Как все было бы великолепно, если бы за этим же столиком не стоял рядом с Корсаковым Льгов.

— Показывая, как вы едите, Игорь, можно деньги заколачивать, — улыбнулся он.

— Вы — плагиатор, — прочавкал Корсаков в ответ. — Вы украли идею у Жюля Верна. Один из его персонажей именно об этом говорит другому.

И, чтобы завершить дискуссию, сразу же отправил в рот остатки расстегая.

— Ну, хорошо, ешьте без зрителей, — сдался Льгов.

Корсаков наконец вытер салфеткой губы.

— Один такой зритель, как вы, способен полностью отбить аппетит, — отомстил он, покидая буфет.

В зале ожидания они присели, и только теперь Льгов начал расспрашивать Корсакова о том, что произошло за последний час. Услышанным он остался доволен. На вопрос Игоря «зачем такие сложности» ответил туманно:

— Есть резоны. Теперь вот что. Скажите, вам известен человек по фамилии Маслов?

— Глеб?

— Значит, знаком. Давно?

— Примерно полгода, а что?

— Пока — ничего, надо проверить, — все так же «темнил» Льгов.

— Вы сейчас отправитесь вот сюда, — продолжил он, протягивая Корсакову билет на электричку. — Слушайте меня внимательно. Станция, куда вы едете, очень удобна для нашего дела.

— Для какого дела? — не выдержал Игорь. — Не пора ли мне хоть что-то узнать?

— Не пора, — успокоил Льгов. — Точнее говоря, тут и тайн-то никаких нет. Вы едете на встречу с человекам, который расскажет много больше, чем я. Мне был известен только Росохватский, так сказать, в его обыденном виде, а ваш предстоящий знакомый занимался его делами научными, прикладными. Понимаете разницу?

Разницу Корсаков понимал.

— Что теперь? — спросил он.

— Итак, по порядку, — предложил Льгов. — Станция расположена далековато от самого поселка, а автобусы подходят ровно к прибытию электричек и уходят сразу же, как только пассажиры усядутся в автобусы.

— А мне-то что?

— Устали, Игорь? — пристыдил Льгов и продолжил. — Наш резон в том, что, если кто-то и следит за вами, он вынужден будет проявиться.

— Как?

— Потерпите — объясняю. Чтобы успеть к автобусам с вашей электрички, в полночь, люди стараются выходить из средних вагонов. Так ближе к автобусам, — пояснял Льгов.

— Ну, а мне что от этого?

— Вы сядете в пятый или шестой вагон. После Яхромы и Дмитрова в вагонах останется мало народу. Последний перегон перед вашей станцией длится семь минут, запомните. Поэтому, как только электричка тронется, смотрите на часы. Через четыре с половиной минуты вы встаете и начинаете переходить во второй вагон.

— Зачем?

— Затем, — терпеливо продолжал Льгов, — что нормальные пассажиры, как я только объяснил, будут сосредотачиваться в средних вагонах. И человека, который, подобно вам, будет переходить из середины в начало состава, вы легко увидите, понятно?

Корсаков кивнул. Ему нравилось, что из внешне несвязных советов Льгова буквально на глазах возникает стройная и целесообразная конструкция.

— Как только электричка остановится, выходите на платформу, разворачивайтесь и идите в обратную сторону, к автобусам, ясно?

Корсаков кивнул.

— Как только закроются двери электрички, вы должны быть у самой головы состава и перебежать пути, как говорится, перед близко идущим поездом. Как только окажетесь по другую сторону электрички, бегом к строениям — просто, встаньте за ними. Померзнете там минут десять, чтобы никого из нормальных людей уже не осталось.

— А ненормальные?

— Ну, я вам легкой жизни не обещал, — развел руками Льгов. — Далее. После этого снова пересекаете пути и идете по дороге, вдаль от остановки автобусов. Там будет развилка, повернете направо, ну, а потом уже шагайте, не сворачивая. Идти минут сорок по свежему лесному воздуху. Когда войдете в поселок…

Далее последовал подробный рассказ: как найти того, кто нужен.

— Зовут его Иван Богданович, а фамилия — Гуцул.

— «Западенник»?

— Предки его родом из Галиции, а сам и родился, и вырос в Сибири. Правда, говорит с украинским акцентом, хотя в стране предков не бывал, — уточнил Льгов, вытянув вперед раскрытую ладонь с карманными часами:

— Передайте от меня. Если будет сомневаться — отдадите вот это. Он поймет, расскажет все, что знает.

— А вы?

— Что?

— Вы сами расскажете то, что знаете?

— О чем?

— О ком. О Баире Гомбоеве.

Вместо ответа Льгов поднялся, потянул за рукав Корсакова. Когда вышли на перрон, заговорил:

— Видимо, придется. Хотя я и сам часто сомневаюсь: сон это или реальность. В апреле девяносто третьего…

…Льгов не был дома почти двое суток и очень хотел спать. Наскоро умывшись, он вышел в комнату и подошел к окну, чтобы хоть на минуту ритуально полюбоваться панорамой ночного Питера. Но насладиться созерцанием и размышлениями не успел.

