— И что вы хотите? — спросил Вилкин.

— Наказать его! И пусть деньги за три с половиной месяца отдаст. Сделайте, прошу вас!

Вилкин заколебался. Дело было бесперспективным и проще было бы отказаться, объяснив, что в действиях Саржина отсутствует как криминальный состав, так и повод для разбирательства в гражданском суде, но… Вилкин представил, как эта глядевшая на него с надеждой женщина уйдет отсюда с раненой душой, обманутая, обиженная, опозоренная, — и, вздохнув, заполнил бланк договора, взяв пятьдесят гривен задатка и оговорив в качестве гонорара тридцать процентов от суммы, которую удастся забрать у Саржина.

Попросив Клавдию Ивановну вернуться к пятнадцати часам, Вилкин закрыл за обрадованной посетительницей дверь, постоял, обдумывая план действий, потом, выйдя из агентства, сел в свой старенький «Москвич» и отправился в гости к Саржину. Приехав в переулок Табачный, Вилкин прошелся вдоль огородившего участок высокого каменного забора и застучал кулаком по железным воротам.

Раздался собачий лай; через минуту хриплый голос прикрикнул на псину и дверь в воротах распахнулась. Саржин оказался именно таким, каким описывала его Клавдия Ивановна: широкоплечий, с обезьяньей наружностью.

— Чего надо? — хмуро спросил Саржин.

— Детективное агентство — Вилкин показал пластиковое удостоверение. — Побеседовать надо.

— «Детективное»? — изумленно переспросил Саржин. В глазах его мелькнул страх. — Это что: «уголовка» так теперь называется?

— Пройдемте в дом: в ногах правды нет, — поморщился Вилкин. — Посидим, поговорим: все узнаете.

— Подождите: собаку на цепь посажу.

Минут через пять дверь опять распахнулась и сыщик, бросая взгляд по сторонам, пересек двор и вслед за Саржиным вошел в дом: добротный, с мансардой, застекленной верандой и множеством пристроек.

— Тут письмо на вас пришло, — сказал Вилкин, сев в предложенное хозяином кресло. — Пишут, что занимаетесь незаконными промыслами.

— Ах ты!.. — выматерился Саржин. — Баба небось пишет. Пригрел я тут одну прошмандовку.

— Не имеет значения, — сухо произнес Вилкин. — Все — таки: источник ваших доходов?

— Сад у меня, огород, — начал перечислять Саржин. — Подрабатываю иногда.

— Наркотики возите, что ли?

— Ну, парень — засмеялся Саржин. — Если письмо об этом, то можешь его выбросить.

— Это я об этом, а письмо о другом. У вас какая профессия, чем подрабатываете?

— Строить могу, водителем работал.

— Валютой, золотишком не промышляли?

— «Рыжье» — это для пацанов, — снисходительно объяснил Саржин. С каждой минутой он все более успокаивался.

— У вас ружье в углу стоит: разрешение на него есть?

— Могу показать.

Саржин поднялся, подошел к шкафу, вытащил оттуда охотничий билет и свидетельство о регистрации ружья и протянул Вилкину.

— Часто на охоту ходите? — просмотрев документы, Вилкин вернул их владельцу.

— Давно не ходил: некогда.

— А чем еще занимаетесь?

— Я говорил: садом, огородом. Собрал урожай, продал: вот и деньги.

— Это весь круг ваших занятий?

— Да. А что?

— Ничего. У вас две машины: «Ауди» и фургон. Зачем столько?

— «Ауди» — для поездок по городу, фургон — для рынка. Закон что: запрещает?

— Даже поощряет, — Вилкин встал, медленно направился к выходу. — Значит, живете за счет подсобного хозяйства и случайных заработков, других доходов нет?

— Рад был познакомиться! — вежливо проговорил Вилкин, спускаясь с крыльца во двор. Саржин шел следом; потом, как Вилкин и ожидал, поравнялся и спросил:

— Слышь, начальник: что в письме? Ничего не сказал.

— Проверять будем, — равнодушно выговорил Вилкин. — О результатах узнаете.

Выйдя за ворота, он повернулся спиной к Саржину и направился к спрятанному за углом «Москвичу»; перед тем, как свернуть за угол, оглянулся: Саржин стоял на том же месте, озабоченно глядя вслед сыщику.

