— Джози! — Разъяренная Руфь подняла осколок. — Проклятие. Неужели нельзя поосторожней?

Она и сама удивилась тому, что так рассвирепела. В конце концов, вазу можно склеить. И вспылила она не только от досады на дочь, с которой перестала находить общий язык. Причина лежала гораздо глубже. Разбитая ваза символизировала раскол в семье, опасность которого она смутно сознавала. Ей было ясно, что это — очередная прореха в полотне их семейной жизни.

Джози зашагала прочь, оставив реплику матери без ответа. Руфь выскочила в холл. Девочка была уже на середине лестницы.

— Джозефина!

Джози остановилась, держа прямо спину с агрессивно выпирающими лопатками.

— Что?

— По крайней мере ты могла бы извиниться.

— Изви-ни, ма-ма, — дерзким голосом пропела девочка.

Руфь с неожиданной для себя прытью взбежала по лестнице, схватила дочь за плечо и встряхнула ее.

— Как ты смеешь… — Джози отвела взгляд. — Как ты смеешь так разговаривать со мной, после того как разбила принадлежащую мне вещь!

Девочка презрительно усмехнулась:

— Вот-вот, такая уж у нас семейка. Вещи здесь значат больше, чем люди.

— Ты мелешь чушь.

— Разве?

В глазах Джози застыла враждебность. И что-то еще. Может быть, неуверенность. Или даже страх. Руфь устраивало и то и другое. Страх, пожалуй, больше. Она собралась возразить, но передумала. Выросшая между ними невидимая стена вдруг показалась ей непреодолимым препятствием.

— Это не просто вещь, — устало произнесла она. — Мой прапрадедушка Картер привез ее из Китая.

— Я же извинилась.

В холл вышел Пол с газетой в руке и сквозь очки воззрился на жену и дочь.

— Джозефина, — обратился он к дочери, — не груби матери. Дело не в вазе, как ты понимаешь. Ты нарушаешь покой в доме.

— Покой? — усмехнулась девочка.

— Да, покой. А теперь извинись перед мамой.

Джози пробормотала извинения и удалилась к себе.

Руфь не ожидала, что муж окажет ей поддержку, и была ему глубоко благодарна. В последнее время ей чаще приходилось полагаться только на собственные силы.

— Спасибо, дорогой. — Она положила ладонь ему на плечо.

Он глянул на нее и рассеянно потрепал по руке.

— Думаешь, мне надо бросить работу? — спросила она. — Может, я переоценила свои возможности?

— Не глупи, Руфь. Ты же с ума сойдешь. Давно ушло то время, когда они действительно нуждались в тебе.

— Я тоже так думаю, но…

— К тому же без твоего заработка в семейном бюджете образуется заметная брешь. А мы уже привыкли к этим деньгам.

— Значит, думаешь, не надо бросать?

— Как и во многих других вопросах, касающихся жизни семьи, решай сама.

— Порой я жалею, что ты не можешь топнуть ногой.

— Ага, а ты в отместку так прижмешь меня, что я потом до конца жизни буду ковылять на костылях. — Пол скорчил гримасу. — И потом, думаешь, ты сможешь снова стать для них милой мамочкой?

На пикниках Тротмэна всегда бывало богатое угощение, и прием на День Труда не стал исключением. На двух жаровнях подрумянивались куски баранины, столы, украшенные цветами, ломились от закусок — крабов, омаров, суши и маисовых лепешек.

Это был один из тех редких деньков в штате Мэн, когда воздух прогревался до тридцати пяти градусов и люди, обливаясь потом, изнывали от жары. Пикник у Тротмэна завершал летний сезон. На следующий день дачники разъезжались к себе в Нью-Йорк, Бостон и Филадельфию. Начинался учебный год.

Разморенные гости лениво бродили по саду, на который хозяин не жалел средств. Казалось, даже камни были разбросаны между подстриженными кустами строго в соответствии с проектом нанятого Тротмэнами всемирно известного дизайнера. Руфь стояла на новом причале — кажется, из гондурасского красного дерева? Или, может, из перуанского? — и думала, что дикие заросли вокруг собственного коттеджа ей нравятся гораздо больше.

— Руфь, а я тебя ищу!

