Лодки здесь ходят. На этот счет у меня почти не было сомнений, но почему я решил, что мы должны встретиться с одной из них именно сегодня? А не все ли равно? Если не сегодня, то завтра, послезавтра, в другой день, а лодки должны пройти этот район обязательно.

…Проснулся я от легкого прикосновения. Показалось, что кто-то тронул меня за плечо. Но, открыв глаза, никого не увидел. Что это? Слышу какую-то возню над головой, в рубке гидроакустика. Чувствую, что случилось что-то серьезное. Быстро вскакиваю с дивана и устремляюсь к рубке.

Лебедев сидел согнувшись в три погибели, будто приготовился к прыжку, и напряженно вслушивался. Не решаясь его тревожить, я замер у входа.

Наконец он повернулся:

— Слышу дизеля. По-моему, лодка противника… Может быть, я ошибаюсь? Послушайте… — Он протянул мне наушники.

Среди массы звуков, которыми живет море, я не сразу уловил четкий ритм работающих дизелей. Но посторонние шумы постепенно отходили на задний план, а шум двигателей нарастал и становился все яснее.

— Молодец, Алексей! Это действительно лодка, ты не ошибся.

Теперь все зависело от нас. Только бы не потерять шумы. Который час? Смотрю на белый циферблат судовых часов. Ага, рассвет! Не мешкая, приказываю всплыть под перископ и тут же даю команду готовить торпедные аппараты. Пока лодка всплывает, занимаюсь расчетом боевого курса…

— Перископная глубина! — доложил боцман Хвалов, стоящий как всегда во время атаки на горизонтальных рулях.

— Есть аппараты товсь! — в свою очередь доложил из отсека торпедист Иванов. Как выяснилось потом, команда застала его в постели. Не теряя ни секунды, он в одних носках кинулся к аппаратам.

Наверху было еще темно. В предутреннем мареве горизонт едва проступал, море казалось черным. Я медленно обвел окуляром перископа участок моря в секторе слышимости противника. Никого! Внезапно меня охватила тревога. А вдруг я не смогу разглядеть корабль и тем более низко сидящую в воде лодку? От этой мысли стало не по себе.

— Как шум? — громко спросил я Лебедева.

— С правого борта 45 градусов, — ответил он.

Я быстро повернул перископ и еще раз осмотрел горизонт. На оранжевой полоске занимающейся зари я увидел едва приметную точку. Кажется, лодка. Но вот досада: как раз в этот момент перископную головку захлестнула волна. То снова вижу, то снова волна. Даю приказание ложиться на новый курс, ближе к цели.

Смычков, стоящий рядом, хлопнул ладонями и потер руки, улыбаясь, протянул:

— Та-ак. Щучку в сумочку.

— Не торопитесь, — оборвал я его, — следите-ка лучше за перископной глубиной.

Он наклонился над приборами контроля плавучести. Необходимо было все время чувствовать поведение лодки — исключительно точно держать глубину и дифферент и при малейшем изменении их принимать немедленные меры.

Лодка выправилась, и теперь я уже отчетливо увидел знакомый по справочникам силуэт немецкой подводной лодки среднего тоннажа. Она шла к порту Киркенес.

Наша позиция была удачной. Мы находились в самой темной части горизонта, где наш перископ было не так просто заметить. Тем не менее нужно было соблюдать исключительную осторожность: нас могли услышать…

— Слева шум трех охотников… — громко доложил Лебедев, высунув из рубки голову в наушниках.

Я мигом перевел окуляр перископа на появившийся новый объект, но ничего не увидел: поле зрения было закрыто какой-то темно-серой пеленой и только сверху различалось светлое пятно неба.

Опустив перископ, я взглянул на карту, где уже были отмечены корабли противника. Это мог быть встречающий лодку эскорт или плановый утренний поиск противником наших подводных лодок. Так или иначе, ничего хорошего это не сулило, и осторожность следовало удвоить.

— Шумы охотников приближаются, — послышался спокойный голос Лебедева, — лодку хорошо слышу справа на курсовом 35 градусов…

Идя лодке наперерез, мы быстро приближались к ней.

