Уилл умолял родителей встретить Рождество в Доме Картеров, но они остались в Бостоне. Потом мальчик простудился и несколько дней не ходил в школу, и Руфи пришлось в спешном порядке перекраивать свое расписание, чтобы больше времени быть дома с сыном. В ту пору она возглавляла группу экспертов, разрабатывавшую сложную схему слияния банков, против которого решительно выступали общества защиты прав потребителей, и параллельно пыталась заниматься делом Макленнана.

В последний вечер перед отъездом в Англию она еще раз спросила у мужа:

— Ты уверен, что мне надо ехать?

— Абсолютно уверен, — ответил Пол и, пряча глаза, добавил: — В сущности, нам с тобой давно пора отдохнуть друг от друга.

— Отдохнуть? — Это слово вселило в нее ужас.

— Это пойдет на пользу обоим.

— Что ты такое говоришь?

— Успокойся. — Пол раздраженно тряхнул головой. — У каждого из нас появится возможность осмыслить нынешнее наше положение. Мы с тобой перестали находить общий язык. Иногда мне кажется, что мы всегда были чужими, даже до того трагического происшествия.

— Как ты можешь такое говорить? Конечно, подобные встряски не проходят бесследно. Наш брак был удачным. И мы по-прежнему можем быть счастливы вместе. — Она не верила в то, что говорила.

— Я перестал тебя понимать, — устало произнес Пол.

— Я такая же, какой была всегда.

— Нет. Не такая же.

К горлу подступили слезы. Если Руфь даст им волю, она просто захлебнется.

— То есть нам нужно на время расстаться?

— Ничего не имею против.

— Спасибо, Пол. Мне только этого сейчас не хватало.

— Извини. — В голосе его не слышалось сожаления. — Знаю, мои чувства тебя не особо интересуют, но я решил, что все же лучше объясниться перед твоим отъездом.

Руфь промолчала. А что она могла сказать?

«Макленнан корпорейшн» сняла для Руфи роскошную квартиру в Челси с балконом на Темзу. Иногда по утрам она выходила на этот балкон, закутанная во что-нибудь от лондонского январского холода, и пила кофе, наблюдая за игрой света на воде. Мимо проплывали огромные баржи и пыхтели идущие в Гринвич туристические пароходы. Последние слова Пола Руфь вытеснила в закоулки сознания: если она хочет успешно справиться с работой, предаваться тревогам по поводу отношений с мужем — непростительная роскошь. К тому же она обнаружила, что вдали от Бостона начинает избавляться от страха перед воспоминаниями, не боится впускать в свои мысли Суитхарбор и Дом Картеров. И Джози. То она вспоминала, как ее маленькая девочка свалилась с валуна, то представляла себе ее горящее любопытством личико, когда рождественским утром она заглядывала в чулок с подарками.

Руфь опасалась, что ей будет в Англии одиноко, но, предоставленная самой себе, только вздохнула свободнее. Дни текли один за другим, и она начала понимать, что Пол был прав, когда говорил, что пауза необходима им обоим. Дело Макленнана набирало обороты, ей приходилось перелопачивать горы документов, но, несмотря на загруженность работой, она установила для себя незыблемое правило: будни принадлежат корпорации, а воскресенья — только ей самой. Она садилась на автобус и отправлялась на экскурсии в Кембридж, Оксфорд, Кентербери, стояла под готическими сводами, бродила по древним галереям. Этот мир был так не похож на тот, в котором она до сих пор жила.

Вечерами она изучала материалы, как оказалось, очень сложного процесса, в который были вовлечены дочерние компании корпорации Макленнана, действующие не только на территории Великобритании, но также во Франции, Испании и Германии. Спустя две недели после ее приезда в Лондон дело так и не сдвинулось с места.

Руфь позвонила в Бостон Дейву Макленнану.

— Немцы считают, нам следует пойти на мировое соглашение, — сообщила она ему.

— Ни в коем случае.

— Согласна. Фактов злоупотребления пока не выявлено, и думаю, выявлено не будет. Претензии Комиссии по вопросам конкуренции абсолютно беспочвенны. Жаль, что вас здесь нет. Хорошо, если бы это прозвучало из ваших уст.

