— Рабочие нашего прядильного цеха бурлят. Если бы я их не удержал…

— А чего держал? — спросил начальник ткацкого цеха и презрительно сморщил губы. — Рабочие из себя выходят, рвутся счеты свести, а он не пускает. Удивительный вы народ…

Он отвел мастера в сторону и стал с ним о чем-то тихо совещаться.

В восемь тридцать на фабрике появился технический директор. Выслушал Ферхада.

— Так! Значит, ждут меня… — И зашагал прямо к себе.

Проходя мимо склада, покосился на двери, увидел замок. Выходит, правду говорил привратник. Вся фабрика подстроила этому человеку ловушку, в то время как он, единственный среди всех, исправно несет службу, себя не жалеет, из сил выбивается, смотрит за порядком и спуску никому не дает. Дочери родной не пожалел. За ворами гнался. Поймал, ничего не побоялся. И все один! А тут ему яму роют, осрамить хотят, чтоб с фабрики выжить, с позором уволить…

Директор вошел в кабинет, остановился около стола. С фабричного двора через раскрытое окно доносился непривычный гул толпы. Через тюлевые занавески директор увидел собравшихся рабочих во главе с мастерами, услышал, как люди говорят, подталкивая друг друга: «Давай, вот ты! Иди скажи!..»

В дверь постучали. Директор стоял молча, выжидая. Снова раздался почтительный стук в дверь.

— Входи! — Голос директора не предвещал ничего хорошего.

В дверях появился Нух, на лице его сияла улыбка. Увидев грозный взгляд директора, контролер Нух замер на месте.

— Ну, что стряслось? Чего тебе?

— Здравия желаем, бейим! — пролепетал Нух, переминаясь с ноги на ногу.

— Давай, говори! Выкладывай, что у тебя там припасено!

Контролер в растерянности топтался на месте, потирая зад, будто только что свалился с ишака и больно ушибся.

— Говори! — крикнул директор.

Толпа во дворе дрогнула и попятилась. Ряды рабочих начали постепенно редеть.

— Что молчишь? А?

— Мне нечего сказать, бейим…

— Так чего же пришел?

— Чтоб пожелать доброго здравия, бейим.

— Благодарю. Еще чего?

— Добро пожаловать!

— Очень хорошо! Ну а теперь пошел отсюда!

Обескураженный контролер выскочил из кабинета, не зная, что и думать.

— Аллах всемогущий, он прямо что порох, ей-богу. Слова сказать не дал. Того и гляди, взорвется.

Многие из мастеров уже улизнули, оставшиеся рабочие тоже расходились. Только начальник ткацкого цеха упрямо стоял, багровый от ярости, не зная, что предпринять, но и не желая покидать поле битвы.

— Так… Очень хорошо! — бурчал он, не в силах сдержать бушевавшие в нем чувства. — Замечательно! Только нам тоже известно, что сделать…

Нух постоял в растерянности, поскреб затылок и собрался было тоже убраться подальше от греха, однако явился рассыльный и позвал его снова к директору.

— Это правда, сынок? — уныло спросил Нух. — А чего зовет, не знаешь?

Рассыльный только пожал плечами.

Технический директор мерил шагами кабинет. Мрачно насупившись, заложив руки за спину, он остановился перед робко вошедшим контролером и грозно спросил:

— Ты застал Муртазу спящим?

— Я, мой господин.

— Значит, застал и тотчас побежал к мастерам. Обрадовались!.. Так, что ли?

— Каюсь! Да простит аллах, мой господин…

— Молчать! Каюсь… аллах простит… Заруби себе на носу: Муртаза на фабрике один как перст, вы все против него! Понятно? Вчера я так еще не считал, а сегодня именно так считаю и завтра так буду считать. Кто на этой фабрике хочет работать, пусть работает. А кому не угодно, тот пусть катится отсюда ко всем чертям! Что же это получается? Попадись вам человек, и вы уже готовы утопить его. Что я тебе вчера говорил, о чем предупреждал? А сегодня ты опять за старое, снова подстрекаешь! Не ты ли мне сказывал, что он дочь свою чуть не убил только за то, что она спала у станка? Отвечай: ты или не ты? Ну, глянь мне в глаза!

Нух виновато посмотрел на директора.

— Я тебя спрашиваю, кто мне об этом передавал?

— Я, мой господин…

— И не ты ли говорил, что он предан делу, истово службу несет? А? Тебя спрашиваю!