Обедать Вилкин старался дома: это было и экономнее, и вкуснее. Мать сыщика Анна Николаевна не зря шутила, что с уходом на пенсию приобрела специальность повара.

— Новое дело? — наливая сыну в тарелку суп с пельменями, с интересом спросила Анна Николаевна.

— Да.

Сыщик пересказал матери утренние события.

— И каков вывод?

— Приняв меня за работника милиции, Саржин испугался. Конечно, не истории с Паниной, хотя я дал понять, что письмо написала она, — он испугался моего появления в доме и каких — то фактов, которые могут в письме фигурировать. Построение фразы, слова «рыжье», «начальник» — свидетельство того, что он побывал на зоне. Умалчивает, где работает, незнакомые люди с сумками, приличные доходы, которые не объяснишь прибылью от сада и огорода: на чем — то криминальном он завязан, но на чем? Я назвал возможные направления деятельности: реакция нулевая. Понимаешь, мама, здесь тот случай, когда важно не то, что человек говорит или делает, а то, что он должен сказать или сделать, но не делает и не говорит. В коридоре я заметил удочки и рыбацкие сапоги, но слово «рыба» ни разу не было произнесено!

— Думаешь: браконьер?

— Сомнительно: все — таки в Симферополе живет, а не в Керчи. Но с рыбным промыслом связан, причем — вспомним консервы в сумках — не как одиночка, а как член организации. Скорее всего: нелегальная добыча и консервация икры с последующей переброской в Турцию и другие страны. В Крыму — доходное дело!

— Валера, но это опасно! — Анна Николаевна с тревогой смотрела на сына. — Организация — это не только бандиты, но и коррумпированная милиция, рыбнадзор, таможня. Тебя уничтожат.

— Постараюсь этого не позволить, — доев, Вилкин поднялся из — за стола. — Ситуация опасна не только для меня, но и для Саржина. Организация действует в темноте, когда высвечивается один из ее членов: убирают того, кто держит фонарь, или того, на кого направлен свет. Саржин не зря волнуется, он это понимает.

Поцеловав мать, Вилкин спустился к машине и отправился в агентство. Дожидаясь Панину, сделал несколько телефонных звонков, а когда Клавдия Ивановна пришла, усадил за стол и спросил:

— Ваш бывший сожитель увлекается рыбалкой?

— Удочки есть, но на рыбалку не ездит, — объяснила Панина. — Хотя, когда стирала его одежду, она всегда пахла рыбой. Я как — то спросила, так он нагрубил: не бабьего, мол, ума дело!

— А черная и красная икра у вас в доме часто бывала?

— Очень! Я еще удивлялась: откуда такое богатство?! Говорил, что друг у него — капитан рыболовецкого судна.

— Понятно. Я пообщался с Саржиным и должен сказать, что сожитель ваш гораздо опаснее, чем думаете. Иными словами, деньги у него придется забирать с риском для вашего здоровья. Готовы к этому?

— А что: прощать?! Если тронет: в милицию пойду! Пусть деньги отдает, их у него много. Однажды портфель домой принес, я случайно открыла: а он деньгами набит! Саржин, когда увидел, чуть меня не убил. Потом, когда успокоился, объяснял, что клад нашел. Словно я — последняя дура и всему готова верить.

— Клад? — переспросил Вилкин. — Но это прекрасно! Сейчас позвоните Саржину и повторите то, что я написал на бумаге. Потребуйте семь тысяч гривен: за работу и моральный вред. Деньги в течение недели должен выслать в Зую почтовым переводом.

— Да он удавится, но не вышлет! — прервала сыщика Панина. — Такую прорву деньжищ! Может, пятисот гривен хватит?

— Вышлет, если сделаете то, что скажу, — категорично ответил Вилкин. — Крикните, что если денег не будет, то сообщите о его рыбных делах в прокуратуру, — и тут же положите трубку. Поняли?

— Вроде бы! — нерешительно произнесла Панина. — Давайте вашу бумагу, поучу, чтобы не напутать.

Минут через десять, когда Панина твердо уяснила, что говорить, Вилкин, включив магнитофон, наорал домашний номер Саржина. Телефонный разговор Панина провела хорошо, с достаточной злостью и твердостью, и, бросив трубку, удовлетворенно воскликнула:

— Как я его! Душа радуется!

— Рано радуется, — осадил ее Вилкин. — Все трудности — впереди. Кстати: ваши родные знают, что Саржин вас выгнал?