Спустя пять дней Уилл получил первую дозу облучения. Полумрак и громоздкие очертания оборудования создавали в комнате зловещую атмосферу, которую еще более усугубляла тишина. Пока Уилла укладывали на покрытый пластиком стол, Руфь держала сына за руку, но потом, когда его, как мумию, начали заворачивать в простыни, она отступила. Уилла обложили свинцовыми щитами, чтобы его ослабленный организм не подвергся лишнему облучению. Даже лицо закрыли.

Стол задвинули в темную полость аппарата. О Уильям… О чем он думает, один, в этом стальном бункере?

Поскольку иммунитет у Уилла был крайне ослаблен, ему пришлось провести в больнице две недели. Из-за панической боязни игл каждый укол превращался для него в настоящую пытку. Стоя и наблюдая, как медсестры вонзают иглы в тело ее сына, Руфь мучилась не меньше Уилла. Это же тело моего любимого мальчика, хотелось кричать ей. Оставьте его в покое. Терзайте лучше меня.

— Почему его держат вместе с другими детьми? — с вызовом спросила она дежурную медсестру. — Он восприимчив к инфекции. Его следует изолировать.

— Миссис Коннелли, мне кажется, вы не вправе…

Она стукнула кулаком по столу:

— Мой мальчик нуждается в особом уходе. Все должно быть сделано для его выздоровления.

— Это не в правилах нашей больницы.

— В таком случае я буду вынуждена обратиться к администратору.

— Он скажет вам то же самое, миссис Коннелли.

— Что ж… — Руфь побарабанила пальцами по столу и пошла прочь.

Она понимала, что ведет себя отвратительно, но прошлый раз она поверила врачам, а они не оправдали ее надежд.

Из коридора она заглянула в палату Уилла. Заметив мать, мальчик махнул ей рукой, предлагая войти.

— Я, пожалуй, воздержусь, — сказала она.

— Почему?

— Боюсь, притащу тебе инфекцию.

— Знаешь что, мам?

— Да?

— Ты говоришь так, будто уже все потеряно.

— Скоро Рождество, — сказала Руфь. — У тебя есть какие-нибудь пожелания?

— Много. А точнее, одно. Но ты не согласишься.

— Давай выкладывай.

На щеках Уилла выступил слабый румянец:

— Я хочу поехать в Дом Картеров.

— Я знаю, но…

Мальчик отвернулся, и у нее защемило сердце при виде его редеющих волос, под которыми лоснился гладкий череп.

— Смешно, правда? — тихо, почти шепотом, проговорил он. — А ведь я слышал, как ты сказала доктору Гирину, будто ради моего спасения готова на все.

— В это время года там очень холодно.

— Коттедж отапливается, да и камин можно разжечь. Под крыльцом и в сарае куча дров.

— Дай мне подумать, хорошо?

Но чем дольше Руфь размышляла, тем больше убеждалась, что еще не готова вернуться в Дом Картеров. Она стала искать компромисс. Решение созрело на следующий день.

— Скажем так, мы поедем на Рождество в Суитхарбор, но остановимся не в нашем доме.

Взгляд Уилла потух.

— Тогда зачем вообще ехать.

— Давай снимем номер в «Кэбот инн»?

— В гостинице? На Рождество? Нет уж, спасибо. — Он устремил взгляд на стену за ее спиной. — Это будет не то.

— Уильям… — Руфь ласково погладила сына по голове. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, честно. И я знаю, как тебе хочется поехать в Дом Картеров, но я пока еще не готова. — Она прижала палец к губам. — Летом, когда я навещала тебя, мне казалось, что я уже могу, но теперь, когда дошло до дела, я вынуждена признать, что это пока выше моих сил.

Огромные глаза Уилла горели. Он смиренно вздохнул, пошевелил губами.

— Ладно, гостиница тоже неплохо. В Доме Картеров было бы лучше, но и так ничего.

— Значит, я звоню?

Когда она положила трубку, Уилл спросил:

— А папа поедет?

— Если захочет, — беспечным тоном ответила она. — Я не возражаю.

Он теперь почти не видел ее. Они встречались в больничном коридоре, сталкивались на автостоянке, но только и всего. Нет, они не избегали друг друга, просто так получалось. И если она смотрела в его сторону, Пол даже не был уверен, что она его заметила. Собравшись с духом, он позвонил ей:

— Может, мне приехать, помочь тебе?

