— Нет, — потупила голову Панина. — Я ничего не говорила, они думают, что я продолжаю жить у Саржина. А чемодан так в кладовке и остался.

— Очень хорошо! Берите бумагу и пишите: «Дорогая мама!

Я боюсь за свою жизнь. Мой сожитель — Саржин Петр Семенович — угрожает мне убийством: из — за денег в портфеле, которые я у него видела. Говорит, что меня убьет, закопает в лесу, а чемодан с вещами подбросит вам в кладовку и скажет, что мы разошлись. Если убедитесь, что меня нигде нет, то я, скорее всего, мертва. Любящая дочь Клава».

— Дописать, чтобы она в милицию бежала? — расписавшись, спросила Панина.

— Нет: надо вовремя остановиться, — возразил Вилкин. — Она туда и так пойдет, но вначале с письмом к Саржину приедет. Когда ваша мать напишет заявление в милицию, то это потом можно расценить как заблуждение. Если она это сделает по вашему требованию, то вас привлекут к ответственности за клевету. Возьмите чистый лист бумаги, пишите еще одно письмо: «Уважаемая редакция! Мой супруг, Саржин Петр Семенович, нашел клад и скрыл его от государства. Я считаю, что это неправильно. Нужно жить по совести и закону. Объясните ему». Подпишитесь, поставьте сегодняшнее число и укажите все свои данные, в том числе номер паспорта. Обратный адрес — переулок Табачный, причем и на конвертах.

Подождав, когда Клавдия Ивановна заполнит адреса на конвертах и заклеит их, Вилкин улыбнулся:

— Вы — хороший клиент: исполняете все, что требую, и ничего не спрашиваете.

— Я думаю: вы его запугать хотите и на испуге деньги забрать, — улыбнулась Панина в ответ. — Угадала?

— Отчасти. Я его проблемами хочу озадачить и перетащить из темноты на солнышко: этого и честный человек не любит, не говоря о мошеннике… Слушайте внимательно: сейчас едем на почтамт, там вы отправите письма заказной корреспонденцией, после чего я отвезу вас к знакомой старушке, — будете жить у нее на полном пансионе, пока за вами не приеду. На улицу не выходить, не звонить и не писать. С этого момента вы для всех должны исчезнуть.

— Я с ума сойду от скуки! — заволновалась Панина.

— Телевизор смотреть будете и книжки читать. Поехали.

Устроив Панину на квартире, Вилкин отправился в редакцию газеты, где, зайдя в кабинет к заместителю редактора — бывшему однокурснику по филологическому факультету, — попросил при получении письма Паниной немедленно опубликовать его под заголовком: «Куда смотрит налоговая/». Выторговав согласие за бутылку коньяка, сыщик отправился домой.

— Логика и реальность — разные понятия, — сделала вывод Анна Николаевна, когда сын, поужинав, рассказал ей план своих действий. — А если что — то сработает не так или вообще не сработает? Тогда все, что ты нагородил, свалится на тебя или Панину: или на обоих.

— У меня нет выхода, — оправдывался Вилкин, понимая справедливость материнских слов. — Точнее: не вижу другого способа выиграть. В этом деле я и моя клиентка должны стать невидимками, поэтому я перевел Панину на нелегальное положение, а сам буду контактировать с Саржиным только по телефону.

— Инесса была права, — вздохнула Анна Николаевна. — Ты закончишь жизнь или мучеником, или святым.

Вилкин нахмурился, встал из — за стола. Напоминания о жене, бросившей его два года назад, все еще оставались мучительными.

— Прости, сынок, прости! — Анна Николаевна подошла к сыну, обняла его. — Вроде простое дело, а я за тебя боюсь.

— Честно говоря: я тоже! — сознался Вилкин.

В агентство Вилкин приехал рано утром. Из рассказа Паниной он знал, что по средам, пятницам, воскресеньям и понедельникам Саржин куда — то уезжал, возвращаясь поздно вечером. Сегодня была среда.

Открыв шкаф, сыщик выбрал на полке и надел на голову парик, приклеил небольшие усики и нацепил на нос очки с простыми стеклами. К гримировке Вилкин прибегал только в крайних случаях: сейчас был именно такой.

Оставив «Москвич» возле агентства, Вилкин доехал на маршрутке до остановки такси и, выбрав «Волгу» без обозначения принадлежности к таксопарку, предложил водителю:

— Нанимаю машину на два часа: плачу по договоренности. Нужно за одним фраером поездить.

