За ночь похолодало. Волны с силой ударялись о сваи пристани, обрушивались на каменистый берег и рассыпались облаками брызг. Чайки кружили в фарватере рыболовецких судов, подбирая выпавшую из сетей рыбу и отчаянно сражаясь за добычу.
Руфь поежилась.
— На море даже смотреть холодно.
— Вода здесь всегда холодная, — сказал Уилл. Он держал руки в карманах, теплая шапка надвинута на уши. — Даже летом.
— Не хочешь зайти в «Донз донатс»? — предложила Руфь.
— Пошли.
Руфь принесла на столик у окна две чашки кофе и пончик.
— Жуй. Яблоко с корицей. Джози очень любила такие.
— Нет, мам, — возразил Уилл, — ей нравились другие.
— Нет, эти.
— Может, она их любила, когда ей было четырнадцать. А потом она полюбила шоколадные.
— Разве? — Руфь нахмурилась. — Ты ничего не путаешь?
Уилл едва заметно улыбнулся и протер запотевшее окно.
Через улицу и по карнизам домов были натянуты гирлянды, по краям тротуаров громоздились сугробы, из украшенных мишурой витрин улыбались пластмассовые Санта-Клаусы. В большом городе все это смотрелось бы убого, но здесь Руфь ничего другого не могла себе представить.
Когда они допили кофе, Уилл отправился в гостиницу, а Руфь зашла в магазин. Выбирая подарочную бумагу, она услышала, что кто-то к ней обращается.
— Миссис Хекст… Труди! — воскликнула Руфь. — Как ваши дела?
— Замечательно. — Гертруда Хекст внимательно изучала ее своими светлыми глазами. — А вы как, Руфь?
— Нормально, — кивнула она.
— Я так рада, что вы приехали сюда на Рождество. Дом Картеров опять ожил. Это просто здорово.
— Вообще-то, мы остановились в «Кэбот инн». Уилл очень хотел приехать, а я пока еще не готова войти в наш дом.
— Интересный компромисс. — На круглом лице Гертруды вдруг отразилась тревога. — Я слышала, Уильям не совсем здоров.
— Он серьезно болен. — Руфь попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. — И очень счастлив, что мы привезли его сюда.
— Но ведь Рождество надо встречать дома. — Гертруда схватила Руфь за руку. — У меня идея. Приходите к нам на рождественский ужин?
Руфь покачала головой:
— Спасибо, но мы не можем обременять вас. И…
«К тому же мы вас едва знаем», — хотела добавить она, хотя они были знакомы всю жизнь.
— Чем больше народу, тем веселее. Так, кажется, говорят? Особенно на Рождество. Нам будет очень приятно.
Руфь вспомнила слова Джози: «Для тебя все местные жители — музейные экспонаты».
— Хорошо, — неожиданно согласилась она. — Спасибо, Труди. Я очень тронута.
Переходя дорогу, она размышляла об этом городке, который всегда играл такую важную роль в ее жизни. Руфь почти ничего не знала о живущих здесь людях. Да, она знакома с ними. Встречая кого-нибудь на улице, останавливается и болтает о том о сем. Покупает у них омаров и малину, увозит от них домой в город банки с домашними консервами. Но кто они, чем дышат, кто их предки, она понятия не имеет. Дачникам нет дела до местных жителей.
На Рождество они отправились к Хекстам. Дороги были завалены снегом, небо серое, деревья окутаны туманом. Они остановились у калитки перед большим, давно не подновлявшимся домом. Залаяли собаки. На снег упала полоса яркого желтого света, и они увидели в дверном проеме фигуру Дитера Хекста.
— С Рождеством вас! — радушно поприветствовал он гостей. Когда Руфь поднялась на крыльцо, он двумя руками взял ее ладонь. — Добро пожаловать.
— Спасибо за то, что вы нас пригласили.
— Мы вам очень рады. Труди просто счастлива.
Руфь прошла в тесную прихожую и оттуда услышала, как Дитер приветствует Пола с Уиллом. Она повесила пальто и пошла навстречу Гертруде, встречавшей гостей в цветастой шали на плечах. Просторная, отделанная деревом гостиная занимала весь первый этаж дома. Резные потолочные балки были выкрашены в зеленый и красный цвета. Одну стену целиком занимали книжные полки. На них стояли большой бумажный лебедь, расписанные вручную тарелки и вырезанные из дерева ангелочки. И куда ни кинь взгляд — свечи, свечи, свечи, десятки свеч. В простенке — елка, украшенная только маленькими свечками. В окно виднелся оголившийся сад, за ним голубело в свете зимнего дня заснеженное болото.
