— С радости или с горя?

— С горя, мичман, с командиром расставаться не хочется.

— А зря вы ушли от нас, — с упреком неожиданно закончил Иванов и выжидательно посмотрел на меня. — Так нужно было, Иван Мефодьевич. Посмотрите, какой нарядный вид у нового гвардейского флага, — сказал я, показывая на наш корабль.

— Вы знаете, что старый флаг и Красное знамя ЦК комсомола, которое нам вручили в августе 1942 года, сейчас находится в Центральном Военно-морском музее?

— Слышал, — ответил я. И снова вспомнились тревожные будни 1942 года. Одним из волнующих событий тех дней было решение ЦК ВЛКСМ о вручении нашему экипажу переходящего знамени, только что учрежденного. Для экипажа подводной лодки М-171 это было большой честью, поскольку это знамя было единственным на всем Военно-Морском Флоте. И в то же время матросы и офицеры хорошо понимали, какая новая ответственность, легла на плечи экипажа.

В доме офицеров Флота собрались делегаты комсомольских организаций флота, представители областной комсомольской организации. Большой зрительный зал был переполнен. По поручению ЦК знамя вручил начальник Политуправления Северного флота генерал-майор Торик. Комок подступил к горлу, когда мне нужно было выйти с ответным словом: так велико было мое волнение.

Знамя я передал Алексею Лебедеву, лучшему радисту и гидроакустику флота. Зал долго аплодировал. На сцену взбежали девушки в матросской форме с букетами полевых цветов, пахнущих войной. Потом мне рассказали о том, как эти девушки с полуострова Рыбачьего, где проходил фронт, собирая цветы, укрывались в мелком заполярном кустарнике от немецкого штурмовика, охотившегося за ними. Девушки хорошо понимали, что за цветы, которые они намеревались поднести гвардейскому экипажу, могли заплатить жизнью. И все же они вручили гвардейцам цветы, сорванные под огнем противника, они видели в этом свой девичий и комсомольский долг. Очень хотелось бы знать, где эти девушки сейчас. А знамя? Знамя ЦК до конца войны оставалось за гвардейским экипажем подводной лодки М-171. Комсомольцы корабля поклялись удерживать его до последнего вздоха, последнего человека на корабле и сдержали клятву. И вот сейчас оно в музее, куда переслал свои реликвии доблестный экипаж, передавая после войны корабль новому пополнению подводников.

— Вы о чем-то задумались? — спросил меня Иванов.

— Вспомнил, как знамя принимали от ЦК комсомола. Давно уже это было, а помнятся все детали события.

— Я тоже все помню. — Он хитро улыбнулся и сказал:

— Помните, как одна девушка с цветами хотела вас поцеловать?

— Нет, такого не было, — ответил я.

— Да как же, разве вы не знаете?

На этом вечере наши ребята танцевали с девушками, они им и рассказали. Смычков же рассказывал потом в кают-компании. На торжественной части все девушки сидели в первом ряду и одна из них сказала:

— А что, девушки, если я при всех поцелую командира прямо на сцене?

— Видишь, кинохроника снимает, вдруг жена увидит на экране.

Так и порешили, что не стоит.

Уже давно зажглись на улицах фонари, и стоящие на реке корабли засветились разноцветными лампочками, а мы все бродили по набережной и вспоминали. Перед нами в тот день, как в большом романе, проходили судьбы наших старых боевых товарищей. Большинство из них вели теперь жизнь, совсем не похожую на ту нашу, военную, пользовались с полным правом теми благами, которые отстаивали с риском для жизни во время наших подводных походов. Так же как Зубков, Лебедев и Матяж, как мы с мичманом, как все остальные, мирно трудились.

Тюренков и Соколов-старший работали на одном из московских заводов; Федосов, наш незаменимый наблюдатель, заведовал теперь в родной Рязани районной сберкассой; мой боевой помощник Щекин закончил Морскую академию и получил повышение в должности; воспитывал молодых воинов политработник капитан-лейтенант Хвалов; командовал подразделением молодых подводников наш младший трюмный, а теперь младший лейтенант Мамкин.

Но не всем из экипажа подводной лодки довелось снова увидеть мирную жизнь и воспользоваться плодами своих побед. Сложил свою буйную голову наш отчаянный командир отделения мотористов Морозов, погибли лейтенант Усенко и гидроакустик Облицов, отдал свою щедрую душу за светлую жизнь, инженер капитан-лейтенант Смычков.

Не дожили они до того времени, о котором мечтали и которое приближали своим нелегким ратным трудом. Но они вечно будут жить в сердцах тех, кто воевал рядом с ними, и в памяти тех, кому не довелось познать ужасы войны, но которые должны быть благодарны им за дарованное ценой большой крови счастье мирно жить на земле.