— Ну что ж, оставлю вас наедине с вашим горем.
— Спасибо, Сэм. — Пол пожал ему руку.
Когда старенький пикап, дребезжа, укатил прочь, он понял, что не горюет. Он лишь смотрел угрюмо на серые зимние воды пролива. Неужели Джози погибла по его вине? С моря дул холодный соленый ветер. По лицу Пола текли слезы, но в сердце его была пустота.
— Ничего, папа, — сказал Уилл. На глазах у мальчика тоже стояли слезы. — Все будет хорошо.
— Надеюсь.
— Если б еще мама не отказывалась говорить об этом.
— Она так борется с горем, — объяснил Пол. Он тронул сына за плечо. — Тебе плохо без Джози?
— Конечно. Она была мне не только сестрой, но и другом. — Уилл прикусил губу. — Мне ее ужасно не хватает.
— Мне тоже. Постоянно.
— Пап…
— Да?
— Думаешь, она могла бы… Понимаешь, иногда я думаю, а может, она все-таки жива.
— Ох, Уилл. Мне бы тоже хотелось так думать, но ее нет в живых. Мы должны смириться с этим. Ее нет.
— Наверно, ты прав.
По дороге в Бостон они больше не упоминали имя Джози.
— Я ничего не чувствовал, — позже признался Пол жене. Они сидели вдвоем в гостиной, но, как обычно теперь, по отдельности: Пол на диване с бокалом вина, Руфь — за столом. — Поставили для нее скамейку. А что толку?
— Да, понимаю, — отозвалась Руфь, не поднимая головы от принесенных с работы бумаг.
— Я обнял Уилла за плечи, а он зарылся головой в мою куртку, как щенок. Так и стояли и смотрели на океан.
— Это у него с детства привычка.
— Знаю. — Пол надолго замолчал, потом продолжил: — Я не мог плакать. Вернее, слезы лились, но это были слезы бесчувствия, а не скорби. Последний раз я по-настоящему плакал на поминальной службе.
— Я не хочу об этом думать, Пол.
— Руфь, я…
Она без всякого выражения посмотрела на мужа и вновь уткнулась в свои бумаги. Она не станет оглядываться на прошлое, думала Руфь. Она нашла способ ужиться с горем. Почти каждый день она работает до позднего вечера и возвращается домой усталая, так что с трудом ворочает языком. На выходные она берет работу домой, чтобы заполнить то пространство в сознании, где могла бы притаиться тень Джози.
Она исправно следила, чтобы Уилл всегда был чисто одет и не пропускал дополнительные занятия. Но по-настоящему она жила только на работе. Часто, не желая возвращаться домой, где все напоминало об утрате, она звонила мужу с сыном, говорила, что у нее неотложные дела, и потом проводила ночь у себя в кабинете.
В те дни, когда она приходила домой, Руфь готовила ужин, сидела за столом, но говорила мало или вообще молчала. Ела она без малейшего удовольствия: просто заправлялась топливом, необходимым для поддержания жизни. Ее жизни. А Джози погибла. Какая несправедливость!
Как-то в середине октября к ней в кабинет зашел Боб Ландерс.
— Тебе известно, который час?
— Нет. — Она машинально подняла голову и посмотрела на часы. — Боже, неужто уже восемь?
— Десять минут девятого. Ты слишком много работаешь.
— Возможно. — Она окинула взглядом разложенные по столу бумаги. — Но и работы много.
— Руфь, — сказал Ландерс. — Тебе пора отдохнуть. — Он сгреб документы в кучу. — Я знаю, у тебя есть основания засиживаться допоздна, но в последнее время вид у тебя очень утомленный. Не я один это замечаю.
— У тебя ко мне претензии? Я что-то не то сделала?
— Напротив. — Он смотрел на нее с нежным сочувствием. Они с Бобом подружились еще в университете, когда она еще даже не начала встречаться с Полом. — Собственно, мне давно следовало выразить тебе благодарность за то, что ты заполучила для фирмы такого денного клиента, как Фил Лавель.
— Спасибо.
Ей вспомнился прием у Тротмэна, на котором Джози — агрессивная, вздорная — была еще жива, и жизнь из нее била ключом.
— Не знаю, что бы я теперь без тебя делал, — продолжал Ландерс. — Ты не раз подтвердила правильность моего выбора. А ведь некоторые тогда думали, что ты слишком молода, чтобы стать компаньоном.