— Мы вот как сделаем. В конце недели я через Лондон лечу во Франкфурт. Назначьте совещание на восемь в четверг.

— На восемь утра? Французы будут в восторге.

— В таком случае на половину восьмого.

— Дейв!

В четверг утром Руфь вместе с другими адвокатами и консультантами сидела за столом черного дерева в зале для переговоров лондонского филиала «Макленнан корпорейшн». Дейв Макленнан обвел собравшихся недовольным взглядом.

— Насколько мне известно, у вас возникли разногласия относительно выбора стратегии. — Он помолчал. — Сразу заявляю: мы не должны поддаваться давлению. Руфь, представьте нам, пожалуйста, свое видение дела.

— Я… то есть мы — фирма «Ландерс Кич Милсом» — считаем, что идти на мировое соглашение было бы преждевременно. Мало того, что это создаст нежелательный прецедент, мы также теряем вполне реальные шансы на победу.

Ник Парджетер, английский юрист, кивнул:

— Мы тоже так считаем. Честно говоря, я вообще не понимаю, в чем проблема.

Более импозантного мужчины Руфь в жизни не встречала. Он носил элегантные костюмы, а его прическа напоминала ей об английских аристократических клубах.

— А если мы проиграем? — спросил один из седовласых немцев.

— Хороший вопрос, — кивнул один из французов. — Тогда нас ждет катастрофа.

— Господа, — продолжала Руфь, — мне незачем вам напоминать, что в общем и целом существует два способа отстаивания своих интересов в суде. Если факты на вашей стороне, апеллируйте к фактам. Если нет, апеллируйте к закону. В данном случае факты — наши лучшие союзники.

— Что вы имеете в виду? — Это опять спросил седой немец.

— Герр Якоб, как я уже говорила, чтобы добиться наказания «Макленнан корпорейшн» за нарушение антитрестовского законодательства, Комиссия должна доказать, что таковое нарушение имело место. На наш взгляд, состояние рынка в данный момент слишком неустойчиво, чтобы обоснованность подобных претензий можно было доказать в суде.

— На что мы неоднократно указывали, — вставил Парджетер.

— Тогда почему же нам вообще предъявили этот иск? — спросил француз.

— Ник, не желаете объяснить? — предложила англичанину Руфь.

Парджетер театрально вздохнул:

— Мисс Коннелли сказала вам, что рынок неустойчив. А неустойчив он потому, что каждый день на нем появляются новые игроки, в том числе японцы и ваши соотечественники, герр Якоб. В такой ситуации ни одна корпорация не может быть названа монополистом, поскольку никто точно не знает реальных объемов рынка.

— Через два года положение может и измениться, — добавила Руфь. — Ну а пока что обвинение просто зондирует почву. Уверяю вас, «Ландерс Кич Милсом» не дает необдуманных рекомендаций. Может, помните дело «Тексако» против «Пензойл»?

Французы покачали головами.

— Напомните им, — нетерпеливо потребовал Макленнан.

Отсутствие Руфи пришлось Полу кстати. Еще до того, как Боб Ландерс предложил ей отправиться в Англию, он взял творческий отпуск, чтобы закончить работу над книгой. Если повезет, к концу месяца его труд ляжет на стол издателю.

Без жены, омрачавшей атмосферу в доме, Пол вновь почувствовал вкус к жизни, утраченный со смертью дочери. И дело не в том, что ему хотелось забыть о горе, но он понимал, что с гибелью Джози жизнь не прекратилась, а значит, нужно радоваться тому, что есть. Об отношениях с Руфью он старался не думать, решив, что так спокойнее.

Однажды Пол засиделся допоздна у телевизора и вдруг услышал стоны Уилла. Он осторожно приоткрыл дверь в комнату сына и увидел, что мальчик мечется во сне. Простыни смяты, подушки валяются на полу.

— Проснись. — Пол положил руку на плечо сыну. — Все хорошо. Ничего страшного не случилось.

Уилл медленно открыл глаза и испуганно уставился на отца, весь еще во власти кошмара.

— Мне снилось, что я… что мы тонем. — Он крепко стиснул ладонь Пола. — Мы шли под парусом, и море…