На диванах по обе стороны от пылающей печи сидели незнакомые ей люди: старушка, мужчина в скандинавском свитере, женщина, такая же круглолицая, как Труди. В комнате пахло горящим деревом, жарившимся мясом, вином, пряностями и воском.
— Какая красота! — тихо воскликнула Руфь. — Какое чудо!
Словно во сне увидела она исхудалое лицо Уилла, черты которого в свете свечей выглядели более плавными, увидела, как Пол здоровается с собравшимися.
— Потрясающе, — сказал он. — Всех вас с Рождеством.
Гостей представили друг другу. Они познакомились с матерью Дитера, сестрой Труди и ее мужем. По кругу пошли кружки с горячим пряным глинтвейном. Руфь проследовала за Труди на кухню — просторную и теплую, уставленную мебелью из некрашеной полированной сосны. На большом столе громоздились тарелки и кувшины, блюдо с сырами, кексы с изюмом и орехами, облитые шоколадом анисовые печенья-звездочки.
Гертруда принялась поднимать крышки с кастрюль и нюхать содержимое.
— Ммм, — удовлетворенно произнесла она. — Соус отличный. Попробуйте. — Она подала Руфь ложку.
— Что это?
— Для индейки. Вино, немного куантро, еще кое-что.
— Вкусно. — Руфь присела на краешек стола. — Спасибо, что пригласили нас. Вы так добры.
— Мы вам очень рады.
Какая она великодушная, думала Руфь. Она вспомнила, как Гертруда помогала им в скорбные дни после смерти Джози.
— А что с Уиллом? — спросила Труди.
Руфь обхватила себя за плечи.
— Лейкемия. — В теплой кухне страшное слово прозвучало особенно резко.
— О боже! Какой ужас.
— Мы думали, он выздоровел. Но болезнь вернулась.
— Бедный мальчик. По нему не скажешь, что он так тяжело болен. Вы, по всему видать, незаурядная женщина.
— Я? — Руфь грустно рассмеялась. — Не думаю.
— Незаурядная, — настаивала Труди. — Вырастили таких замечательных детей. Джози тоже была большая умница. Она многое унаследовала от вас. Я это часто замечала, когда она приходила к нам.
— Я уделяла ей мало внимания. Ей не хватало душевного тепла.
— Джози не была ничем обделена.
— Но она-то думала, что была. Мы все время спорили. Особенно в последнее лето, перед… перед несчастным случаем.
— Но это же абсолютно нормально. Джози взрослела. Она нашла свой путь, отличный от вашего. Только и всего.
Может, она права?
В кухне появился Пол с коробкой из супермаркета и поставил ее на стол. Руфь принялась извлекать из коробки вино, швейцарский шоколад, запеченный окорок, сыр «камамбер».
— Мне кажется, она меня ненавидела.
— Руфь, да разве можно такое говорить! — изумилась Труди, открывая духовку, чтобы проверить индейку. — Джозефина всегда говорила о вас с любовью.
— Да? — Как хотела бы она, чтобы это было так.
— Вот что я вам скажу. Хорошие дети бывают только у хороших родителей. Уж поверьте мне.
— Труди… — Руфь едва не заплакала.
Обернувшись, Гертруда увидела выложенные на стол продукты и от удивления всплеснула руками.
— А это что такое?
— Не могли же мы прийти с пустыми руками.
— Какие дорогие подарки. И так много. Сыр, вино… — Труди улыбнулась Руфи, ее широкое лицо раскраснелось. — Спасибо. — Она опять нагнулась к духовке. — По-моему, птичка шепчет, что ей пора на стол.
Индейка получилась сочная, клюквенно-апельсиновый соус — выше всяких похвал. Стол ломился от яств: горы теплого домашнего хлеба, пюре из сладкого картофеля с ореховой пастой, краснокочанная капуста с луком и яблоками, жареная картошка, домашняя колбаса.
Пол и свояк Дитера затеяли жаркий спор о политике США в Латинской Америке. Старая миссис Хекст вспоминала Суитхарбор своей молодости. Уилл с улыбкой наблюдал за всеми, но говорил мало. Вид у него был бледный.