— Да, молодость — великое дело, — выдавила из себя Руфь.
— А теперь вот что. Как ты уже знаешь, против «Макленнан корпорейшн» в суд Великобритании подан иск по обвинению в нарушении антитрестовского законодательства. Предполагается, что слушание продлится три недели, но не исключено, что и шесть. Нам необходимо на протяжении всего этого времени иметь в Лондоне своего человека.
— Я не имею права выступать в британском суде.
— Ты будешь консультантом. Ты лучше других осведомлена о деле Макленнана и всегда прекрасно ладила с ним самим. Он просил, чтобы ты обязательно была в его команде. К тому же, хоть я и не врач и, как правило, не оказываю медицинских услуг своим компаньонам, мне кажется, смена обстановки пойдет тебе на пользу.
— Я не могу просто так взять и уехать.
— Но ведь Пол много времени проводит дома. Да и командировка, возможно, окажется не длительной.
— Предложение заманчивое, — медленно произнесла Руфь. Передышка — как раз то, что ей нужно. — Но, разумеется, я должна обсудить его с Полом.
— Обсуди. Подумайте как следует, взвесьте все «за» и «против».
— Поезжай, — сказал Пол.
— Но как же я брошу Уилла? Это будет нечестно по отношению к нему. Я не хочу его расстраивать. Ведь и двух месяцев не прошло с тех пор…
— Возьми его с собой. Определи на месяц в лондонскую школу. Заодно и он наберется новых впечатлений.
— Мысль неплохая, только я ведь буду по уши в работе. Уилл, конечно, не доставляет хлопот, но все равно это дополнительные заботы. — Увидев, что Пол насмешливо вскинул брови, она спросила: — По-твоему, я ужасная эгоистка?
— Пожалуй.
— Послушай, если у тебя есть возражения, зачем же ты настаиваешь на поездке?
— Потому что тебе хочется поехать.
Пол был прав. Мысль об отъезде взбодрила ее. Возможно, в новой обстановке ей удастся начать новую жизнь.
— Должна сказать…
— Значит, вопрос исчерпан, не так ли?
Это было произнесено таким неприязненным тоном, что на глазах у Руфи выступили слезы. Она отвернулась, чтобы скрыть их от мужа. Боже, во что превратился их брак!
Когда Руфь предложила Уиллу лететь с ней в Англию, мальчик решительно отказался.
— Познакомишься там с разными ребятами, заведешь новых друзей, — уговаривала она сына.
— У меня достаточно друзей, — отвечал Уилл. — И вообще, я хочу жить так, как живу сейчас. — Он посмотрел на нее с нарочитой бесстрастностью. — А тебе обязательно туда ехать, мам?
— Необязательно. Но это предложение — большая честь для меня. И еще — важный шаг в моей карьере.
— Да, конечно.
— А ты предпочел бы, чтобы я осталась? Если так, я скажу Бобу Ландерсу, что не могу ехать.
— Важные шаги в карьере каждый день не делаются, верно?
У Руфи защемило сердце: ее мальчик так старался не быть ей в тягость.
— Привези нам английского пива, — вставил Пол.
— И охотничью шляпу, — добавил Уилл. — С ушами. Так что придется тебе ехать, мам.
— А ты будешь по мне скучать? — спросила она, обнимая сына.
В этот момент Руфь поняла, что от предложения Боба отказываться уже поздно.
На День Благодарения они полетели в Калифорнию, в гости к брату Пола Люку. Трое взрослых активно комплектовали багаж новых воспоминаний, старались развлечь Уилла — и себя — свежими впечатлениями: ели дары моря в кафе «У Энтони», ходили на киностудию «Юниверсал», а однажды отправились в Мексику. Там в одном из переулков Тихуаны Уилл купил матери серебряное кольцо на деньги, подаренные ему на день рождения, а Руфь присмотрела для Пола кожаный ремень с огромным бирюзовым камнем на пряжке. Они ездили в Кармел, слушали лай тюленей на мысе Лобос и любовались радужными переливами морских брызг на Пеббл-Бич.
Ради Уилла она улыбалась, распевала в машине под аккомпанемент радио, но мысль о Джози никогда не покидала Руфь, зрела в ней, словно готовый в любую секунду лопнуть нарыв.