Неужели «охотники» помешают атаке? Эта мысль, возникнув после доклада Лебедева, сейчас не выходила у меня из головы, мешала сосредоточиться. Нет, атака должна состояться, чего бы это ни стоило!

Расстояние между нами и лодкой противника заметно сокращалось. Приближался момент залпа.

— Задраить все переборки, проверить клинкеты.

Теперь остались открытыми только переговорные трубы для связи между отсеками.

Еще раз проверил свои расчеты. Кажется, все Правильно. Только бы не определили «охотники» и не обнаружили нас прежде, чем мы дадим торпедный залп.

Лебедев доложил, что катера противника идут нам навстречу и находятся где-то близко. Я оглядываю центральный пост. В лодке стало совсем тихо. Даже Смычков приумолк. Он, не отрываясь, следит за контрольными приборами управления. Никто не двигается. Все будто слились со своими механизмами. До залпа остаются считанные минуты. Сейчас должен быть последний подъем перископа.

Тюренков, сидя на корточках, обводит взглядом клапаны воздушной станции, видно, решает свою тактическую задачу: после выстрела он должен будет бороться за устойчивость корабля на заданной глубине и устранять повреждения. Инструменты, клапанные ключи у него развешены так, чтобы в случае аварии все было под руками.

Иванов, держась за рычаг автомат-коробки, весь обратился в слух. Я его не вижу, но знаю, что это так. Сейчас он будет реагировать только на один сигнал — «пли». Залп нужно давать, как только прозвучит команда из центрального поста. Затяжка даже на долю секунды сказывается на точности выстрела. Экипаж сейчас как туго натянутая пружина. Сила ее освобождается по одному звуку команды.

Великая честь и еще большая ответственность выпадают в такие моменты на долю командира корабля. В эти минуты проверяется его воинское мастерство, моральные и физические силы — все, что воспитывается годами. Боевая судьба корабля зависит от действии командира. И вот сейчас, когда до залпа осталось каких-нибудь две-три минуты, я чувствую себя как перед ответственнейшим экзаменом. Время тянется мучительно долго. Сейчас решится вопрос: кто кого? Атакуем и потопим лодку — выиграли, уйдет лодка — проиграли. Победит тот, у кого лучше организована корабельная служба, у кого больше умения, выдержки, силы воли.

Подошло время всплывать. Подводная лодка сбавила ход. Волнуясь, поднимаю перископ. Все в порядке! Лодка противника продолжает спокойно идти прежним курсом. Враги ничего не подозревают. Значит, пока и катера нас не обнаружили, иначе бы они известили лодку об опасности.

Еще раз повторяю расчет залпа, смотрю на цель. Осталось два градуса…

— Катера застопорили ход, — слышится голос Лебедева.

В это время черный силуэт чужой подводной лодки медленно входит в поле зрения перископа. Отчетливо видна на форштевне пила для прорезания сетей. И мне, как всегда в такие моменты, все равно, есть катера или нет, остановились они или продолжают идти прямо на нас. Сейчас будет залп, а там… будь что будет.

Губы коснулись отпотевшей холодной стали прибора — неприятное, щекочущее ощущение мелкой дрожью отзывается по всему телу. Я весь напрягаюсь, как перед прыжком. Вертикальная нить сетки перископа коснулась носового орудия лодки.

— Пли!

Знакомый толчок, и все находившиеся в отсеке приходят в движение. Смычков командует, он заботится о том, чтобы подводная лодка не всплыла на поверхность. Некоторое время она удерживается на перископной глубине, затем идет вниз, но потом снова выходит на перископную глубину. Только что был слышен взрыв одной торпеды.

— Шум дизелей вражеской лодки прекратился, — докладывает Лебедев.

Смотрю туда, где только что была подводная лодка противника. Над тем местом висят два черных облака, медленно рассеиваясь в спокойном утреннем воздухе. Занявшаяся заря разливается по всему горизонту.

— А здорово мы их накрыли! Они, наверно, и не поняли, кто их потопил. Даже выстрелить не успели, — сказал Смычков. Он сидел за столом довольный и, как всегда, веселый.