— Так точно, говорил, мой господин…

— Значит, обо всем этом ты говорил. А что же тогда происходит? Почему так подло поступают? Почему начальник ткацкого цеха ведет себя нагло? Послушай, Нух! Клянусь матерью…

Директор умолк, сдерживая гнев.

— Я не желаю, чтобы ты цеплялся к этому человеку! А теперь убирайся вон!

Контролер Нух вышел, подавленный, растерянный.

Технический директор вызвал рассыльного.

— Там, на складе готовой продукции, — обратился он к нему, — говорят, спит надзиратель Муртаза-эфенди… Пойди осторожно разбуди его и попроси, чтобы пришел ко мне. Понял?

Муртаза все еще боролся со сном, храпел, скрежетал зубами, вскрикивая и бормоча.

— Муртаза-эфенди! — Рассыльный осторожно подергал его за руку.

Муртаза с хрипом втянул в себя воздух, грудь его высоко поднялась и опустилась, будто кузнечные мехи. Он дернул головой и повернулся, не в силах преодолеть сон. Рассыльный снова и снова тряс надзирателя за плечо, приговаривая:

— Муртаза-эфенди, а Муртаза-эфенди, вас директор…

Муртаза с трудом разлепил глаза. Сознание медленно возвращалось к нему. Он вздрогнул и сел. И вдруг понял, что находится в помещении фабричного склада, где спал во время исполнения служебных обязанностей.

— Тебя вызывает директор…

Муртаза в страхе посмотрел на рассыльного. Лицо надзирателя неожиданно налилось краской, потом кровь отхлынула, и он смертельно побледнел.

— А?

— Господин директор сказал, чтоб ты явился к нему!

Муртаза вскочил будто ужаленный, но со сна еле удержался на ногах.

— Это точно? Значит, он все знает?.. Что я тут сплю, да? Кричал? Сердился, а? Ругал меня?

Рассыльный молчал.

— Как же это меня угораздило заснуть? — Муртаза опустил голову. — Тридцать часов не смыкал глаз. Но ведь я-то знаю: на службе не положено спать! Знаю! Все знаю, и вот, на тебе! Ай-ай-ай! Я не смел спать! Только подлецы и разгильдяи дрыхнут на службе! Ай, какой срам! Что теперь делать? Не утерпел, не устоял, а все почему? Потому что…

— Поторапливайся! Все это ты господину техническому директору скажешь, — проговорил рассыльный и вышел из склада.

Муртаза стал приводить в порядок форму (он так и не успел снять ее), застегнул крючки, проверил пуговицы, одернул китель, не переставая тяжко вздыхать и разговаривать с самим собою:

— Какое же я имел право спать… Все загубил. Что теперь делать? Разве у меня в мыслях было, чтобы спать? Ох, лучше бы сдохнуть, чем терпеть такой позор.

Он еще раз одернул фалды кителя, проверил пуговицы.

— Как меня занесло на склад? Не иначе нечистая сила попутала! Ох, какой стыд, Муртаза! Как оправдаешься? Как директору своему в глаза посмотришь? Он тебе скажет: «Вот, Муртаза, такого от тебя никак уж не ожидал! Кто-кто, а ты должен быть образцом у меня на фабрике!»

Вернулся рассыльный.

— Чего торчишь здесь? Господин технический директор ждет тебя.

Муртаза засуетился и срывающимся голосом ответил:

— Да-да, идем… Сейчас…

Он вышел из склада и зажмурился от ослепившего его яркого дневного света. Понуро шагая вслед за рассыльным, он от волнения с трудом переводил дыхание. И когда вошел в кабинет директора, в глазах у него потемнело, голова закружилась, сердце отчаянно забилось, точно желая выскочить из груди. Муртаза тупо уставился прямо перед собой, избегая взгляда начальника. Когда же глаза их встретились, директор вдруг сказал:

— Тут, говорят, дезертиры, сбежавшие из воинских частей, по утрам приходят вместе с рабочими на фабрику и потом прячутся. В гостиницы и постоялые дворы их не пускают, вот они и повадились сюда. Есть такая вероятность, что они ночуют на складах, где хлопок хранится… Укрывать дезертиров нам не полагается, пусть даже неумышленно. Так что в ночное дежурство надо проявлять особую бдительность!

У Муртазы будто гора свалилась с плеч. Тем не менее он поспешил с признанием: