Вскоре Видяев получил новый корабль и продолжал воевать вместе со своим экипажем в водах Баренцева моря.

13 очередном походе мы потопили транс-порт и в хорошем настроении возвращались на базу. На горизонте виднелась голубоватая полоска нашего берега. Издали казалось, что он повис в воздухе над ровной линией горизонта. Как всегда в такое время, все с большим нетерпением ожидали свидания с Родиной. Все, что нужно было сделать для прихода на базу, уже было сделано. Корабельные отсеки блестели, как на смотре. Но каждый чем-нибудь еще занимался, чтобы скоротать время.

Мичман Иванов подошел к стоящему на верхней вахте лейтенанту Усенко.

— Товарищ лейтенант, разрешите выйти наверх, к орудию.

Палубу непрерывно окатывает волной. Выйти туда — значит, вымокнуть до нитки и быть в таком состоянии до самого прихода на базу. Но мичмана это, видимо, не смущает.

— Зачем? — спрашивает Усенко.

— Готовить его к салютному выстрелу!

Но лейтенант удерживает его.

— Подождите немного. Вымокнете, а до Кольского залива еще далеко.

Иванов нехотя отходит. Мотористы, свободные от вахты, забрались в машинное отделение и старательно трут ветошью механизмы. На некоторое время проблема избытка рабочей силы решена…

Подошло время обеда. Все уже сидели за столами, когда во второй отсек зашел Смычков.

— Внимание! — с порога объявил он. — Сейчас я буду читать свою поэму.

Мы знали, что Смычков уже давно увлекается стихами. Стихи у него под Маяковского. Маяковский у него образец, и не только как поэт, но и как человек.

— Итак, слушайте! — приняв соответствующую позу, говорит Смычков, но в этот момент по кораблю разносится сигнал срочного погружения. Отсек вмиг пустеет.

Нырнув в переборочный люк, я устремился в центральный пост, теряясь в догадках. Что бы это могло быть? У самого дома. Лодка? Самолет? Захлопали кингстоны и клапаны вентиляции. Когда я вбежал в центральный пост, лодка уже уходила под воду. Вахтенный офицер, задраив люк, спускался из рубки.

— Погружаться на глубину 25 метров! — прозвучала его команда. Увидев меня, он доложил:

— Товарищ командир! Слева самолет…

Где-то рядом грохнул взрыв. Пронесло… Я дал Усенко знак, чтобы он не продолжал дальше… Лодка, погружаясь, одновременно ложилась на заданный мною курс. Самое главное было уже сделано вахтенным офицером. Он вовремя обнаружил опасность, и мы успели от нее уйти.

— Самолет один? — спросил я у Усенко, который старался освободиться от намокшего полушубка.

— Один.

Я посмотрел на карту. Мы находились в 15 милях от берега. Очевидно, это был охотник за нашими подводными лодками. Патрулируя вдоль берега, он наткнулся на нас. И худо пришлось бы нам, если бы мы заметили его позже.

— Кто первый увидел самолет? — обратился я к Усенко.

— Железный. — Офицер показал на стоящего неподалеку молодого матроса.

Железный пришел к нам на лодку совсем недавно.

— Молодец, Железный! — подошел я к нему. Потом повернулся к Федосову, который стоял на вертикальном руле. — Вот вам и смена достойная выросла, Федосов.

Румяное лицо Железного покраснело еще больше.

— Чуть не клюнул нас у самого дома! — сказал Щекин, отвернувшись от штурманского стола и обращаясь к Смычкову. — Представляю, в какой позе подобрали бы тебя с твоим Маяковским, если бы ты вообще всплыл.

— «Чуть» — это не то слово. Чуть и случайность это не одно и то же, — сказал я.

— Почему? — спросил Щекин.

— А разве вот сейчас нам случайность помогла? Все зависело от того, кто первым заметил противника: мы самолет или он нас. Заметили мы — это раз, а во-вторых, наш Усенко очень быстро и умело распорядился. Это не случайность, а мастерство и знание дела.

— Между прочим, и пятая часть неплохо сработала, — вмешался Смычков, не допуская, чтобы не отметили его подчиненных.

— Да, вы абсолютно правы, — успокоил я его. — И в этом тоже нет никакой случайности.

Постепенно все на корабле пришло в обычное состояние. Продолжая идти на базу некоторое время под водой, пока самолет противника не отвяжется от нас, мы вернулись к прерванному обеду.

Через полчаса лодка всплыла. Воспользовавшись этим, я решил побриться. Сидя с бритвой в руках перед зеркалом во втором отсеке, услышал, как за переборкой лейтенант Усенко говорил:

— А если бы, Иванов, я вас сегодня пустил к орудию, это было бы все, крышка.

— Да, — отозвался мичман. — Я и сам об этом подумал. Спасла случайность.

«Опять случайность? — Подумал я. — Да вовсе не случайность. Просто Усенко выполнил то, что от него требовалось по корабельному Уставу, а там есть такой пункт: ни одного лишнего человека на палубе. Случай с Ивановым лишний раз подтвердил, что уставные законы не зря придуманы и их надо выполнять. Устав — это продукт жизненного опыта».

— Знаете что, товарищ Усенко? — громко сказал я. Офицер появился у переборочной двери. — В молодости, когда мы зубрили Устав, то не понимали, зачем делаем это. А вот сегодня вы сами убедились, насколько важно знать истины, им предписанные. И впредь уважайте Устав. Он вам поможет, он спасет вас от многих бед.

Как-то, возвращаясь из очередного похода, мы обнаружили возле украшенного флагами пирса, где обычно швартовались, незнакомую подводную лодку. Подойдя ближе, мы увидели, что это «малютка», совсем еще новенькая. На рубке ее белой краской было выведено: «Новосибирский комсомолец».

Дождавшись, когда наша подводная лодка ошвартуется, моряки направились к «новичку» узнать, откуда и как он попал к нам.

Оказалось, что этот корабль — подарок Северному флоту от новосибирских комсомольцев. Мы пришли в час торжественной церемонии передачи флоту нового корабля. На мостике стоял молодой человек в гражданской одежде. Это был представитель новосибирцев Гончаров.

— Мы вручаем вам боевой корабль! В него вложены не только наши денежные средства, но и наша горячая любовь к Родине и славному Военно-Морскому Флоту — гордости нашего народа. Мы ждем от вас новых побед, дорогие моряки! — закончил он, обращаясь к экипажу лодки, выстроившемуся на палубе.

От экипажа выступил командир.

— Мы даем слово воспитать экипаж комсомольской подводной лодки на лучших боевых традициях Военно-Морского Флота. Клянемся оправдать труд, вложенный в этот замечательный боевой корабль.

Через некоторое время экипаж новой подводной лодки отправился в свой первый боевой поход и возвратился с успехом. Лодка атаковала немецкий транспорт, охраняемый боевыми кораблями, и потопила его. Когда «Новосибирский комсомолец» вернулся на базу, традиционным выстрелом возвестив о победе, командир соединения послал в Новосибирск телеграмму: «Подводной лодкой «Новосибирский комсомолец» одержана первая победа — потоплен фашистский транспорт водоизмещением 7 тысяч тонн. Шлю поздравления с победой комсомолу Новосибирской области».

Патриотический почин, начало которому положили новосибирцы, нашел отклик и в Челябинске, и в Ярославле. В этих городах начался сбор средств на подводные лодки для Северного флота, и вскоре в состав нашего соединения вошел еще один боевой корабль — «Челябинский комсомолец».

Это было в канун 25-летия Ленинского комсомола. Экипаж нового корабля решил отметить эту дату боевой победой.

Баренцево море, как эта бывало часто, встретило подводников штормом. В трудных условиях проходил поиск вражеских кораблей. Ночью, несмотря на тьму, командир лодки обнаружил конвой. Лодка атаковала головной транспорт. Когда подводники вернулись на базу и отрапортовали своим шефам о первой победе, к ним стали приходить десятки писем.

«Мы очень хотим стать вашими друзьями, — писали учащиеся школы ФЗО № 19.— Мы, молодые уральцы, гордимся тем, что частица наших средств вложена в строительство боевого оружия. Мы готовимся стать квалифицированными рабочими металлургической промышленности и всеми силами стремимся в совершенстве овладеть своей специальностью. Мы будем выпускать сверх плана сотни тонн стали и проката, чтобы из них могли изготовить боевые корабли и торпеды. Желаем вам успехов и просим очень подробно писать о ваших боевых делах».