— Как знаешь. Думаю, Уилл будет рад.

— Ты мне тоже не безразлична, Руфь, — тихо сказал он.

— Спасибо, Пол. — Ее тон смягчился.

— Уилл говорил, вы на Рождество собираетесь в Мэн. И остановитесь в «Кэбот инн».

— Так и есть. — Она помедлила и добавила нехотя: — Послушай, Пол, не знаю, нужно ли это, но Уилл хочет, чтобы ты поехал с нами.

— Теплое приглашение, ничего не скажешь. Умеешь ты осчастливить человека.

— Человека, который нас бросил.

— Руфь… Я очень жалею о своем поступке. — Он был почти уверен, что не кривит душой. — Ты по-прежнему единственная женщина, с которой я хотел бы жить.

— Раньше надо было думать.

И я очень жалею, что мы не вместе преодолеваем трудности, не вместе переживаем общую боль, хотел сказать Пол, но промолчал. Он вынужден был мириться с ее враждебностью. Сейчас главное — Уилл. А не она и не он сам.

— Почему ты отказываешься от моей помощи?

— А ты ее и не предлагал.

— Теперь предлагаю.

Она вздохнула:

— Поехали с нами на Рождество в Мэн.

Пол заехал за ними, и они покатили в Брансуик, почти не разговаривая в дороге. В Портленде они сделали остановку и выпили кофе, стоя рядом с машиной и ежась от холода.

Когда они двинулись дальше на север, их обступила суровая зима, обычная для штата Мэн. В какую сторону ни посмотри, везде висят тяжелые свинцовые облака. Вечнозеленые деревья у дороги отливают чернотой, ветви прогнулись под тяжестью снега.

Последний отрезок пути Пол провел на заднем сиденье рядом с Уиллом. Оба спали — во всяком случае, так казалось Руфи, когда она смотрела на них в зеркало заднего обзора. Но на подъезде к Суитхарбору Уилл встрепенулся и сел прямо. Руфь свернула с шоссе и запетляла по узким улочкам.

— Давай остановимся у Дома Картеров. Пожалуйста, — попросил мальчик, когда они миновали заснеженный поворот к дому Хекстов.

— Хорошая мысль, — поддержал сына Пол. — Заодно проверим, все ли там в порядке.

— Только снаружи посмотрим, открывать не будем, — дрогнувшим голосом сказала Руфь.

Дорога к дому была заметена снегом, и машина с трудом пробиралась по ведущей к коттеджу просеке. Наконец они выехали из-за деревьев.

— Вы только взгляните! — выдохнул Уилл.

Дом и сарай сияли в зареве угасающего зимнего дня. Низкое солнце казалось присыпанным толстым слоем ледяного порошка. Луг застелен бледно-голубым покрывалом, а за ним высятся холодные и черные остроконечные ели.

Уильям стиснул плечо матери.

— Красиво как. Можно я выйду?

— Если хочешь, — разрешила Руфь. — Только смотри…

Но мальчик уже распахнул дверцу и выпрыгнул в снег. Руфь с Полом наблюдали, как он, спотыкаясь и оступаясь, ковыляет к дому, то и дело вскрикивая от радости.

— Завтра весь будет в синяках, будет стонать от боли в мышцах. Но ничего страшного. Я так рада, что ему хорошо.

— В этой шерстяной шапочке он похож на маленького помощника Санта-Клауса. Откуда она у него?

— Какая-то девочка из школы связала. — Руфь поднесла руку к лицу. В горле засаднило.

Словно угадав ее мысли, Пол сказал:

— Давай не будем думать о будущем.

— Я так боюсь, что он не поправится, — тихо призналась Руфь.

Перед ними словно стояло полотно Эндрю Уайета — белый снег, мальчик, чуть дальше дом с темными ставнями, за которыми прячутся привидения и увядшие воспоминания.

— Давай хотя бы получше проведем ближайшие несколько дней. Устроим для Уилла настоящий праздник.

— Давай.

На следующее утро Руфь и Уилл вышли на Олд-Порт-стрит и побрели вдоль берега. День выдался серый, небо было затянуто тучами, но ледяной ветер, дувший в лицо, бодрил Руфь. Она постепенно успокаивалась.