Таксист заколебался, но размер оплаты оказался убедительным и вскоре такси стояло на углу Табачного переулка. Ждать пришлось недолго: вскоре показалось «Ауди» с Саржиным за рулем.

— Трогай за ним! — велел Вилкин.

Преследователя Саржин заметил минут через десять.

Дважды «Ауди» останавливалось и его хозяин, со злостью поглядывая на замершую метрах в тридцати «Волгу», покупал то сигареты, то газету, потом «Ауди» ускорило ход и начало петлять по улицам, а когда это не помогло, Саржин, чудом избежав столкновения, промчался на красный свет светофора.

— Возвращаемся, — удовлетворенно велел Вилкин таксисту. — На бойню, потом к Центральному рынку.

Рассчитавшись с таксистом, Вилкин зашел на рынок, купил кусок мяса, затем посетил аптеку и, дождавшись нужной маршрутки, вскоре был в агентстве. Записав в блокнот номер машины и фамилию обслуживавшего его сегодня таксиста, Вилкин сбил в стакане усыпляющую смесь, пропитал ею мясо и, упаковав гостинец в пакет, отправился в дом Саржина.

На стук в ворота, кроме овчарки, никто не отозвался. Убедившись, что прохожих поблизости нет, Вилкин быстро залез на перекладину ворот, достал из сумки кусок мяса и, показав его подпрыгивающей в остервенении овчарке, швырнул мясо так, чтобы оно упало возле собачьей будки. Спрыгнув на землю, Вилкин, чтобы не маячить возле ворот и успокоить собаку, прогулялся по соседним улицам, после чего вновь вернулся к Саржиновскому дому. Постучав в ворота и не услышав собачьего лая, Вилкин натянул на руки перчатки, открыл отмычкой замок на воротах и вошел во двор. Собака спала возле будки; Вилкин надел на нее цепь, нашел в сарае штыковую лопату и начал копать землю в огороде и в саду, создавая впечатление, что здесь что — то искали или прятали. Бросив лопату возле сарая, Вилкин, вновь используя отмычку, зашел в дом, где, открывая шкафы и переворачивая стулья, создал видимость тщательного и неумелого обыска. Вынув из сумки банку, открыл крышку и разбрызгал в спальне взятую на бойне бычью кровь. Закрыв входные замки, Вилкин, убедившись, что овчарка продолжает спать, снял с нее цепь, закрыл ворота изнутри на замок и задвижку, перелез через ворота и, снимая на ходу перчатки, поспешил прочь.

— Валера, а почему ты не захотел выяснить, куда и зачем ездит Саржин? — с интересом спросила вечером Анна Николаевна.

— Есть черта, где заканчивается Саржин и начинается организация, на которую он работает, и мне эту черту нельзя преступать. Я не хочу получать опасные для себя и не нужные для дела знания.

— А те безобразия, что ты у него дома и на участке устроил: для чего?

— Для человека самое страшное: столкнуться с непонятным. Вечером Саржин с трудом попадет в собственный дом. где неясно что и зачем делали и кого — то в спальне то ли ранили, то ли убили, — при том, что по двору бегает живая и невредимая овчарка, а из дома ничего не украдено. Если приплюсовать сюда визит работника милиции и слежку, то у Саржина есть о чем подумать. Утром он обнаружит, что на участке что — то искали или прятали, а к обеду появятся с обвинением в убийстве мать и брат Паниной, получившие письмо и обнаружившие чемодан в кладовой.

На следующий день около двенадцати часов Вилкин расположился в засаде у входа в переулок Табачный, ожидая, когда появятся гости из Зуи, — и они действительно появились. Что происходило в доме, Вилкин мог только предполагать, но видел, что родственники Паниной уходили злые и в тревоге. Купив в киоске газету, Вилкин нашел на третьей странице заметку «Куда смотрит налоговая?», вырезал ее ножиком из газеты, подчеркнул на обратной стороне одну из букв и, положив заметку в конверт, попросил проходящего мальчишку бросить конверт в почтовый ящик Саржина. Вернувшись в агентство, вилкин напечатал на пишущей машинке отчет о своих действиях и положил его в ящик стола. Ближе к вечеру Вилкин прошел к ближайшему телефону — автомату, набрал Саржиновский номер и, когда трубку взяли, сказал, прижимая к микрофону носовой платок: