Пойми, девчатам интересен ты не как вице-президент и не как школьник с уникальным, пусть и официально заниженным индексом универсальности подготовки, а как человек.

— Понимаю, но ничего сделать не могу. — твердо сказал Иванов.

— Я думаю, что с Соколовой ты больше не будешь встречаться?

— Нет. Хотя я точно не знаю. — в голосе Александра проступила неуверенность.

— Понимаю. По закону психологии мы, мужики, очень уязвимы во всём, что касается нашей первой любви. И тут мало что можно изменить. Но ты, я надеюсь, не собираешься к ней возвращаться?

— Не думаю. Это будет предательством по отношению к моей сути. Я её простил, но простил как человек человека, а не как свою первую любовь. Она просто не смогла удержаться на возможной высоте положения. Вчера я получил от неё короткую телеграмму с адресом. Я думаю, это своеобразный вызов и пропуск.

— Поедешь?

— В Симферополь? Не знаю. Украина пока что тяжела для меня. Я привык к меньшей эмоциональности.

— Во-во. Форменный Командор. Валентина, твоя сестра, кажется, иначе тебя и не величает.

— Ей это позволительно. Другим — нет.

— Надеюсь…

— Нет, моих друзей данный запрет и ограничение не касаются. — серьёзно ответил Александр, гася экран. — На сегодня у меня всё. Зирда заждалась, я обещал ей прогулять её в лесопарке на окраине.

— Твоя красавица отправляет в аут всех собак нашей округи — к ней просто никто не рискует подойти. У неё отбоя от кавалеров нет, но буквально всех она держит на расстоянии. Она что, со своей стороны с тебя пример берёт или вообще решила остаться?…

— Не знаю. Мы привыкли доверять своим хвостатым и усатым домашним семейным экспертам. Полный курс общей и специальной дрессировки, постоянное высокорезультативное участие в выставках и в тренингах чего-то да значат.

— Но она — такая же недотрога, как и ты… Не пойму, кто с кого пример берёт…

— Ей ещё рано думать о матримональщине. Она слишком серьёзна для легкомысленных отношений. Мне бы быть раньше таким же серьёзным. Тогда бы и Соколовой в особо охраняемом моем личностном секторе не было. — глухо заметил Александр. — Я пойду. До завтра.

— До завтра.

Александр выполнил данное Зирде обещание и через полчаса они вдвоём ехали на пассбусе на окраину Московска в знакомый лесопарк. Вечер вступал в свои права, но в обществе Зирды Александр не беспокоился о своей безопасности — собака могла уложить на месте десятерых нападавших и заставить ещё нескольких прекратить любые попытки посягательств. Но сейчас, в присутствии молодого хозяина, всегда архисерьёзная Зирда резвилась как кутёнок, радуясь возможности свободно побегать и попрыгать в пустынном уголке лесополосы. Александр искоса наблюдал за любимицей, прислонившись к стволу могучей сосны.

Телеграмма действительно пришла, о ней знали все домашние, но теперь право решать полностью и безраздельно принадлежало только Александру. И он решил сделать финальный аккорд после окончания учебного года перед тем, как начнутся отпуска у родителей.

А пока он продолжил напряжённую учебу в двух вузах и работу по совершенствованию Системы в своей школе.

Визит в Симферополь был коротким и архинеприятным — Александр ещё в поезде «Московск-Симферополь» не смог, как ни старался ясно сформулировать для самого себя цель предстоящего визита, что всегда указывало ему на грядущие сложности. Пребывание заняло всего три дня. День он потратил на простое общение с Леной — они мило прогулялись по городу, побывали в городской библиотеке, посидели в сквере и в центральном парке Симферополя, он слушал её равнодушно и холодно, но и Лена не пыталась преодолеть его отчужденность.

Основным же событием стал их ночной разговор на кухне в номере общежития Бисоферного заповедника, где восьмиклассница Елена Соколова обитала в перерывах между работой и учебой. Тогда Александр был уже в девятом классе… Тяжёлый разговор, состоявшийся тогда, очень скоро стерся из памяти практически полностью — кроме самого факта Александр ничего не помнил, но знал основное — тогда уже Елена окончательно и бесповоротно поняла, что ей с Александром не по пути.

На перроне Симферопольского вокзала у вагона поезда «Симферополь — Московск» она была настолько скованна и отчуждённа, что Александр не решился превысить официальные рамки. В вагоне он сел в кресло и сразу закрыл глаза — мозг в очередной раз просил и настаивал на глобальном отдыхе: подсознание работало с предельной нагрузкой, борясь с всевластием первой любви. Тогда первая любовь начала давать и первые серьёзные сбои, затем она угасла и кроме факта её существования Александр вряд ли что мог признать, дивясь прозорливости отца.

Как он понял намного позднее, единственной его крупной ошибкой в данной сложившейся ситуации было глобальное охлаждение по отношению к женщинам, переключение всей энергии на разум и крайнее обеднение сферы высоких чувств.

Пребывая в этом состоянии первые три месяца после вскрытия двойного дна и обнаружения второй жизни Лены, борясь с первой любовью, требовавшей если не возврата к Лене, то всемерного покаяния перед ней, Александр неосторожно приказал себе ввести в действие режим глубокого личностного охлаждения. И добился того, что первая любовь была спрятана на нижних этажах сознания и лишена права подняться выше, а верхние этажи, предназначенные для большого чувства, оказались угрожающе пусты…

Эта пустота мучила его три последних года особенно тяжело — в глубине души он понимал, что нарушает одну из основополагающих программ жизни мужчины, лишая себя всякого глубокого неформального общения с женщинами, но двуличность Лены надолго запретила его разуму превышать официоз.

Конечно же, он не был скован и напряжён в общении с одноклассницами: участие в стольких совместных мероприятиях на протяжении многих лет, общественная работа в масштабах школы сделали свое дело и спасли от крайнего обеднения эмоциональной сферы, а преподавание в Малой Звездной академии дало возможность изучить воздействие на людей на практике с разных сторон. Иванов не сторонился людей, не отшивал их, но суть Александра властно требовала держаться в пределах «служебного уровня доступа» и сверх него отдаваться только чувству глубокой любви и уважения на равных в равном совместном пути, а вот такого кандидата, несмотря на широчайший выбор, в школе Александру было теперь найти очень сложно.