Она обернулась, изобразив на лице улыбку. К ней направлялся Тед Тротмэн, аккуратный и подтянутый, в полосатых шортах и тенниске. Его сопровождал незнакомый ей пожилой мужчина.

— Позволь познакомить тебя с Филом Лавелем. Он приехал из Брансуика специально, чтобы встретиться с тобой.

— Здравствуйте. — Руфь пожала мясистую ладонь Лавеля.

Этот маленький толстый человечек явился на прием в белых шортах и бейсболке — слава богу, не козырьком назад.

— Тед мне все уши про вас прожужжал, — сказал Лавель.

— И правильно сделал. — Руфь приняла непринужденную позу, зная, что в бежевых льняных шортах и синем топике с завязками на шее она выглядит отлично.

— Ладно, оставлю вас вдвоем. — Тротмэн потрепал Лавеля по плечу. — Будь осторожен. Ум у нее острый, как бритва.

— Итак… — Лавель опустился толстыми ягодицами на перила причала. — Тед, судя по всему, у вас на крючке.

— Он находит нам клиентов.

— Что ж, попробуйте и меня убедить стать вашим клиентом. Чем может быть полезна мне фирма «Ландерс Кич Милсом»?

— Сразу оговорюсь: мы не занимаемся всем подряд. — Руфь обожала подобные моменты, когда перед ней стояла задача обаять очередного клиента. — Наша специализация — поглощения, слияния, вопросы обслуживания кредитов и ведения переговоров по контрактам. Мы помогаем клиентам оценивать конъюнктуру рынка и создавать стратегические альянсы.

— Мне весьма импонирует, что в числе ваших партнеров много людей, работающих также в советах директоров государственных и частных компаний.

— Такова политика фирмы, — объяснила Руфь. — Благодаря этому мы имеем уникальную возможность получать информацию о планах и настроениях руководства компаний, что в свою очередь позволяет нам принимать верные решения при осуществлении сделок с ценными бумагами, а также правильно строить взаимоотношения с банками и государственными учреждениями. Теперь что касается вашей компании. Вы были вовлечены в довольно сложные переговоры с профсоюзной организацией. Эти переговоры не принесли ожидаемых результатов. — Она улыбнулась.

Лавель снял кепку и отер рукой потный лоб.

— Я готов выслушать ваше мнение.

За десять минут Руфь изложила ему альтернативную стратегию. Лавель, судя по выражению его лица, недоумевал, почему его собственные юристы не выдвинули аналогичной идеи и не сэкономили компании немалые деньги. При упоминании о неоправданных финансовых затратах он поморщился. К тому времени, когда их бокалы опустели, Лавель был покорен. Пожимая ей на прощание руку, он обещал позвонить и договориться о деловом обеде. Что ж, к моменту их следующей встречи она постарается быть во всеоружии, и он окончательно убедится, что интересы его компании будут надежно защищены, если он доверится квалифицированным специалистам фирмы «Ландерс Кич Милсом».

Лавель отошел, и Руфь обратила свой взор на толпу гостей. Уилл перекидывался «летающий тарелкой» со своим приятелем Эдом Стайном. Джози болтала с подругами, Трейси и Шоной. Она мотнула головой, и ее волосы — удивительное сочетание оттенков медового и кленового сиропа — зазолотились на солнце.

Руфь невольно улыбнулась, вспомнив одно из редких мгновений полнейшего взаимопонимания с дочерью. Прошлой осенью Джози перекрасила волосы в крикливый ярко-оранжевый цвет. Выбежав из ванной, она рухнула на кухонный стол и застонала: «В таком виде я в школу не пойду. Скорее умру». Едва сдерживаясь от смеха, Руфь успокаивала и утешала расстроенную дочь, а потом отправилась в ближайший магазин за другой краской. На следующий день Джози вернулась из школы с букетиком белых фрезий в руке.

— Спасибо, мама, — сказала она. — Спасибо, что вчера пришла мне на помощь.

— Чудесные цветы, Джози.

— Мои любимые. — Джози вдохнула носом насыщенный аромат. — Запах великолепный, правда?

— Восхитительный, родная. — Руфь крепко обняла дочь.

Теперь Джози неожиданно подняла голову и поймала взгляд матери. Сердито сверкнув глазами, она тут же отвернулась. Не злись на меня! — хотела крикнуть ей Руфь. Ты не представляешь, как это больно.