— Теперь вот что, — Беккер пошел к двери, но Азизов остановил его испуганным вскриком:
— Там мои люди.
— Ага, щщщяззззз! — возразил Беккер. — Какие это, на хрен, люди?
Из коридора он вернулся с ноутбуком.
Беккер, простая душа, покрылся семью потами, прежде чем понял, какие кнопки надо нажимать, чтобы запугать Азизова окончательно и навсегда.
— Сюда смотри, — предложил он Тимуру. — Ты номера своих счетов-то помнишь?
Азизов побледнел, но, как ни странно, ему стало легче. Он решил, что это просто Мельников решил его поприжать через каких-то бандитов.
— Конечно, помню. С этого бы и начинали, — упрекнул он и ошибся.
Об ошибке Беккер сообщил ему молча, подзатыльником. Потом повторил на словах:
— Много текста. Смотри.
Вовка снова вспотел, а Корсакову стало смешно — он едва сдерживался.
Но профессионализм и есть профессионализм, и Беккер за пять минут продемонстрировал, как уйдут деньги с любого счета «товарища» Азизова, если тот когда-нибудь по ошибке помянет Игоря Корсакова дурным словом.
Любимым литературным героем Беккера был старший лейтенант Таманцев из «Момента истины», поэтому, расставаясь с Азизовым, он его обнял и повторил почти слово в слово обещание Таманцева:
— Если обманешь, это будут последние минуты твоей жизни.
Потом не выдержал, добавил от себя:
— За Гарьку я тебе горло сломаю, веришь?
Подведя Азизова к двери, распахнул ее, и позвал:
— Эй, орлы, своих тут подберите!
За «орлов», остававшихся в коридоре, отвечал Шукис. (Он долго уговаривал «взять его в дело». Взяли лишь после того, как Элик отдал свой израильский паспорт Игорю, оставив себе только российский. Чем обезопасили себя от международного скандала.)
А Беккер у дверей прощался с Азизовым:
— Там внизу милиция, так ты не глупи, хорошо? Надо ответить за тех, кого твои засранцы избили, понимаешь? Это справедливо.
Он развернул Азизова лицом к себе:
— Ну, ты понял, что нас туг не было?
Азизов кивнул, а Беккер предупредил:
— Если начнешь гадить, в камере до утра не доживешь.
Азизов автоматически спросил:
— Вы думаете, я в камере окажусь?
На что Беккер ответил:
— Какая разница?
Спустя три дня, встретившись с Мельниковым на совещании у президента, Азизов долго и пытливо вглядывался в него, надеясь уловить хоть какой-то намек. Намека не увидел и отнес это, про себя, конечно, на счет истинно иезуитской выдержки Мельникова.
Но все же решил стать еще осторожнее.
38. Подмосковье. Суббота
По залу аэропорта вальяжно и неторопливо шел джентльмен лет сорока, судя по всему — иностранец. Несмотря на свой солидный вид, он приветливо отвечал толчками на толчки, тычками на тычки и матерками на матерки, которым так богата суета российских аэропортов.
Увидев буфет, он встал в очередь и набрал всего, что только возможно. Выложив все это на столик, он не спешил приступать к трапезе.
Через несколько минут к нему подошел и, не сказав ни слова, расположился за столом, как дома, обыкновенный российский мужик, каких тут сотни тысяч.
Иностранца это не покоробило. Скорее, напротив, он был рад: не скрываясь, вытащил из своего дорожного «коффера» бутылку водки и сообщил мужичку извиняющимся тоном:
— Нет уже нормальных пробок, только винтовые.
— Ты хоть бы спросил, какое горлышко, а то, знаешь, сейчас делают с какими-то пипетками, так водку едва дождешься, пока нальешь.
— Я просил нормальную.
— Да кто же сейчас знает, что такое «нормальная».
Открутив крышку, оба они радостно улыбнулись простому горлышку бутылки.
— Ну, Володя… Так, давай сначала за встречу, а потом…
— Да иди ты, Эмгас, ты пей, и все.
Эмик уже было поднес бутылку ко рту, но резко остановился:
— Сперва — неотложное.
Он набрал телефонный номер:
— Скажи спасибо дяде, паренек. Номер ее запиши. Я знаю, что будет на дежурстве. Тупой ты, Гарик. Какой женщине понравится, что ее не могут дождаться! Ей. Правильно. Сейчас и звони. Ну и что? Ты уже взрослый, сам соображай. И вообще, приезжайте ко мне в гости. Ну ладно, пока.
Воодушевленно опять взявшись за бутылку, Эмик сделал пару глотков, и был остановлен вездесущим Беккером:
— Не части! Куда спешишь?
— Твой рейс когда? — уточнил Эмик.
— Посадку объявили. А твой?
— Сейчас начнется регистрация.
— Ну, вот, видишь, времени — вагон. Пей не спеша. Когда еще увидимся…