Сзади щелкнул выключатель и загорелась лампочка, висевшая под самым потолком. Льгов обернулся и увидел невысокого, сухощавого человека — скорее молодого, хотя лицо его было плохо различимо из-под длинного козырька кепки и шарфа, закрывающего пол-лица.

— Здравствуйте, уважаемый Владимир Евгеньевич.

Голос у незваного гостя был спокойный, вежливый.

— Вы не могли бы опустить портьеру?

— Кто вы такой и как сюда попали? — спросил Льгов, не успевший испугаться.

Собственно, а чего ему бояться? Воровать у него нечего. Свою последнюю истинную ценность — энциклопедию Брокгауза и Эфрона дореволюционного издания — он продал две недели назад какому-то «новому русскому», который обустраивал свой кабинет в квартире на Васильевском, разыскивая «книги типа как старинные, понял».

— Мое имя — Баир Гомбоев, — все так же вежливо представился гость. — Скорее всего оно вам ничего не скажет.

Гость ошибался, имя сказало. Когда-то давно Льгов взял себе в «негры» начинающего журналиста Алешу Кириллова. Парень вернулся из армии и решил стать будущей звездой криминальной журналистики. В газетах, куда он приносил свои материалы, к нему быстро привыкли и стали разбегаться кто куда, услышав о его приближении. Статьи Кириллова отличались скукой и переполнены были «правильными» выводами и поучениями.

Трудно сказать, почему, но Льгов стал ему помогать, и Алеша, пусть медленно, пошел вверх.

А потом Кириллову повезло: кто-то из начинающих «умных» бандитов понял, что общественное мнение точно так же, как все ценные вещи, можно воровать. Правда, там воровство называется и совершается иначе, но сути это не меняло. И Алешу общими стараниями, независимо друг от друга, стали делать главным поставщиком информации о бандитском Петербурге. Тех, кто пытался конкурировать с ним и оперировать своими версиями, быстро «переориентировали» в иную сферу. Несговорчивых — отправляли в мир иной.

Алеша быстро рос, обрастал связями и роскошью, купил домик в Комарове, стал вхож в высокие кабинеты власти, но, как ни удивительно, Льгова не забывал. Два-три раза в неделю он «вызывал» наставника «на консультации». Проходили они на Васильевском, в ресторане «Шалман», — одной из главных «точек» питерского криминалитета, где Кириллов числился одним из самых уважаемых гостей.

Как правило, Алеша на протяжении всего обеда рассказывал о новостях новой криминальной столицы России, а Льгов, в завершение всего, лакируя обед кофе и десертом, высказывал свое мнение. Кириллов благодарил. На том и расставались.

Вот на одном таком обеде Льгов и услышал новое имя — Баир Гомбоев.

— Это что-то невероятное, Владимир Евгеньевич, поверьте. Приехал в Питер два месяца назад, и уже в таком авторитете! Самое интересное, что он ни с кем не связан, никто не видел его больше чем с тремя «бойцами»! Да они у него вообще вместо мебели, поверьте, — Алешин голос дрожал от восхищения. — Позавчера мне удалось договориться с одной командой. Поехали на стрелку. Приезжаем на пяти БМВ, двадцать человек, пораньше, чтобы поляну просечь. Еще две машины подкатывают с другой стороны, там два снайпера на крайний случай. Ровно в назначенное время, минута в минуту, появляется «копейка», из которой выходят три человека. Четвертый — за рулем. Все трое — азиаты, щуплые, соплей можно перешибить. Двое стоят, третий вышел на середину пространства, которое между двумя «договаривающимися сторонами» образовалось. Его сразу окружают «братки». Идут открыто, нагло, уверенно, а ему — хоть бы хны. Потом он вдруг и говорит: «С кем будет разговор?» Браткам пофигу, прут, окружают. Он еще раз спрашивает: «Кто будет говорить?» Опять тишина и движение. Тогда он поднимает руку, прикладывает ее к бровям так, будто от солнца прикрывается. И братки просто останавливаются, как вкопанные. Лица застывшие, глаза бессознательные, пустые. Тут он подходит к одному из них и начинает называть места, где отныне будут собирать деньги они, азиаты. Это что-то потрясающее! Я «братков» видел не в первый раз, им человека убить, — все равно, что высморкаться. А их старший меньше трех стволов никогда с собой не носит, потому что стрелять любит без перерывов, но тут стоял и слушал, как отнимают его «точки». Слушал и кивал головой. Ну, ладно, закончилось все, сели эти трое в машину, уехали. «Братки» постояли все так же еще минут пять. Потом стали рассаживаться по машинам, молча. Спрашиваю «бригадира»: и что будешь делать? А ничего, отвечает, тот же сказал, что это его точки. Ну а ты просто так и отдашь? Так, говорит, он же сказал. А раз сказал, значит, так и будет. Вот, что удивительно и непостижимо, Владимир Евгеньевич. Кто бы мне такое рассказал, я бы на смех поднял. А тут — сам видел. И как вы такое объясните?